Цветок в пустыне - Джон Голсуорси

С сердечными поздравлениями и наилучшими пожеланиями искренне Ваш

Он адресовал это написанное изящным прямым почерком письмо на Корк-стрит и тут же отправил его с клубным рассыльным. Остальную часть перерыва в работе он посвятил восхвалению своего франко-канадского издания, затем нанял такси и поехал обратно в Ковент-гарден. В приёмной его встретил клерк:

— Мистер Дезерт ожидает вас в кабинете, сэр.

— Прекрасно! — ответил Компсон Грайс, подавив лёгкую дрожь и подумав: «Быстро сработано!»

Уилфрид стоял у окна, откуда в ракурсе был виден Ковент-гарден. Когда он обернулся, его потемневшее, измученное лицо и горький взгляд потрясли Компсона Грайса. Здороваться с ним тоже было не очень приятно, — сухая рука прямо-таки пылала.

— Вы получили моё письмо? — осведомился издатель.

— Да, благодарю. Вот адрес моего банка. Лучше всего вносите туда чеки под расписку.

— Вы не слишком хорошо выглядите. Опять уезжаете?

— Вероятно. Ну, до свидания, Грайс. Благодарю за всё, что вы сделали.

— Ужасно сожалею, что эта история так отразилась на вас, — с неподдельным чувством ответил Компсон Грайс.

Уилфрид пожал плечами и направился к выходу.

Когда он ушёл, издатель постоял, комкая в руках записку с адресом банка. Потом неожиданно громко выпалил: «Не нравится мне его вид. Решительно не нравится!» — и снял телефонную трубку…

Уилфрид повернул на север, — ему предстоял ещё один визит. Он пришёл в музей как раз в тот момент, когда Эдриен взялся за свой дуврский чай и булочку с изюмом.

— Чудесно! — сказал тот, вставая. — Рад видеть вас. Вот чашка. Присаживайтесь.

Вид Уилфрида и пожатие его руки потрясли Эдриена не меньше, чем Грайса.

Уилфрид глотнул чай.

— Разрешите закурить?

Он закурил сигарету и сгорбился на стуле. Эдриен ждал, когда он заговорит. Наконец Уилфрид сказал:

— Простите, что так бесцеремонно ворвался, но я ухожу обратно в неизвестность. Я хотел посоветоваться, как будет Динни легче, — если я просто исчезну или предварительно напишу.

На душе у Эдриена стало беспросветно темно.

— Вы имеете в виду, что не сможете ручаться за себя, если увидитесь с ней?

Плечи Уилфрида судорожно передёрнулись.

— Не совсем то. Жестоко так говорить, но я до такой степени сыт всей этой историей, что больше ничего не чувствую. При встрече я могу сделать Динни больно. Она — ангел. Вряд ли вы поймёте, что со мной произошло. Я и сам не понимаю. Знаю только, что хочу бежать от всех и вся.

Эдриен кивнул:

— Я слышал, вы были больны. Не кажется ли вам, что это отразилось на вашем настроении? Бога ради, не ошибитесь в себе теперь.

Уилфрид улыбнулся:

— Я свыкся с малярией. Дело не в ней. Вы будете смеяться, но у меня такое ощущение, как будто душа истекает кровью. Я должен уехать туда, где ничто и никто не напомнит мне о прошлом. А Динни напоминает мне о нём больше, чем что-либо другое.

— Понятно, — выдавил Эдриен и замолчал, поглаживая рукой бородку. Затем встал и начал ходить по кабинету: — Вы уверены, что отказываться от последней встречи с Динни честно и по отношению к ней и по отношению к вам самому?

Уилфрид ответил, еле сдерживая раздражение:

— Я же сказал, что могу сделать ей больно.

— Вы сделаете ей больно в любом случае, — она все поставила на одну карту. И вот что, Дезерт! Вы опубликовали свою поэму сознательно. Я всегда понимал, что для вас это был способ искупить свою ошибку, хотя вы одновременно и просили Динни стать вашей женой. Я не дурак и не желаю, чтобы ваши отношения с Динни продолжались, если чувства у вас изменились. Но действительно ли они изменились?

— Мои чувства не изменились. У меня просто их не осталось. Их убило то, что я превратился в парию.

— Вы понимаете, что говорите?

— Отлично. Я знал, что превратился в парию ещё тогда, когда отрёкся, а знали об этом другие или нет — не играло роли. Впрочем, нет, играло.

— Понимаю, — снова согласился Эдриен и понял, что зашёл в тупик. Это естественно.

— Не знаю, так ли это для других, но для меня это так. Я отбился от стаи и не вернусь в неё. Я не жалуюсь и не оправдываю себя! — с энергией отчаяния воскликнул Уилфрид.

Эдриен мягко спросил:

— Итак, вы просто хотите знать, как причинить поменьше боли Динни? Не могу вам ничего посоветовать. Хотел бы, но не могу. Когда вы были у меня в тот раз, я дал вам неверный совет. Советы вообще бесполезны. Каждый управляется, как умеет.

Уилфрид поднялся:

— Ирония судьбы, не правда ли? К Динни меня толкнуло моё одиночество. И оно же оторвало меня от неё. Ну что ж, прощайте, сэр. Не думаю, что увидимся. И благодарю за попытку помочь мне.

— Хотел бы я, чтобы она удалась! Уилфрид улыбнулся своей неожиданной улыбкой, придававшей ему такое обаяние:

— Похожу, пожалуй, ещё немного. Может быть, и увижу какое-нибудь зловещее предзнаменование. Как бы там ни было, вы теперь знаете, что я не хотел причинить ей больше боли, чем это необходимо. Прощайте!

Чай Эдриена остыл, булочка осталась нетронутой. Он отодвинул их. Он чувствовал себя так, словно предал Динни, и в то же время никакими силами не мог понять, что он должен был сделать. Странный, странный молодой человек! «У меня душа истекает кровью!» Страшные слова. И, судя по его лицу, правдивые! Сверхчувствительные нервы и всепоглощающая гордость! «Ухожу обратно в неизвестность». Скитаться по Востоку наподобие Вечного жида, стать одним из тех таинственных англичан, которых встречаешь порою на краю света, которые молчат о своём прошлом, ничего не ждут от будущего и живут сегодняшним днём! Эдриен набил трубку и начал убеждать себя, что в конце концов для Динни лучше не выходить за Дезерта. Но это ему не удалось. В жизни женщины настоящая любовь расцветает только раз, а любовь Динни была настоящей. На этот счёт Эдриен сомнений не питал. Она, понятно, справится с собой, но утратит «свой блеск золотой и певучесть». Эдриен схватил свою помятую шляпу, вышел и двинулся по направлению к Хайд-парку, затем, уступая внезапному порыву, повернул на Маунт-стрит.

Когда Блор доложил о нём, его сестра накладывала последние красные стёжки на язык одной из собак в своей французской вышивке. Леди Монт подняла её:

— Должно капать. Она же смотрит на этого зайчонка. Голубой цвет для капель подойдёт?

— На таком фоне нужен серый, Эм.

Леди Монт посмотрела на брата; тот сидел на низеньком стульчике, подтянув к подбородку длинные ноги.

— Ты похож на военного корреспондента: раскладной стул и некогда побриться. Эдриен, я хочу, чтобы Динни вышла замуж. Ей уже двадцать шесть. Все из-за этой трусости. Они могли бы уехать на Корсику.

Эдриен улыбнулся. Эм одновременно и права и бесконечно неправа.

— Сегодня заходил Кон, — продолжала его сестра. Он виделся с Майклом. Никто ничего не знает. А Флёр говорит, что Динни ходит гулять с Китом и Дэнди, нянчится с Кэтрин и сидит, читает книжку, не переворачивая страниц.

Эдриен раздумывал, сказать ли ей о приходе Дезерта.

— И Кон говорит, — не умолкала его сестра, — что в этом году ему не свести концы с концами — свадьба Клер, и новый бюджет, и Джин в положении… Придётся вырубить часть леса и продать лошадей. Нам тоже приходится туго. Счастье, что у Флёр много денег. Деньги — это так тягостно! Как ты думаешь?

Эдриен вздрогнул.

— В наше время хорошего ждать не приходится, но жить на что-то все-таки надо.

— Всё оттого, что есть иждивенцы. У Босуэла сестра без ноги, а у жены Джонсона рак. Бедняжка! У каждого свои огорчения. Динни говорит, что в Кондафорде её мать делает что может для фермеров. Словом, не знаю, что будет дальше. Лоренс не может отложить ни пенни.

— Мы сидим между двух стульев, Эм, и в один прекрасный день с треском грохнемся на пол.

— По-моему, нам придётся умирать в богадельне.

И леди Монт поднесла свою работу к свету.

— Нет, капель делать не буду. Может быть, переехать в Кению? Там, говорят, нетрудно начать выгодное дело.

— Мне противно даже думать, что какой-нибудь олух купит Кондафорд, чтобы наезжать туда пьянствовать под воскресенье, — с неожиданной энергией объявил Эдриен.

— Я хотела бы стать лесным духом и отгонять чужих от Кондафорда. Он немыслим без Черрелов.

— Чертовски удачно сказано, Эм. Но на свете существует проклятый процесс, называемый эволюцией, и родина его — Англия.

Леди Монт вздохнула, поднялась и подплыла к своему попугаю:

— Полли, мы умрём с тобой в богадельне.

XXXIV

Когда Компсон Грайс позвонил Майклу, или, вернее Флёр, потому что Майкла не было дома, голос его звучал несколько растерянно.

— Что-нибудь передать ему, мистер Грайс?

— Ваш муж просил меня выяснить, каковы планы Дезерта. Так вот, Дезерт только что заходил ко мне и фактически сказал, что опять уезжает, но… э-э… мне не понравился его вид, и рука у него была горячая, — наверное, температурит.