«Сапер ошибается один раз». Войска переднего края - Артем Драбкин

Тогда же, в начале 1945 года, был другой случай. Танкисты наткнулись на противотанковый ров, сделанный по всем правилам. Танк через него не перейдет, перевернется. Был сильный мороз. Нам поставили задачу сделать берега, то есть подкопать, сделать аппарели. Приходилось взрывать мерзлый грунт — шашку вставим, рванем, еще рванем, еще рванем, и так 4–5 метров. И с другого берега рва также. Но немцы открыли сильный огонь, и во время этого обстрела меня шарахнуло. Я потерял сознание, меня вынесли оттуда полуживого. Очнулся я километров за сто, в госпитале города Тарнобжег. Меня сильно контузило: из ушной перепонки шла кровь, голова тряслась, я плохо говорил. Отлежал месяц…

— А вы противотанковые рвы рыли?

— Нет, этим делом мы не занимались. Это долговременная операция по строительству оборонительных сооружений. Когда я был в 36-й учебной саперной роте, там работало, может быть, миллион человек со всех окружающих областей: колхозники, колхозницы, мужики. То же самое под Москвой. Тогда же у нас не было ни экскаватора, ни бульдозера — все лопата. А на фронте наша задача была другой: обеспечить боевые действия наших подразделений.

— У вас были большие потери в роте?

— Потери постоянные, и постоянное пополнение. Это не то, что пришел ты воевать, у тебя было 120 человек, прошел всю войну, и у тебя осталось 15. Так на войне не бывает. Вот, допустим, танковый корпус, в нем по штату около 200 танков. Провели операцию, в корпусе осталось 30–40 танков, и все. Постоянно шло пополнение. Так и с людьми: было 74 человека, а вышло из боя 58. Человек 10 погибло, остальные по госпиталям… Шли на «ура!», а по тебе бьют с расстояния 60 метров. Так что людьми пополнялись. Кто считал?! Были специальные счетоводы, я учет списочного состава не вел.

— С 1943 по 1945 год что-то модернизировалось с точки зрения технических средств? Новые средства появлялись?

— Нет, все как было, так и осталось. Топор, лопата, кирка, лом — шанцевый инструмент, без него не обойдешься. Шашки, детонаторы, бикфордов шнур.

Как до нас было изобретено, так мы и пользовались. Но были специальные части, были инженерные бригады. Вот Днепр только-только форсировали, тут же стали мост для поездов ставить. Пришли понтоны, паровые копры и били такие большие сваи. Смотря кого модернизировать. Саперную роту, которая обеспечивает незначительное подразделение? А если специальные инженерно-мостовые бригады, инженерно-дорожные, — те механизировались.

— Управляемых минных полей у вас еще не было?

— Нет, мы не использовали.

— Немцы ставили смешанные минные поля?

— А как же! Они такие гадости делали! Вот, к примеру, их круглая противотанковая мина с ручкой для переноски — очень удобная мина. Сверху ввинчивается головной взрыватель. Так они что сделали, потом они ее усовершенствовали, — как это называлось, сделали мину неизвлекаемой. Сбоку просверлили отверстие, в котором другой взрыватель ввинчивали с чекой, как у наших гранат, если чеку вытащишь, то мина сразу взорвется. Вкрутили взрыватель, рядом выкопали ямку, забили колышек, металлический или деревянный, и к этому колышку привязывали проволочку, идущую к чеке. Принцип такой: если сапер нашел мину щупом, первым делом выкручивает взрыватель, выкидывает и поднимает мину. Потянул мину, чека выдернулась — взрыв в руках сапера. Но не все мины такие были, из десятка мин попадались одна-две таких. Тогда приказали каждому саперу иметь моток хорошей льняной бечевки и якорек-кошку на конце. Кошкой цепляли мину за ручку и тянули. Уже руками мину не брали: если она поставлена на неизвлекаемость, она взорвется далеко от сапера…

Были еще такие случаи: противотанковые и противопехотные мины ставили вперемешку. Тут уже кто что найдет вперед. Взрыв противопехотной мины — это когда как. Большинство действовало так, что если ты наступишь на нее, то стопа, нога отлетает, а если ты ее руками обезвреживал, то можешь рук и глаз лишиться. Это тяжелый случай. Но им, немцам, потом не до этой возни было, особенно в последние годы. Даже были случаи, что они перед передним краем просто разбрасывали мины — некогда им было даже заниматься установкой, маскировкой и прочим!

— Мины-«лягушки» попадались? Выпрыгивающие?

— Были. Шпрингмина по-немецки. Она из себя представляла стакан. Наверху ввинчивался взрыватель, от этого взрывателя шли растяжки на 3–4 чеки. Маскировались проволочки, растяжка, сама мина закапывалась в грунт. В нижней части была камера, засыпанная порохом. Растяжки вели не к основному взрывателю, а к этой нижней части, там был второй взрыватель. Он подрывал этот пороховой заряд, который только выталкивал мину из стакана. Стакан был двойной, он легко выходил. Мина взлетала на определенную высоту и уже там взрывалась сама. Там помимо взрывчатки закладывались стальные шарики и всякий металлический хлам, поэтому, кроме собственно осколков корпуса мины, заряд еще разбрасывал две-три сотни металлических шрапнелей… Всякие гадости придумывали!

— Говорят, что и немец был другой уже к 1943 году?

— Конечно, другие. Сначала герои, курей стреляли… Но все немцы дрались и в конце, и не кадровые военные, а молодежь. Как уж они их сделали фанатиками или запугали? Сидит такой в подвале с фаустпатроном, знает прекрасно, что ему сейчас будет смерть. Идет наш танк по городу, он выставляет фаустпатрон в окошко и с расстояния 10 метров нажимает гашетку — танк горит. Тут же наши танкисты врываются в этот подвал и рвут его на части. Это были не единичные случаи, я всему этому очевидец. Что еще сказать о немцах? Мое личное впечатление: у них в крови, в их сознании и понятии заложено — если ты попал в плен, ты пленный. Ведешь себя на 100 % как пленный. Возьми нашего пленного! Он при каждом удобном случае, дай бог ноги — и драпать. А тех привели, допустим, 500 человек, поставили на эту группу наших двух-трех конвоиров и назвали пункт назначения. Они их ведут. И ни один немец не пытается вырваться из этой колонны и куда-то скрыться!

— Владимир Михайлович, есть такое мнение, особенно на Западе, что в Берлине много насиловали немецких женщин?

— Не только в Берлине, солдат есть солдат. Отрицать этого не могу. Но сам не видел.

— Говорят, что в Берлине это носило массовый характер.

— В Берлине массово быть не могло. Там было мало людей, немецкое командование задолго до падения Берлина провело агитацию среди населения, устрашали разными методами — немцы бросали все. Заходишь в квартиру, не разбитую артиллерией, — хозяев нет, они заранее ушли. Им сказали, что «придут русские, и вам будет плохо». Да, так же, как немцы у нас в России этим делом занимались, так и наши занимались в Германии.