Крах СССР - Сергей Кара-Мурза

К «шестидесятникам» примыкала и небольшая группа детей и внуков репрессированных партийно-государственных деятелей. Некоторые из них давно и открыто декларировали себя как врагов советского строя, другие делали это уклончиво. Но важно, что в то же время они были частью советского номенклатурного истеблишмента и через разные каналы получали поддержку: моральную да и материальную. С. Семанов пишет, что в 1968 г. в издательстве ЦК КПСС «Политиздат» при ведомстве А.Н. Яковлева была учреждена серия «Пламенные революционеры» с тиражами 200 тыс. экземпляров и самыми высокими тогда гонорарами. Эта привилегированная серия партийного издательства привлекала авторов с крайне антисоветскими взглядами, и почти все из них, получив гонорары, эмигрировали, «от кассы ЦК КПСС прямо к сейфу радио «Свобода»».

Особенно показателен Б. Окуджава, сын расстрелянного партийного деятеля и популярный бард. В его песнях комбинация лирики с мессианством и романтизацией гражданской войны. «Пыльные шлемы комиссаров» казались чем-то странным на фоне лирики, но когда вслушаешься в «Моцарт отечества не выбирает» и «Артиллерия бьет по своим», то эти «пыльные шлемы» уже выглядят как предупреждение. А потом оказалось, что за лирикой стоит выношенная ненависть. Ведь после расстрела Дома Советов в 1993 г., которым «наслаждался» Б. Окуджава, он дал об этом целых несколько интервью. Многие в эти откровения даже не верили.

Вот статья-откровение А. Ципко, где он говорит о тех «шестидесятниках», которые вошли в гуманитарную и идеологическую элиту уже при Л.И. Брежневе и были очень активны в перестройке:

«Мы, интеллектуалы особого рода, начали духовно, развиваться во времена сталинских страхов, пережили разочарование в хрущевской оттепели, мучительно долго ждали окончания брежневского застоя, делали перестройку. И, наконец, при своей жизни, своими глазами можем увидеть, во что вылились на практике и наши идеи, и наши надежды…

Не надо обманывать себя. Мы не были и до сих пор не являемся экспертами в точном смысле этого слова. Мы были и до сих пор являемся идеологами антитоталитарной — и тем самым антикоммунистической — революции… Наше мышление по преимуществу идеологично, ибо оно рассматривало старую коммунистическую систему как врага, как то, что должно умереть, распасться, обратиться в руины, как Вавилонская башня. Хотя у каждого из нас были разные враги: марксизм, военно-промышленный комплекс, имперское наследство, сталинистское извращение ленинизма и т. д. И чем больше каждого из нас прежняя система давила и притесняла, тем сильнее было желание дождаться ее гибели и распада, тем сильнее было желание расшатать, опрокинуть ее устои… Отсюда и исходная, подсознательная разрушительность нашего мышления, наших трудов, которые перевернули советский мир… Мы не знали Запада, мы страдали романтическим либерализмом и страстным желанием уже при этой жизни дождаться разрушительных перемен…» [185].

Здесь четко выражено не вполне осознанное в обществе свойство: идейным мотором антисоветизма была страсть к разрушению. Утех, кто вошел в «антисоветский союз», и не могло быть позитивного проекта, желания строить, улучшать жизнь людей, ибо у каждого в этом союзе был «свой» враг в СССР. Чистый марксист вступал в союз с заклятым врагом марксизма ради сокрушения советского строя. Были даже такие, для кого главным врагом был военно-промышленный комплекс его собственной страны[51]! Понятно, что, когда движущей силой элиты становится страсть к разрушению, судьба миллионов «маленьких людей» не может приниматься во внимание. Эти интеллектуалы — наполеоны, а не «тварь дрожащая».

А. Ципко верно оценивает то, «во что вылились на практике их идеи»; «Борьба с советской системой, с советским наследством— по крайней мере в той форме, в какой она у нас велась, — привела к разрушению первичных условий жизни миллионов людей, к моральной и физической деградации значительной части нашего переходного общества» [185]. Физическая деградация части общества— это, надо понимать, гибель людей: аномально высокая смертность и столь же аномально низкая рождаемость.

Странное дело: А. Ципко вроде бы кается, буквально рвет на груди рубаху — и нисколько не отступает от своей позиции. При этом он приводит и признание другого видного «шестидесятника»— Ю. Афанасьева. А. Ципко пишет: «Во время одной из телепередач на упрек в несостоятельности российских демократов Юрий Афанасьев неожиданно ответил: «Вы правы, результат реформ катастрофичен и, наверное, не могло быть по-другому. Мы, на самом деле, были слепые поводыри слепых»» [186].

Ю. Афанасьев скромничает: они уже не были поводырями слепых, уже в 1990 г. большинство людей стали зрячими, как это видно из опросов ВЦИОМ. А слепые антисоветские фанатики их уже не вели, а гнали. Но навыков самоорганизации у прозревших граждан не было — вот следствие избыточного патернализма СССР.

Глава 11

Диссиденты — советская «закваска» антисоветского проекта

В 60-е годы XX в. зародилось, а в 70-е стало важным явлением общественной жизни СССР течение, которое получило туманное название «диссиденты». Это были полуформальные организации активных антисоветских деятелей. Стечением времени их организации все больше формализовались— налаживалась связь, финансирование, база для издания и распространения печатных материалов. Об организационной стороне их дела известно мало, но для нас здесь важно то влияние, которое диссиденты оказывали на общество, — независимо оттого, что творилось у них на кухне.

Над нами довлеет механистическое представление, что влиятельно лишь то, чего много. Это ошибочное представление — уже в Библии хорошо объяснена роль «закваски», дрожжей, ничтожного по величине, но активного и размножающегося элемента системы.

Реально действительность диссидентов постоянно присутствовала в сознании практически всей интеллигенции, в особенности партийно-государственной элиты. Тот факт, что их влияние непосредственно не достигало крестьян и в малой степени достигало рабочих, дела не меняет— идеи диссидентов до этих массивных групп населения доводили агрономы и учителя, врачи и инженеры.

Второе важное обстоятельство, которое часто упускается из виду, состоит в том, что диссиденты работали во взаимодействии с пропагандистской машиной Запада. А это была такая мощная служба психологической войны, что нам и представить себе трудно. Без участия диссидентов — «наших», внутри советского общества, — пропаганда «голосов оттуда» потеряла бы большую часть своей силы. Диссиденты с «Голосом Америки» вместе составили систему с кооперативным эффектом, а в такой системе нельзя оценивать силу по количественным размерам отдельных элементов.

Наконец, деятельность диссидентов была и потому эффективна, что они были включены в большую и слаженную систему буквально общенародного обсуждения общественных, гражданских проблем. Парадокс в том, что это была именно советская система, которая обязывала каждого члена общества участвовать в этом обсуждении: через собрания, систему «политпросвещения», общество «Знание», СМИ. Официальная, открытая часть этой системы во многом не удовлетворяла новые поколения, а то и опротивела им. Диссиденты стали «теневой» частью этой системы, они работали на контрастах, в новых жанрах, как «творческое меньшинство», — но они использовали инфраструктуру официальной системы. М. Жванецкий выступал со своим антисоветским юмором на собраниях трудовых коллективов, организованных тем же «сектором культпросветработы», который на другое собрание приглашал лектора по международному положению, какого-нибудь А. Бовина. Диссиденты были вирусами, которые пользуются огромным аппаратом клетки. Они на ней паразитируют, нет клетки — нет и вируса. Поэтому понятно, почему теперь, когда вся эта система сломана, оппозиция рыночным реформам, имея в главных своих установках поддержку большинства населения, по эффективности своих сообщений не идет ни в какое сравнение с теми диссидентами, которые паразитировали на советской системе «политпросвета».

Так что будем учитывать взаимодействие разных частей системы. Люди старшего поколения помнят еще «самиздат» — издание идеологической продукции диссидентов. Но его влияние нельзя верно оценить, если не учесть, что почти все его материалы к тому же зачитывались по радио, а «голоса» слушала значительная часть интеллигенции.

Но и эффект печатной продукции «самиздата» был велик. Старый, испытанный еще в Великой французской революции прием захвата аудитории — представление идеологических сообщений в виде «запретного плода». Именно тогда, в период деятельности энциклопедистов, возник «самиздат»— изготовление и распространение нелегальной и полулегальной литературы. В СССР эта индустрия расцвела в 60-е годы XX в. как средство психологической войны (к 1975 г. ЦРУ разными способами участвовало в издании на русском языке более чем 1500 книг русских и советских авторов). Тогда в СССР даже ходил анекдот: старушка перепечатывает на машинке «Войну и мир» Толстого. Ее спрашивают: «Вы что, с ума сошли?» — «Нет, я хочу, чтобы внучка роман прочитала, а она читает только то, что напечатано на машинке».