Крах СССР - Сергей Кара-Мурза

Советский тип был загнан в катакомбы, но не исчез. В нынешней России это молчаливое большинство, хотя и пережившее культурную травму. Сейчас неважно, какое духовное убежище соорудил себе каждый из людей этого типа: стал ли он монархистом, ушел ли в религию или уповает на нового Сталина. В нынешнем рассыпанном обществе именно эти люди являются единственной общностью, которая обладает способностью к организации, большим трудовым и творческим усилиям. Именно они могут быть собраны на обновленной матрице, ибо сохранилось культурное ядро этой общности, несущее ценности и смыслы российской цивилизации, ценности труда, творчества и солидарности.

Глава 10

«Шестидесятники»

Соответственно структуре и ходу реализации советского проекта в послевоенное время складывалась противостоящая ему антисоветская программа, корнями также уходившая в период вызревания и взрыва революции начала. XX в. Это была программа «второго поколения», первый ее вариант был задушен в 30-е годы XX в., а потом общество сплотилось в подготовке к войне и в самой Великой Отечественной войне — люди, в душе отвергавшие советский строй, в большинстве своем на время подавили в себе эти чувства и пошли на фронт или на тяжелую тыловую работу. Они в период общенародной мобилизации не стали отщепенцами.

В целостном современном виде ядро этой новой антисоветской программы сложилось в 60-е годы XX в. в среде «шестидесятников». Я с 1960 г. работал в Академии наук и помню разговоры, которые непрерывно велись в лаборатории, на домашних вечеринках или в походе у костра, — оттачивались аргументы против всех существенных черт советского строя. «Шестидесятники»— легальные инакомыслящие, они были близки к власти и всегда имели трибуну.

Что же понимать под «антисоветским проектом»? Ведь сейчас антисоветские идеологи упорно твердят о том, что никакого проекта не было, что «все рухнуло само», что «хотели как лучше» и т. д. Это мелочные оправдания — под проектом понимается не сетевой график действий М. Горбачева, а вещь более принципиальная[50]. Видные деятели интеллигенции целенаправленно и методически, как энциклопедисты во Франции, убеждали граждан в негодности всех устоев советского порядка. Так и вызревало то, что можно назвать «проектом». Над ним работали в самых разных «нишах» общественного сознания: и ученые, и поэты, и священники. Книги и фильмы с антисоветским подтекстом, теле-и радиопередачи, песни бардов, черный юмор и анекдоты — все имело идеологическую антисоветскую нагрузку.

Вот, например, история одного маленького отряда, «методологического сообщества», или «игропрактиков». Этот кружок работал с 1952 г. под руководством Г.П. Щедровицкого. Среди его основателей — A.A. Зиновьев, М.К. Мамардашвили и Б.А. Грушин. Все обсуждения записывались на магнитофон и затем распечатывались на пишущих машинках (за 40 лет скопились сотни томов машинописных материалов семинаров и игр). Как пишет историк, это движение «проводило подспудную кропотливую работу, готовя перемены. Не случайно его представители оказались в первых рядах, когда эти перемены начались» [99].

Антисоветский проект «шестидесятников» не собран в каком-то одном большом труде, хотя и есть отдельные сборники с его более или менее связным изложением— например, книга-манифест «Иного не дано» (1988). Его сущность изложена в огромном количестве сообщений по частным вопросам, в «молекулярном» потоке идей, символов и метафор. Крупные фигуры были лишь своего рода опорами, устоями всего этого движения, задавали его траекторию и мифологию. Близкие им духовно партийные деятели и члены научно-гуманитарной верхушки сотрудничали эффективно, но не явно.

В 1991 г. вышел сборник статей писателя А. Адамовича «Мы — шестидесятники» [4]. Он содержит перечисление тех фигур, которые составляли «мозговой центр» и организационный костяк этого движения. Эти «шестидесятники руководящего звена» принадлежали к элите советского общества, в основном гуманитарной. В Москве или Минске они запросто беседовали с Ю. Андроповым или П. Машеровым, а в США — с Р. Кеннеди, который якобы в ванной под шум воды излагал Е. Евтушенко секреты ЦРУ. Они имели широкий доступ к информационным и административным ресурсам, занимали ключевые посты в сфере духовного воздействия на общество. Шла их подпитка и внешними средствами. Советология в США изучала все уязвимые точки советской системы, слабости, предрассудки и стереотипы советского мышления. Она работала не только на ЦРУ, но и на наших «шестидесятников».

В кругу «шестидесятников» и вызревало то, что можно обозначить словами «идеологическое обеспечение доктрины реформ». Точнее было бы говорить о доктрине антисоветской революции (так и квалифицировалась «трансформация СССР» социологами и здесь, и на Западе). В разработку этой доктрины в качестве аудитории была вовлечена значительная, если не большая, часть интеллигенции, которая в постоянных дебатах совершенствовала тезисы, искала выразительные метафоры и образы. Избежать этого влияния было нельзя, антисоветские идеи и формулы превращались в привычные штампы, становились стереотипами массового сознания.

Проект «шестидесятников» уже обладал системными качествами, его развитие не прерывалось, и в конце концов он обрел материальную силу и был реализован в виде «антисоветской революции» конца XX в. Ее предварительной, «холодной» фазой была перестройка М. Горбачева, в ходе которой была разрушена надстройка советского жизнеустройства, после чего стало возможным демонтировать и его базис.

Открытые военные действия против СССР (посредством создания его образа как «империи зла») «шестидесятники» начали уже после прихода к власти М. Горбачева. Вот выступает ставший народным депутатом А. Адамович в 1989 г. в МГУ:

«Один американский фермер как-то сказал Юрию Черниченко: «Мы и вас готовы прокормить, только не воюйте». Ведь мы и сами-то до конца не осознавали, как Запад опасается нашей военной мощи, не сдержанной никакими демократическими институтами» [4, с. 348].

Все элементы этого рассуждения противоречат здравому смыслу. Вот они по очереди: никого американские фермеры бесплатно никогда не кормили и не кормят, они рады продать свой товар (хоть на рынке, хоть правительству); СССР не нужна была бесплатная кормежка — мы покупали кое-что из продовольствия за свои деньги; постсоветская РФ не воюет и разоружилась, но американские фермеры нас кормить не собираются; Запад не опасался нашей военной мощи, у него имелись средства сдерживания — это известно из документов военного ведомства США; «демократические институты» никогда не сдерживали агрессивности тех же США, а военная мощь СССР была под надежным контролем. И эти явные несуразицы А. Адамовича благосклонно выслушивала огромная аудитория студентов и преподавателей МГУ — вот что было признаком катастрофы.

Вот А. Адамович едет в Японию и выступает там на тему «Хатынь, Хиросима, Чернобыль». Все эти три явления он, нарушая критерии подобия, ставит в один ряд, как равноположенные. Чернобыль в его трактовке уже не катастрофа, не бедствие, не ошибка — это якобы хладнокровное и запланированное уничтожение советским государством своего народа, «наша Хиросима». Сюда же он «пристегивает» и Катынь.

Допустим, действительно в Катынском лесу были расстреляны пленные польские офицеры (дело это темное и убедительного завершения пока не получившее, тем более в 1989 г.). Но вот как представляет это дело А. Адамович японцам:

«Хатынь — деревня под Минском, где кладбище-мемориал белорусских деревень, сожженных немецкими фашистами вместе с людьми. Люди сгорели заживо, как и в Хиросиме, — больше 100 тысяч… Хатынь и Катынь звучат похоже, да и по сути одно и то же: геноцид» [4, с. 240].

Почему и то и другое — геноцид? Хатынь — часть планомерной программы, в ходе которой была уничтожена 1/4 часть населения Белоруссии, что вполне подпадает под понятие геноцида, а Катынь— предполагаемый расстрел нескольких тысяч человек — никак геноцидом не назовешь.

Шесть лет перестройки промывали советским людям мозги потоком таких сообщений уже через советское телевидение и советскую прессу уважаемые «шестидесятники», поэты, ученые и артисты. И добились своего. В конце перестройки поражало выходящее за рамки разумного тоталитарное обвинительное отношение к своей стране, особенно в среде интеллигенции. Был проведен большой опрос, часть анкет печаталась и собиралась через «Литературную газету». В этой части каждый третий, давший содержательный ответ (против каждого пятнадцатого в «общем» массиве), заявил, что СССР «никому и ни в чем не может быть примером». Если мы учтем, что в «общем» массиве есть 17 % интеллигентов, а среди ответивших через «Литературную газету» есть 16 % рабочих, и введем поправку, то расхождение значительно увеличится. Не укладывается в голове иррациональность этого отречения от СССР. Неужели большинство интеллигентов забыли жестокую во многих отношениях реальность внешнего мира, хотя бы 20 млн. детей, умирающих ежегодно от голода, или 100 тыс. крестьян маленькой Гватемалы, убитых «эскадронами смерти» за 80-е годы XX в.!