Семилетка поиска - Мария Арбатова

Никита. Нет… как ни жестоко об этом говорить с тобой… я люблю свою жену, сына и дочь… и сам удивляюсь, как можно совмещать два чувства в одном сердце…

Белокурая. Я не претендую ни на роль жены, ни на роль сына, если ты обратил внимание.

Никита. Это я помню.

Белокурая. Мне казалось, что я создаю тебе вполне тепличные условия для отношений.

Никита. От этого особенно стыдно. Перед вами обеими. Полный атас с работой. Мне надо достать себя из ямы за уши. Хочу стать богатым и помочь решить все твои проблемы, хотя бы материальные…

Белокурая. Деньги – это последнее, что меня в тебе интересует. У меня знаешь, какой недостаток главный? По мнению моего мужа!

Никита. А у тебя разве есть недостатки?

Белокурая. Я гиперопекающая мамаша. И всех опекаю и залюбливаю.

Никита. Как раз то, чего мне не хватает!

Белокурая. От доз никто не отказывается, но потом начинает орать: я около тебя разучился принимать решения! Особенно орут те, кто их и так никогда не умел принимать.

Никита. Это про меня?

Белокурая. Не только. Казалось, что мой брак с Каравановым вечен. А сейчас я обсуждаю, какие квартиры ему показывают. И никаких эмоций…

Никита. Скоро так же без эмоций будешь обсуждать меня… я веду себя совершенно не по-мужски…

Белокурая. Никто не виноват, что люди подходят друг другу в постели, а другие… меньше. Мы же с тобой это не специально…

Никита. Из тебя получится хороший адвокат дьявола.

Белокурая. Если бы ты был долюбленный, хрена бы ты сидел и ждал меня круглые сутки в Интернете!

Никита. С тобой, как на американских горках…

Белокурая. Еще бы. Ты привык к черно-белому кино… Представляешь, если бы мне сказали, что милый, добрый, терпимый Караванов начнет мелко мстить и не пойдет на день рождения к моим родителям, я бы в жизни не поверила… Он же знает, насколько это важно для меня.

Никита. Ему больно. Защищается, как умеет. Просто забыл, что ты – нежнейшее создание!

Белокурая. Где ты видишь нежнейшее создание? Если бы я им была, не выжили бы ни я, ни мой ребенок. Пожалуйста, воспринимай в натуральную величину. А не как карманный брелок.

Никита. Ты для меня в натуральную величину нежнейшее создание.

Белокурая. Мужчины всегда сначала говорят о хрупкости и нежности, а потом немедленно облокачиваются. Хочешь, я в десять минут стану феей Драже?

Никита. Хочу.

Белокурая. Тогда подписываем контракт, что я с завтрашнего дня бросаю работу. Ты ежемесячно даешь мне столько денег, чтобы их хватило на меня, Лиду и родителей. А я превращаюсь в эфирное создание, думаю только о массажных салонах и бассейнах, вместо того чтобы прикидывать, как написать рискованный материал в газету и не получить потом по голове обрезком трубы.

Никита. Лена, это провокация… Ты же знаешь, что сейчас я на мели.

Белокурая. А я вот не могу позволить себе быть на мели. За мной три рта. Так что с хрупкостью и нежностью пока повременим.

Никита. Надеюсь, не долго. Знаешь, почему у нас с тобой ничего не получится?

Белокурая. Почему?

Никита. Потому что я никогда не привыкну к тебе. Это как на войне: если не привыкаешь в первые три дня, то, значит, уже не привыкнешь.

Белокурая. Я на тебе как на войне…

Каждый день Елена заштриховывала очередную клеточку в образе Никиты, он становился все понятней и прозрачней. Как все воевавшие, был героем и адреналиновым наркоманом. Вернувшись в мирную жизнь, почувствовал себя преданным. Поднялся за счет внутренней собранности, но бизнес делал на дотациях. Своего серьезного дела никогда не имел. Отлично смотрелся в директорском кресле, но комплекс красавца-героя мешал становиться профессиональным управленцем. Ведь сначала в бизнесе деньги падали с неба сами. И он думал, что так будет всегда.

Любовь Никита тоже представлял себе по индийским фильмам. Как большинство совковых мужиков, считал, что хороший левак укрепляет брак, но эмоционально не мог справиться с романом. Дурел от того, что душа и тело перестают слушаться и ломают заведенный распорядок. Он был «любовно неразвит», в отличие от Елены – опытной охотницы за влюбленностью.

Она умела закрывать глаза на слабые и самые слабые стороны объекта воздыханий, если сильные заставляли учащенно биться сердце. И, хотя Никитино нытье отравляло весь кайф, ей не хотелось оставаться один на один с разводом, без костылей романа.

Позвонила Карцевой и умолила принять себя на час.

На мобильном обозначился телефон Караванова, он пожаловался:

– Очередной облом с очередной квартирой.

– А где был?

– На «Юго-Западной»…

– Жалко, интеллигентный район…

– Сейчас опять поеду. Теперь в Выхино.

– Мне очень важно, чтобы ты пошел на день рождения к отцу. Не могу сейчас тратить энергию на разборки с ними по поводу развода. Ты же знаешь, мать будет звонить каждый день и лить слезу…

– Знаю. Но ты так много говорила о том, не стать ли мне взрослым мальчиком. Может быть, и тебе пора стать взрослой девочкой и поставить родителей на место? – ехидно заметил он.

– Караванов, ты сволочнеешь на глазах! – задохнулась Елена.

– Зато ты с каждой минутой все ангелеешь и ангелеешь!

Странно, но насколько тяжело давались первые два посещения Карцевой, настолько в своей тарелке почувствовала себя сейчас. Будто пришла в парикмахерскую, откуда ее, немного потискав, выпустят красавицей.

Елена первый раз толком разглядела Карцеву, и та ей скорее понравилась, чем наоборот. Это была сдержанная дама академического разлива в строгом костюме со строгой прической. Выражение глаз менялось, когда она «работала», от нежно опекающего до недоумевающего.

– Почему вас удивляет поведение вашего бывшего мужа? – Карцева все время подчеркивала «бывшего». – Он ведет себя предельно корректно в создавшейся ситуации. Агрессивность – механизм освобождения от зависимости. Проявляя агрессивность, он показывает вам, что «он уже взрослый, уже способен позволить себе протест». Освобождаясь от зависимости и передвигаясь на следующую ступень, человек вынужден пройти фазу агрессивности по отношению к объекту прежнего страха. Вспомните, как ведут себя дети, когда начинают говорить «нет». Вспомните, как хамят подростки…

– То есть я должна радоваться его нежеланию помочь? – возмутилась Елена.

– Строго говоря, да. Я понимаю, это трудно, но любой матери трудно, когда ребенок в переходном возрасте начинает отдаляться от нее. И способна этому радоваться только мать, которая видит в нем не собственную вещь, а личность, формирующуюся в соответствии с требованиями возраста, – говорила Карцева баюкающим голосом. – Вспомните, как хвалятся мамы, пока ребенок становится «удобно взрослым»: мой пошел во столько-то, мой уже научился читать… А потом вдруг пугаются, когда ребенок становится «неудобно взрослым»…