Плавни - Борис Крамаренко

Вторая группа десанта, под командованием генерала Бабиева, должна была двинуться к станице Бриньковской, расположенной на островах Бейсугского лимана, пройти по дамбе через Бриньковские плавни и, объединившись здесь с отрядом полковника Гриня, взять направление на Каневскую и Староминскую, навстречу Алгину.

Встреча с Уральской бригадой ожидалась на Бриньковской дамбе или же у станицы Каневской. И в том и в другом случае Уральская бригада должна была, не оказывая серьезного сопротивления десанту, отойти к Кущевке. Намечено было, что, отступая, бригада разоружит на своем пути не разбитые еще гарнизоны под тем предлогом, что они пытаются перейти на сторону Врангеля.

Накануне высадки десанта генерал Алгин отдал приказ о выступлении отрядов Рябоконя и Гриня. Староминский отряд под командованием полковника Дрофы получил приказ выступить пятого августа. Однако неудачная попытка Гая взять станицу четвертого августа и отступление его потрепанных сотен повели к тому, что отряд Дрофы выступил лишь утром восьмого августа.

К этому времени части Рябоконя и Улагая уже объединились и подходили к Приморско — Ахтарской. Выступил и полковник Гринь, но его пехота по выходе из плавней замитинговала и, не приняв боя с Каневским гарнизоном, частью сдалась ему в плен, частью же разбежалась по домам. Лишь около сотни во главе с офицерами ушло назад, в плавни. Конница же Гриня, разгромленная в предыдущих стычках, не смогла оказать серьезной помощи пехоте и была разбита Остапом Капустой и рассеяна по степи.

Генерал Бабиев в середине августа подошел к станице Бриньковской и занял ее без боя. Красный гарнизон покинул эту станицу еще накануне и ушел на хутор Ахтанизовский, где собрались под командованием Порфирия Кадыгроба остатки разбитых гарнизонов. Эти остатки Кадыгроб свел в один отряд и пополнил бегущими от врангелевцев иногородними и казаками.

Авангард Бабиева смело вступил на дамбу, но неожиданно был обстрелян из пулеметов, скрытых в камышах, и почти полностью уничтожен. Бабиев приказал дать по камышам орудийный залп, а затем бросил конницу в атаку на дамбу. Но, как только конные сотни влетели на дамбу, снова в камышах зашлись скороговоркой пулеметы, и остатки конницы отступили в беспорядке. Тогда по камышам начали бить шрапнелью. Так продолжалось до вечера, а к ночи на дамбу с гиком и свистом помчался конный офицерский полк. Ему удалось пробиться до половины дамбы, но и эта атака была отбита с огромным уроном для врангелевцев.

Генерал Бабиев был взбешен. Он бросил на рассвете в камыши пехоту, но люди вязли в жидкой грязи, тонули в трясине и не смогли пройти даже сотню шагов, а тот же невидимый враг, словно плавни были для него твердой почвой, открыл сильный огонь из винтовок и забрасывал их гранатами.

Стало ясно, что путь через дамбу прегражден не кучкой партизан, как предполагал раньше Бабиев, а хорошо вооруженным и довольно многочисленным отрядом, великолепно знающим плавни. Поняв, что через дамбу не пройти, Бабиев стал спешно укрепляться в Бриньковской, готовясь часть отряда переправить на баркасах через Бейсугский лиман, в обход засевших на дамбе красных.

Бабиев издал также приказ о явке на сборный пункт всех взрослых станичников. Штабу группы было дано распоряжение срочно сформировать пластунскую сотню из местного населения, знающую плавни, и бросить ее на борьбу с засевшим в камышах красным отрядом.

Но мобилизация сорвалась. За весь день на сборный пункт явились лишь семь стариков да четверо парней. Один из них был косой и придурковатый.

К вечеру генерал Бабиев приехал на сборный пункт.

— А где же остальные? — грозно спросил однорукий генерал косого парня. Тот испуганно посмотрел на генеральские погоны, потом перевел взгляд на пустой рукав генеральского кителя и заплетающимся языком проговорил:

— Убежали…

— Как?! Куда?

— А уж известно куда… — уже более спокойно ответил парень и неожиданно спросил: — А как же вы, дядя, с одной рукой воюете?

Этот вопрос окончательно взбесил генерала. Он приказал выпороть несчастного дурачка шомполами и объявить станичникам, что все уклоняющиеся от мобилизации иногородние будут расстреляны, а казаки будут лишены казачьего звания и наказаны шомполами. Но и это не помогло. Почти все население, способное носить оружие, убежало из станицы. Не удалось генералу найти и нужного количества баркасов, а те, что остались на берегу, оказались с пробитыми топорами днищами и без бабаек.

Невдалеке от Бриньковской дамбы тянется глубокая балка, поросшая терновником, камышом и мятой.

На самом краю балки стоит Андрей. Перед ним вытянулся рослый казак.

— Так говоришь, не выдержит Хмель?

— Где выдержать, товарищ председатель… сила их…

— Ну уж и сила… — хмуро улыбнулся Андрей. — Иди.

Вот уже шестой день, как Хмель со своим гарнизоном сдерживает- бешеный натиск отрядов Дрофы и Гая. «Сдерживает, сдержит ли?»

По совету Андрея, Порфирий Кадыгроб заградил своим отрядом путь первой группе десанта и медленно отходит к Тимашевке, где деповские рабочие срочно делают своими силами бронепоезд.

Генерал Бабиев пока не пытается вновь атаковать дамбу. Он укрепился на Бриньковских островах и запер дамбу с другого конца. День ото дня положение становилось тревожнее. Андрей Понимал, что если на помощь не подойдут части Красной Армии, то Тимашевку не удержать. Да и не только Тимашевку — падет и Брюховецкая, и его гарнизоны очутятся в кольце отрядов Улагая, Бабиева и Алгина. Вдобавок возможен прорыв полковника Дрофы на Староминскую. «Успеет ли подойти из Ростова конная Уральская бригада? Да может ли теперь выручить одна бригада: ведь Улагай, наверное, развернул широко мобилизацию в занятых им станицах? К тому же у них пушки и огромное количество пулеметов. А все–таки держаться надо».

— А держаться надо… — повторил он вслух. — Э, да это никак Капуста!

И действительно, на другом краю балки остановилась группа всадников, среди которых был и старый Капуста.

— Эй, Остап!

Капуста махнул рукой в знак того, что заметил Семенного, слез с коня и осторожно стал спускаться в балку. Через несколько минут он уже сжимал руку Андрея.

— Похудел ты, Андрей Григорьевич. Не спишь, видать.

— До сна ли теперь, дядя Остап…

Они сели рядом. Капуста вынул из–за пазухи сверток в белой тряпке, передал его Андрею.

— На, Андрей Григорьевич, старуха тебе посылает.

— Спасибо, в станице буду, сам поблагодарю. Должно, коржики тут на свином смальце? Никто так их не умеет печь, как твоя Степановна.

— Да, уж насчет этого она мастерица.

Андрей развернул тряпку и, вытащив из нее круглый коржик, спросил:

— Как дела, дядя Остап?

— Дела обыкновенные… Обложили это мы их в камышах, ровно кабанов диких. Ну, сперва ничего, а потом, чую, стрельба у них поднялась. Целый день палили, а к вечеру двадцать семь казаков вышли из плавней и сдались.

У Андрея заблестели глаза, он отложил сверток Е сторону.

— В станицу отвел?

— Каких в станицу, а каких к себе забрал. Были среди них хорошие хлопцы…

— Гринь убит?

— Сбежал…

— Сколько же в отряде оставил?

— Девятнадцать.

— Так… А вот Семен помощи просит, еле держится.

— Помощи? Что ж, теперь можно. Бери мой гарнизон, грузи в вагоны и паняй в Каневскую. Разобьешь Алгина с Дрофой, с обоими гарнизонами сюда придешь.

— А ты?..

— Управимся. Половину роты сюда переброшу, а другая половина с теми, что от Гриня ушли, у плавней будет. Езжай смело, а то ежели Алгин Хмеля разобьет, тогда и мы пропали.

— И то поеду, дядя Остап.

— Вот и ладно. Их, гадов, порознь бить надо…

Бой между отрядами полковника Дрофы и Староминским гарнизоном начался у самого хутора Деркачихи.

У генерала Алгина был жестокий приступ малярии, и боем руководили Сухенко и Дрофа. Конница Гая находилась в резерве в балке за хутором.

Взвод подхорунжего Шпака был выделен личным конвоем генерала Алгина и расположился на самом хуторе.

Тимка тоже болел малярией. Его только что перетрясло от выпитого самогона, настоянного на измельченной коре сирени. Тошнило, в голове стоял надоедливый шум. Тимка злился на то, что по распоряжению командира взвода Шпака ему пришлось находиться неотлучно при генерале. Нянчиться с больным стариком ему было вовсе не по душе. К тому же генерал сильно беспокоился за исход боя. Он то и дело посылал Тимку во двор — узнать, не приехал ли связной с донесением.

Тимка брел исполнять приказание, придерживаясь иногда руками за стену, чтоб не упасть от слабости.

Весть о разгроме армии Врангеля под Каховкой еще не дошла до штаба Алгина, и Тимка, зная о высадке десанта и его продвижении на Екатеринодар и Каневскую, не сомневался в скорой победе над большевиками.