Любовь и ненависть (ЛП) - Вильденштейн Оливия

— Ты хорошо поработала сегодня, — сказал Лукас.

Я моргнула.

— Ты только что похвалил меня?

Его неестественная улыбка превратилась в настоящую ухмылку.

— Только потому, что сегодня твой день рождения.

— Ага-ага.

Я подмигнула ему и повернулась, чтобы уйти, но прежде чем отправиться домой, я похлопала по двери и сказала:

— Иногда всё выглядит не так, как есть на самом деле, Лукас.

Его чёрные брови сошлись на переносице.

В надежде, что я не сказала слишком многого, я оставила его обдумывать моё загадочное заявление.

Когда я вернулась домой, я заметила на кухонном столе бумажный пакет, из которого, точно сахарная вата, торчала смятая розовая бумага.

— Его доставили после того, как ты ушла сегодня утром, — сказал Джеб, переключая каналы.

Он уже был одет к ужину в накрахмаленную льняную рубашку на пуговицах и брюки цвета хаки.

Я раскрыла маленькую открытку, привязанную к тканевым ручкам.

Она не была подписана, но в ней говорилось: «Это для того, чтобы ты не надела кроссовки на свой деньрожденческий ужин. Скучаю по тебе».

Я ухмыльнулась. Только у одного человека были проблемы с моими кроссовками, и этим человеком была Сара.

Я вытащила бумагу из пакета, после чего достала оттуда обувную коробку. Внутри была пара туфель телесного цвета на высоченных каблуках. Я уставилась на туфли, после чего скинула кроссовки, решив примерить свой подарок.

— Кто купил тебе туфли? — спросил Джеб.

— Один друг.

— Какой друг?

— Просто друг.

Моя левая нога уткнулась в кусочек скомканной бумаги. Я сняла туфлю и выудила оттуда бумагу.

— Друг, в смысле парень?

Я посмотрела на своего дядю.

— У меня нет парня, Джеб.

— Разве?

Я покачала головой, всё ещё сжимая бумагу в руках.

— А что насчёт Лиама?

— Лиама?

Я чуть не подавилась, произнеся его имя.

— Мы с ним расстались некоторое время назад.

В день, когда умер твой сын… Воспоминание об Эвересте, точно это были два электрода, нанесло удар прямо мне в грудь.

Я вынула ноги из красивых туфель и бросила кусочек бумаги в коробку, но линии чёрных чернил на нём привлекли моё внимание. Я подняла бумажный комочек и разгладила его. Когда я прочитала слова, написанные на клочке бумаги, у меня перехватило дыхание.

Надеясь, что моё лицо не выдало моих эмоций, я сказала:

— Мне нужно собираться.

Я поспешила в свою спальню, по пути набирая номер Лиама. В ту же секунду, когда он ответил, я выпалила:

— Лиам, ручейные идут за запасом Силлина сосновых. Они знают, где ты его спрятал.

— Откуда ты это знаешь? — его голос прозвучал приглушённо, как будто он не мог говорить.

— Я не могу тебе сказать, но ты должен увезти его оттуда.

В трубке наступила такая тишина, что я подумала, что связь оборвалась.

— Ладно. Я позвоню Лукасу.

Я уже собиралась попрощаться, когда он добавил:

— Кстати, с днём рождения.

— Спасибо.

Скрипнули дверные петли, а затем я услышала, как в трубке засвистел ветер.

— Какие у тебя планы? — спросил он, на этот раз громче.

— Просто поужинаю с Эвелин, Фрэнком и Джебом.

Я не упомянула, что там также будут и Ватты.

Снова наступила тишина. Неужели он ждал, что я его приглашу?

Он вздохнул и сказал:

— Я позвоню тебе позже.

А потом повесил трубку.

Я думала, что беременность Тамары уменьшит его чувства ко мне, но что, если это было не так? Возможно, это был вопрос времени. Или, возможно, дело было в том, что я была сейчас одинока?

Может быть, Аманда была права? Может быть, если бы у меня были отношения, Лиам перестал бы иметь меня в виду?

* * *

Фрэнк, Нельсон и Изобель уже сидели за столиком в задней части ресторана, когда я вошла туда с Джебом. Все трое встали. Фрэнк и Нельсон приобняли меня и прошептали «С днём рождения», а Изобель расцеловала мои щёки, а затем заключила в объятия, которые были почти такими же крепкими, как у моей матери.

Когда моё сердце сжалось, меня затащили в новые объятия.

— Feliz cumpleaños, querida13.

Эвелин чмокнула меня в лоб.

— Ты сидишь здесь. Рядом со мной.

Опустившись на стул, который Фрэнк галантно подвинул для неё, она наклонилась и провела большим пальцем по моему лбу.

— Я всё время оставляю на тебе следы.

Я не возражала против следов, которые она на мне оставляла. Я позволила ей стереть их с меня, хотя была уверена, что их появится ещё много до конца вечера.

Свободное место в конце стола заставило меня взглянуть на Изобель.

— А Август придёт?

— Он сказал, что едет. Ты сегодня прекрасно выглядишь. Не так ли, Эвелин?

— Она всегда выглядит прекрасно, — ответила Эвелин немного грубоватым тоном.

Губы Изобель изогнулись в широкой улыбке, когда она наклонилась и прошептала:

— Напоминай мне периодически, чтобы я с ней не ссорилась.

Затем пришёл Трент, владелец «Серебряной чаши», и я встала, чтобы пожать ему руку и поблагодарить за то, что он принял нас у себя.

— Это честь для меня.

Он откупорил бутылку шампанского моего года рождения. Это означало, что он знал, что я несовершеннолетняя, и всё же наполнил шампанским мой бокал, стоявший на столе. Подмигнув мне, он сказал.

— Небольшой подарок от меня и моей жены. Наслаждайся.

Как раз в тот момент, когда он заканчивал разливать шампанское по бокалам, дверь ресторана открылась. Мне не нужно было поднимать голову, чтобы узнать, кто пришёл, но я всё равно посмотрела в ту сторону, потому что связь завибрировала. Август улыбнулся хостес, стоявшей у двери, а она улыбнулась ему в ответ. Он сказал ей пару слов, и она захихикала, опустив пальцы к V-образному вырезу своего платья. Неужели она пыталась заставить Августа опустить глаза на её грудь?

До чего же незаметно!

Наконец, она повернулась боком и указала на наш столик. Его глаза встретились с моими, когда она повела его к нам. Наверное, мне следовало отвести взгляд, и я вроде бы даже сделала это. Я посмотрела вниз, сначала на его белую рубашку, которую он оставил расстёгнутой сверху, а затем ещё ниже, на его тёмно-серые брюки, которые обтягивали его длинные мускулистые ноги.

Я поняла, что веду себя так же, как хостес, поэтому, наконец, оторвала от него взгляд и перевела его на шампанское, бурлящее у меня в бокале, который я бессознательно взяла со стола.

— Простите, я опоздал.

Прежде чем занять своё место, он поцеловал свою мать в щёку, и нежно сжал моё плечо своей рукой. Моё сердце подпрыгнуло так высоко, как будто пыталось дотянуться до его ладони.

— С днём рождения, Ямочки.

Он протянул мне маленький мешочек.

Моё сердце всё ещё парило, когда я поставила своё шампанское на стол.

— Тебе не обязательно было приносить подарок.

— На самом деле это ничего особенного.

Он улыбнулся, и я почувствовала, что между нами опять всё хорошо. Ему потребовалась неделя односложных текстовых сообщений, чтобы прийти в себя.

Я развязала мешочек, затем погрузила пальцы в бархатную ткань и извлекла оттуда что-то тёплое и гладкое: это была пальма, искусно вырезанная из дерева и подвешенная на металлическое колечко для ключей. Усмешка появилась на моих губах, когда я погладила идеальный кусочек дерева.

— Я слышал, у тебя теперь есть машина. Я подумал, что тебе может понадобиться что-нибудь, на что ты могла бы повесить свой новый ключ.

— Это что, пальма? — спросила Изобель, наклоняясь ближе, чтобы рассмотреть брелок.

Я кивнула, и волосы, которые я высушила феном, разлетелись в стороны над одним из тех платьев, что были отвергнуты Сарой. Это платье было таким же красным, как и помада Эвелин. Оно спадало с одного плеча, сужалось в талии, а потом снова расширялось. В нём было что-то винтажное, что заставило меня подумать о том, что его могла бы надеть какая-нибудь голливудская звезда.