Крест командора - Александр Кердан

Дементьева подобная ситуация начинала злить. Он и так рисковал, придя в острог к Гвоздеву. Рисковал вдвойне, памятуя, что кругом чужие уши, а старый приятель мог сболтнуть что-то лишнее об их дружбе, об учёбе в академии, которую они вместе якобы окончили… Но и не прийти, предать тем самым давнюю клятву Дементьев не мог. Посему и дерзнул явиться в острожную тюрьму, где томились арестанты.

Конечно, он оправдывал свой риск тем, что может у старого товарища узнать нечто, относящееся к его секретному заданию. Хотя где та Камчатка, где иноземные пенюары, сиречь шпионы, козни коих надлежит раскрыть? Ведь не может же он до конца открыться перед Гвоздевым – столько лет прошло: кто ведает, что у того на уме? Кто поручится, что в доносе, по коему он задержан и коий успел Дементьев прочесть, нет и толики правды? Хотя и не похож, конечно, Гвоздев на государева преступника, но кто его знает?..

Даже внешне со времени их совместного учения Гвоздев сильно переменился: погрузнел, чело избуравлено глубокими морщинами. Портрет искажают борода и давно не стриженные, немытые волосы. Да и черные, кажущиеся бездонными, глаза у бывшего друга глядят изглуби недоверчиво.

От этого взгляда сделалось Дементьеву вовсе не по себе. Он поднял повыше масляную лампу и оглядел темницу: после его пребывания здесь мало что изменилось. Разве что вместо охапок сена на земляном полу – теперь тюфяки…

Вспомнились его сотоварищи по несчастью – отец Варлаам и обер-секретарь Аврамов, их долгие велеречивые споры о Боге, о справедливости.

– Ладно, Михайла, не хочешь говорить, не надо, – понизил Дементьев голос, хотя соседей Гвоздева по темнице предусмотрительно приказал на время их беседы удалить, – послушай-ка меня. Я тебе не враг. Напротив, помочь хочу во имя старой дружбы, вот те крест!

Он торопливо перекрестился.

Гвоздев пытливо глянул на него. Так глянул, что сердце у Дементьева сжалось: видать, здорово жизнь пообломала старого приятеля, если уже ничему не верит.

– Чем тут поможешь? – горько произнес Гвоздев, оглядывая застенок. Ему вдруг захотелось рассказать Дементьеву про своё давнее пребывание здесь, но сдержался, только плечами зябко повёл.

Дементьев почувствовал перемену в его настроении, зашептал с воодушевлением, сам всё более веря в осуществимость своих слов:

– Старшим сейчас здесь капитан-порутчик Чириков Алексей Ильич, ты должен помнить его по академии… Он – человек справедливый, я ему всё про тебя расскажу. Он поможет… Надеюсь, вызволим тебя, скоро выйдешь на волю… Он, Чириков, и меня… – сказал и осекся, удержался от того, чтобы поведать Гвоздеву о собственном освобождении.

Эта недоговоренность, ощутимая обоими, тяжело повисла в воздухе. Гвоздев первым нарушил молчание:

– Замолвишь слово, буду благодарен. Господина Чирикова помню: толковый офицер и моряк отменный. Токмо вряд ли он мне заступник в сем деле. Приказ о моей доставке в Якутск, как сказывали, подписал сам воевода Заборовский, а он депешу от иркутского вице-губернатора Плещеева получил. Значит, отошлют меня для розыска в Сибирскую губернскую канцелярию, а то и в самый Тобольск…

– Так сие, может, и к добру. В Тобольске-то ныне наш Дмитрий Овцын обретается… Он теперь – лейтенант флота, в большом фаворе у их высокородия капитан-командора Беринга пребывает. Если, не приведи, конечно, Господи, здесь выручить тебя не получится, Овцын непременно в Тобольске веское слово скажет!

– Твоими устами, Авраша, да мёд пить… – впервые по-старому назвал его Гвоздев и умолк.

– Жди, – только сказал Дементьев, надел треуголку и вышел.

Караульный запер за ним кованую дверь каземата.

Дементьев остановился, вдохнул полной грудью пахнущий осенью вечерний воздух, поглядел на небо. После низкого тюремного свода оно показалось ему ещё более высоким и необыкновенно красивым.

Облака разного вида: плоские и шпилеобразные, громоздились одно на другое, будто этажи диковинного дворца. При этом нижние ярусы были темнее, массивней, а те, что выше, белее и невесомей. Заходящее солнце подсвечивало этот небесный дворец золотыми бликами, мерцающими в просветах, так, словно в окнах дивного строения зажглись свечи.

«Если Господь и живёт где-то, так именно в таком дворце… Прав был отец Варлаам, говоривший, что в Божьих апартаментах нет места земной лжи и притворству, подлости и предательству…» – снова вспомнил Дементьев старика священника. После их освобождения Чириков добился перевода батюшки в Иркутск, там он обитает в местном монастыре. Есть надежда, что будет вскорости возвращён ему сан. А вот господин Аврамов был оставлен при экспедиции в Охотске, как объяснил он Дементьеву, для составления отчетов. Что ж, сие тоже верно: другого столь учёного мужа в этих далёких землях сыскать невозможно…

«Выходит, есть все же высшая справедливость!» – Дементьев просветленным взглядом окинул небесные хоромы. Но тут же нахмурился, вспомнив свидание с Гвоздевым, их неловкий разговор: «Почему он не открылся мне? Почему я не могу сказать ему всего? Неужели мы так изменились, что перестали верить в добрые чувства? Не доверяем даже тем, кого знаем с юности? Или это время так изменилось и изменило нас?»

Он почувствовал стыд за то, что сам был не до конца искренен со старым другом. Решил, что не только похлопочет о нём перед Чириковым, но и непременно напишет в Тайную канцелярию своему благодетелю Хрущову, а уж тот, старик мудрый, придумает, как помочь Михайле…

Успокоенный этими благородными помыслами, он вышел за ворота острожка и быстро зашагал в сторону порта, надеясь прийти в казарму, где квартировал, ещё засветло.

«Филька, должно быть, уже что-то сообразил повечерять!» – при мысли о еде засосало под ложечкой. Ещё подумал, что завтра же пошлёт денщика принести харчи Гвоздеву, дабы от тюремной баланды тот ноги не протянул.

По вытоптанной пыльной дороге он миновал избы казаков, несколько амбаров. Когда проходил мимо сенника, услышал сдавленный крик и шум.

Дементьев остановился. Шум повторился. Он бросился к сеннику, резко распахнул дверь и увидел распластанную на земле женщину, которую придавил своим телом дюжий казак. Одной рукой он пытался зажать ей рот, а другой задирал нижние юбки. Женщина отчаянно сопротивлялась…

Дементьев в два прыжка оказался рядом, рванул насильника на себя, но потерял равновесие и упал вместе с ним навзничь, да так неудачно, что противник оказался сверху.

Матерый бородатый казачище быстро пришёл в себя после неожиданного нападения. Он извернулся и вцепился в горло Дементьева могучей хваткой. Дементьев успел разглядеть его ощеренный рот с крепкими жёлтыми зубами, почувствовал запах пота, перегара и черемши.