Хроника пикирующей России. 1992-1994 - Сергей Кара-Мурза

В Западной Европе террористы, перейди они от борьбы к мщению, могут уничтожить каждого жителя 20 тысяч раз — столько летальных доз одного только хлора имеется на предприятиях и станциях водоочистки. И охранить его полицейскими средствами в принципе нельзя. Но хлор — самое примитивное средство. Все держится на том, что на Западе еще нет террористов, перешедших к мщению. В России их ускоренным темпом формирует режим Ельцина. Ибо оскорбления, наносимые крупным массам людей, уже становятся несовместимы с жизнью. И таким людям уже совершенно неважно, что скажут о них Инна Чурикова или Зиновий Гердт. Режиму удалось выполнить первую задачу по разрушению России — расколоть общество на ненавидящие друг друга части. Пока что эти части малы, между ними — буферная инертная масса. Но она быстро «выедается» с обеих сторон. И жалкая отсрочка повышения цен на хлеб ничего не меняет.

Второй тип милиционера, поставленного против части народа, — самый многочисленный. Он страдает оттого, что втянут политиками в это дело. На вопросы он охотно отвечает, почти выкрикивает как заклинание, что ни при каких обстоятельствах он стрелять в народ не будет и такого приказа ему никто не отдавал. Ему приказано только «стоять и не пускать». В разных вариациях с такими офицерами велся один и тот же диалог. «Вы не просто стоите, а не даете мне пройти и защитить законную власть». Ответ: «Мы обязаны подчиняться приказу, без этого нет армии». «Да, а если политики прикажут стрелять в народ?». Ответ: «Не прикажут». «А до какого предела вы будете выполнять приказы?». Ответ: «Готов щитом и дубинкой рассеять людей и дойти до стен Дома Советов. Дальше не пойду». «А велика ли разница? Вы же знаете, что за вами пойдут другие, нанятые Боровым и готовые стрелять». Ответ: «Разница велика. Стрелять буду не я». О том, чтобы защитить людей, и речи нет. Подвиг уже в том, что сам не стреляет.

Таких офицеров жалко до глубины души. Они понимают, насколько шатка их позиция и прячут, как страус, голову в песок иллюзорных надежд. Первая — что власти никогда не отдадут приказа стрелять. Второе — что они в любых обстоятельствах удержат свой хлипкий нейтралитет, предоставляя самую грязную работу другим. Так не бывает, господа офицеры. Когда начнет литься кровь, никто не позволит вам остаться чистенькими.

А насчет приказа властей то, похоже, этот тип «честного» офицера обнаруживает неполное служебное соответствие. Такой приказ власти всегда отдают как бы вынужденно, в целях самообороны, после того как провокаторы с обеих сторон пошлют на заклание тщательно вычисленное число жертв, покажут осиротевших детей и организуют душераздирающие похороны. Русская охранка, кстати, всегда выделялась высшим мастерством в организации провокаций. Вам помогут на момент оправдать перед самим собой ваш «организованный политиками» гнев. И вопрос личного выбора будет в том, примете ли вы этот идеологический наркотик, позволяющий перешагнуть через вчерашние клятвы, или преодолеете соблазн. А в личном плане страусиная политика оказывается наихудшей. Выбор надо делать не когда досылаешь патрон, а за два шага до порога, когда есть еще время подготовить отход или наступить на горящий фитиль, нейтрализовав «упырей» и разоблачив провокаторов.

Можно также предположить, что ради манипулирования офицерством руководство МВД оставило их в полном неведении относительно механизмов разжигания гражданской войны. Изучению этого механизма на материале недавних войн в Нигерии, Ливане и Шри Ланке посвящено огромное число диссертаций в США. Накопленное знание позволяет описать типовые схемы, ролевые функции, оптимальную динамику «раскачивания». Позволяет найти и надежные симптомы для измерения глубины процесса. Ничего этого не знает офицер МВД и наивно верит, что «просто стоит и не пускает» и что стрелять ему не придется (и не захочется). Я пять лет изучал научную литературу по данному вопросу и «подставлял» факты нашей действительности в надежно установленные формулы. И я просто обязан сказать: действия всех необходимых для запуска гражданской войны факторов и институтов уже сложились в синхронно работающую систему, которая раскручивает маховик. И уже совершенно неважно, хотят ли Бурбулис и Ростропович, телевидение и Мосхлебторг разжечь в России войну или действуют по недомыслию. Стартер ее запущен, и мотор уже чихает.

Когда «Московский комсомолец» сообщает, что органам МВД в Москве «дано право стрелять без предупреждения», то он, скорее всего, врет. Но и это не важно, ибо суть сообщения в том, что мотор сделал еще один оборот. Когда ОМОН догоняет людей и избивает прямо в вестибюле станции метро, бросая избитых на эскалатор, а назавтра уже и на перроне, то это значит, что еще один порог переступили, ибо вчера еще метро было своего рода храмом, в котором можно было скрываться от преследования.

Конечно, наши солдаты и офицеры уже сегодня — жертвенная часть народа. Их предало и толкало на гибель население Москвы. Оно прекрасно знало, что в центре их города окружено колючей проволокой и четырьмя кордонами войск и техники здание первого парламента (отношение к его политике совершенно не существенно). Что полное людей двадцатиэтажное здание оставлено без лифтов, без связи, без света, воды и отопления — а снег на дворе. Что десятки тысяч людей, которые не в силах стерпеть такого оскорбления, хотят пройти к парламенту — а их избивают. Избивают уже ежедневно и каждый день все сильнее. Все это москвичи знали, ибо по самым строгим подсчетам у Дома Советов побывало от 500 тыс. до миллиона человек. Знали, но делали вид, что не знают. И с такой страстью не желают знать, что уже и сами верят. «А был ли мальчик?» Они до деталей повторяют самоубийственный опыт немцев, на глазах которых штурмовики специально и «наглядно» убивали людей, а они спокойно шли домой и про себя твердили: «Да нет, этого не могло быть». И если бы москвичи ясно сказали: «Борис Николаич, охолоните маленько! Эдак не годится,» — все было бы по-иному. Но этого не говорят и просят телевидение, чтобы оно, ради Бога, не говорило правды.

Человека с ружьем предал цвет московской интеллигенции. Ведь Президиум Российской Академии наук, публично одобрив действия Ельцина, своими слабыми ручонками подтолкнул страну к войне. Браво, господа! Слава советской науке! А те меломаны, которые потекли на ритуальный концерт на Красной площади, немножко преждевременно отмечающий окончательную победу «демократии»? Ведь знали, что совсем рядом — сгусток горя и гнева сограждан. Возрождаете обычай накрывать победный пир над телами связанных и задыхающихся побежденных? А подумали, как в перспективе будут реагировать те, кого еще не связали? Ведь сами знаете, что всех враз повязать не удастся.

Все это и обрекло офицера милиции стоять и думать: «Прикажут или не прикажут? Прикажут или не прикажут? А если прикажут — что делать?».

Третья категория офицеров невелика. Это те, кто видит ситуацию не через свою личную судьбу, а через судьбу страны. Они тайно думают, куда это ведет. Тлеет огонь или уже полыхает? Раздувают они пламя или тушат. Вот тихий разговор с майором на посту, удаленном от уха Лужкова, в первый день полной блокады Дома Советов. Началось, как обычно — «мы стрелять не будем» и т.д. А старик ему говорит: «Это — второе. А понимаешь ли ты, что уже эта блокада — акт гражданской войны, а не мира. Ведь это похлеще, чем повесить замок на Учредительном собрании». Майор понимал, но считал, что все еще не фатально.

«А понимаешь ты, — продолжал старик, — что гражданскую войну никогда не объявляют, а в нее втягивают, да так, что к каждому шагу люди привыкают? Разве вы не видите, что и вас втягивают, и каждый день — вроде бы еще не фатально? А потом глядь — и уже нельзя не стрелять, или в одних, или в других». Майор посмотрел прямо в глаза и сказал с тоской: «Да, подсознательно мы это понимаем». Хотел и я встрять, мол, пора бы, товарищ майор, понимать это не подсознанием, а разумом. Да появилось «ухо», старик и майор исчезли чудесным образом, как будто их тут и не было. Но это к слову. Главное же, что среди офицеров идет процесс осмысления. Наверняка есть такие, кто уже перевел вопрос из подсознания не только в область трезвого размышления, но и практических действий. Подготовил план передислокации семьи, себе гражданскую одежду, денег. Его приказ «стрелять» врасплох не застанет. Он не окажется в положении румынских полицейских, которых население отлавливало по лесам.

И у меня опять вопрос к «правовому сознанию» нашей интеллигенции. Разве она не видит, что по отношению к служащим милиции совершается тяжелое нарушение их прав? Их оставляют, на деле, в полном неведении относительно таких понятий, как Конституция, присяга, государственный переворот. В советское стабильное время эти понятия были действительно не нужны — угрозы стать преступником по приказу начальника практически не было. А сегодня такая угроза висит непрерывно. Офицеров оставили без знания о том, что означают те или иные действия в общей цепи событий, каково их давление на сохраняющееся еще в обществе хрупкое равновесие. От них злонамеренно скрывают знания в области «социальной техники безопасности». Но если интеллигент, требующий, вроде А.Иванова, «стадиона» для политических противников, сам ничем не рискует, то поверивший ему офицер идет на смертельный риск — стать убийцей или самому попасть под топор. Нынче роль коллективного провокатора исполняется радикальной интеллигенцией еще более гнусно, чем на этапе подготовки первой гражданской войны.