Любовь Стратегического Назначения - Олег Гладов

И вот тут-то Юле стало по-настоящему страшно.

На первом же после этого случая медосмотре в школе медсестры из горбольницы добрались и до их класса. Урок был остановлен и тетеньки в белых халатах стали бегло просматривать языки, уши и волосы учеников 6—го «А».

— Ой-ей-ёй!!! — сказала вдруг одна из медсестер. — Это что еще за ужас???

Все повернулись и увидели, что тетя-доктор брезгливо держит рукой в резиновой перчатке длинный локон Юли.

— Вши? — спросила учительница, сидящая за своим столом.

— Да тут, по-моему, все! — сказала вторая медсестра, тоже подошедшая к Юле.

Юля испытала первое, по-настоящему жестокое, унижение в тот момент, когда её заставили собраться на глазах у всего класса. А во время наступившей внезапно перемены две врачихи, помахивая своими квадратными чемоданчиками, на глазах у всей школы провели её к автомобилю с красным крестом…

Уже в больнице она начала вдруг хныкать и отбрасывать от себя чужие руки. Её смогли успокоить, только пообещав побрить наголо и показав огромный шприц для промываний. Она не знала, что этим шприцом уколов не делают. Но сработали оба аргумента безотказно.

Ей втёрли в голову вонючую мазь. Заполнили документы и повезли домой.

Юля обречённо привела медиков в свою квартиру.

На следующий день появились представители Комиссии по делам несовершеннолетних. С Юлей поговорила тетенька, которую все вокруг называли Лара Евгеньевна. С мамой разговаривали какие-то люди и милиционер.

Маме показывали бумаги, и мама в них даже смотрела. Но Юля не могла с такого расстояния определить — видела ли мама эти бумаги вообще.

Мама «успела с утра». Граммов 150 как минимум. Поэтому с полуулыбкой слушала всё, что ей говорят, иногда кивала и даже почти не материлась.

Когда все ушли, Юля привычно закрылась в своей комнате, подпёрла дверь и посмотрела на свой портфель.

Она легла в постель, не выключая свет, и тихонечко поплакала. А потом заснула.

Ей снился хороший сон.

Потому что когда улыбаются во сне — значит, снится хорошее.

А она улыбалась. Я помню это.

На следующий день на пороге школы два первоклассника тыкали пальцем и кричали:

— Вшивая! Вшивая!

Они кричали это очень громко и от переполнявшей их радостной злости их юные голоса вибрировали. Юля вошла в большой холл большой престижной школы в хорошем районе города. Юля вошла в школу и увидела, как несколько десятков голов повернулось в её сторону.

Вихрастых голов и голов с косичками, голов с бритыми затылками и голов с аккуратными проборами, с «конскими хвостами» и чубами до носа.

Юля увидела это и остановилась. Потом развернулась и вышла. Пересекла школьный двор, прошла мимо автобусной остановки, свернула в сквер возле памятника. Прошла и его. Уже здесь услышала звонок на первый урок. Не из своей, а из ближайшей к ней сейчас 22—й школы.

У нее екнуло сердце — впервые она не шла на занятия как все Нормальные Дети.

Она прогуливала (!?) школу.

Значит, она Ненормальный Ребенок? Как все остальные мальчики-хулиганы и девочки-врушки? Интересно! — она, как и все люди, обращалась толи к себе, толи к кому-то еще. — Интересно! А бывают девочки-хулиганы и мальчики-врушки?

— Значит, я Ненормальный Ребенок! — она вдруг заулыбалась. — Я девочка-хулиган!

Настроение у нее улучшилось и она, с разбегу попрыгав по нарисованным на асфальте «классикам», побежала дальше, размахивая портфелем.

Она целый день гуляла по городу. Устала, но почему-то чувствовала себя невероятно легко. Нашла кусок булки и крошила его голубям на площади. Видела группу малышей из детского сада на прогулке. Под вечер, замерзнув, она вошла в большой Дом Культуры и села на одно из многочисленных мягких сидений в фойе. Какие-то дети с родителями переобувались и сдавали одежду в гардероб. Взрослые люди проходили мимо нее в кинозал на первый вечерний сеанс. Дети пришли на занятия в танцевальном кружке. Поэтому скоро удалились в свой «Танц. Зал № 1».

Родители на ближайшие два часа рассосались.

Потом началось кино.

За закрытыми дверями слышались музыка, интересные звуки и дружный смех. В фойе остались только Юля, полулежавшая в большом кресле, и тетенька, проверяющая билеты у входа в кинозал. Тетенька читала какой-то журнал.

«Наверное, про кино», — решила Юля.

— Тебя как зовут? — спросила вдруг контролер громко со своего места.

— Юля, — сказала Юля.

— А что ты тут делаешь? — она смотрела на Юлю поверх очков.

— Сестру жду младшую, — соврала Юля. И добавила:

— Она на танцы ходит.

Тетенька покивала.

— Кино хочешь посмотреть? — спросила вдруг она.

Юля моргнула.

Потом кивнула.

— Да, — сказал она, наконец.

Когда кино закончилось, она вышла со всеми зрителями на улицу и поняла, что уже давно стемнело. Юля остановилась и посмотрела в небо. Она увидела далекие и редкие осенние звезды, с трудом пробивающиеся сквозь зарево города.

Она не спеша шла в сторону дома и видела включенные фары движущихся автомобилей и пар, вырывающийся изо рта идущих навстречу людей.

В окнах домов она краем глаза замечала одновременное моргание тысяч телевизоров, включенных на один (и тот же?) канал. Она видела холодный безжизненный свет ламп дневного освещения под потолком городского бассейна. Видела вспышки электросварки на далекой стройке.

Юля прошла вдоль какого-то кафе и вышла на центральную улицу города. В стороне она увидела памятник танку. Рядом с ней была автобусная остановка. На остановке топталась молодежь с кассетником на батарейках и сидела одинокая бабушка с ведром семечек.

Юля смотрела на эту бабушку, когда к остановке, позвякивая, подъехал автобус с цифрой «1» над водительским местом.

Единица.

Через минуту Юля уже ехала к «конечной».

А ещё через пятьдесят минут стучалась в ворота небольшого частного дома.

Дверь ей открыла баба Люба.

— Юленька! — осветилось лицо старушки. — Заходи, деточка!

Юля обняла её за пояс и, прислонившись к животу, заплакала.

Потом они пили чай.

— Что случилось, Юленька? — спросила, наконец, баба Люба. Юля произнесла несколько предложений. Баба Люба молча выслушала.

— А где баба Тома? — спросила вдруг Юля.

Ещё через несколько секунд Юля узнала о том, что Тамара Фёдоровна Соболева скончалась полгода назад. Так Юля запомнила, кто же из двух одинаковых бабушек оказался дочерью.

Она осталась спать у бабушки Любы. Та простирнула в большом тазе всю Юлину одежду и повесила её над включенной на медленный огонь газовой печкой.

Утром они позавтракали хлебом с маслом и сладким чаем. Один бутерброд баба Люба завернула Юле с собой. Потом протянула ей ключи от входной двери. Юля вышла из дома и, чувствуя затылком взгляд бабы Любы, смотрящей на неё из окна, пошла в сторону остановки.

Она бодро шла по тропинке и вдруг увидела ржавую, перекошенную карусель, похожую на «Пентагон», с приваренными к нему стульями из толстого листового железа. Через песочницу от «Пентагона» стояли остатки качелей, которые когда-то скрипели так уныло, что на них даже покурить никто не присаживался. Теперь скрипеть было нечему. От качелей остался только замысловато погнутый железный столб, похожий на подвергшуюся пыткам букву «Z». Юля стояла в своём бывшем дворе и с удивлением видела, каким он стал маленьким. Каким ВСЁ здесь стало маленьким! Она поняла, что не была здесь пять лет — ого, себе!

Пять лет назад её семья оставила тут Ваську, ставшего Василисой, и переехала в противоположный конец города. Юля перешла в другую школу. И всё. Больше здесь с тех пор она не бывала. Родители даже на большие праздники бывших соседей не приглашали. Тогда Юля думала, что так положено. Так — нормально. Сейчас поняла: нет.

Юля ещё раз оглядела свой двор и пошла дальше.

Она захотела писать и, вспомнив о гаражном кооперативе, свернула к нему. Обошла трансформаторную будку рядом с котельной и увидела двух девочек своего возраста. Они держали в руках сигареты и явно собирались их прикурить.

Юля подумала, что темненькая девочка на кого-то похожа, и тут же поняла, что это Тася Пастухова. С Тасей, очевидно, произошло то же самое.

— Юлька! — завопила вдруг она.

Они подбежали друг к другу и впились друг в друга же глазами, не зная, что сказать. Светленькая ухоженная девочка с мелкими-мелкими кудряшками на голове подошла к ним поближе и сказала, держа сигарету в вытянутых красивых длинных пальцах:

— Меня зовут Стеша.

Потом они гуляли по старому парку, который стал еще более заброшенным. Была глубокая осень. Деревья стояли голые. И если летом листья кое-что прикрывали, то теперь мрачность этого места была очевидна.

Но трём девчонкам было не скучно. Они не спеша шли по аллее с остатками скамеек и разговаривали. Сначала Юля рассказала им про последние события в своей жизни. Стеша, выслушав всё до конца, сказала закуривая: