Финики - Володя Злобин

      Главный аргумент власти: "Не раскачивайте вагон-ресторан, в нём обедаем мы". Мы не были в силах это сделать, но хотели показать пример борьбы с беззаконием, отчего эволюционисты с пеной у рта откусывали от наших манифестов цитаты, и бесконечно правильно уничтожали их. Они говорили, что в стране уже началась мирная демократическая череда преобразований, которая может прерываться из-за наших идиотских выходок. Но мы хотели качественного и коренного изменения не просто общества, а самих себя.

      Я с Алисой чувствую, что лимит доверия, выделенный небом, почти исчерпан. Чтобы стать героями нам осталось совершить последнее деяние, после чего мы войдём в историю, заткнув за пояс эсеров. Наша любовь по ночам возгорается особенно жарко, словно в костёр плескали бензином, а утром мы снова индевели, превращаясь в механические аппараты властвовавших нами идей. Что властвовало мною? Желание собрать всех до единого хмырей в одну кучу и наступить на них тяжёлым ботинком.

      Как манна небесная сваливается блоговая новость про товарища Бурундукова, который любит молодых девушек и большие откаты. Всё-таки полно людей, которые нас поддерживают. Даже создана группа "ВКонтакте", в которой состоят десятки тысяч человек. Они помогают нам граффити и сердечками. Что же, когда мы промозглым злым вечером следили за трассой, по которой ездил Бурундоков, эти виртуальные сердечки грели меня также, как ветка сакуры, запощенная в офисный бложик в память о недавним землетрясении в Японии. Перезалитые записи рассказали правду о чиновнике. Всё-таки век цифровых технологий предоставляет совершенно новый террористический инструментарий, который был недоступен прошлым поколениям. От того нас, кстати, часто и высмеивали. Но то, что было рассказано о Бурундукове, оказалось правдой. Он ездил на дорогой чёрной машине, сделанной из народных денег, по трассе, которая вела в закрытый кооператив, около озера. Один раз из лесополосы рядом с местом, где курили проститутки, мы видели, как остановился его драндулет.

      Решение, до которого я остался безразличен, назрело как-то само собой.

      Алису переодели в проститутку. Если для такого перевоплощения среднестатистической девушки необходимо каких-то десять минут, то над Лисом пришлось колдовать пару часов. Но даже после полного смена гардероба, взбив длинные волосы и изуродовав лицо косметикой, в ней продолжала жить энергия той же кшатрийской касты.

      - Я бы побоялся тебя трахнуть, - глухо проговорил Молчун, - ты так держишься, как будто ненавидишь меня.

      - А может, я совершенно искренна, - парирует Алиса, - а что будем делать, если остановиться другая машина? А если он будет не один? Если машина охраны? Я что подставная утка для изнасилования?

      Слава и Молчун не понимают причину опасений девушки, зато я, носитель комплексов женщины, знаю, что в ней живы воспоминания о том, как её почти изнасиловали. Я слишком отчётливо помнил, как она застыла тогда перед двумя гопниками. Но отговорить Ника от такого плана не представляется возможным, он уверен в себе как своевольный Локки.

      - Есть идеи получше?

      Идей не было, как и желания жить. В день акции, приготовив новые отпечатанные манифесты, мы спрятались на трассе. В указанный анонимом промежуток времени Алиса начала ходить вдоль обочины. И, что удивительно, через пять минут около неё остановился чёрный автомобиль, по виду въезжий в высшие круги общества. Машина останавливается и сыто приоткрывается плотная дверца. Алиса кокетливо подходит к чёрному проему и, согнувшись так, что у меня разогнулся член, скрывается внутри.

      По идее мы должны услышать несколько выстрелов, после чего ринуться к автомобилю и помочь девушке. Но ничего не происходит. Через минуту автомобиль начинает медленно трогаться, а затем резко останавливается и приглушённые крики, доносящиеся оттуда, заставляют нас сорваться с места. Благодаря Алисе дверца приоткрыта, поэтому мы уже внутри.

      - Что за!

      Бурундуков со страхом скосил карие глазки и получил заслуженную награду прямо из моего кошелька, отчего сполз под кожаное сидение. Водитель, родом из облагороженных обезьян, совмещающий функции охранника, стал необходимой жертвой. В конце концов, если у него хватало духа работать на того, на чьей совести тысячи косвенно загубленных жизней, значит он ничем не лучше своего босса. И пусть система хоть изойдет на пену, показывая завтра слезливые ролики про оставшихся без кормильца детей.

      Алиса плачет, размазывая по щекам косметику:

      - Извините, я не смогла! Оцепенела. Я хотела сказать... но не смогла.

      Из ушей Славы выплескивается адреналин:

      - Плевать, дело сделано, можно гулять смело! Молчун, заводи машину, валим на хер отсюда.

      Но, не успели мы отъехать, как к нам приблизилась полицейская машина. Оттуда выковыривается огромный ходячий колобок, который, судя по виду, убежал не только бабушки с дедушкой, но и от голодной лисы. Он деловито подходит к тонированному автомобилю и, оглядываясь, стучит по стеклу:

      - У вас всё нормально?

      Если не считать, что внутри машины сидят трое террористов в окружении двух трупов, то у нас всё нормально. По трассе проезжает встречная машина, и я глупо, как корова, провожаю её взглядом. Полицай продолжает:

      - У вас всё нормально? Простите, если отвлекаю, но мы согласно разнарядке должны осматривать все подозрительные автомобили... Приказ вышел... Я открываю дверь.

      Лучше бы он этого не делал. Как только любопытная и толстая морда полицая заглядывает внутрь, чтобы полюбоваться той роскошью, которая светит ему только в глянцевых журналах, его голова разлетается от выстрела Молчуна. Слесарь, матерясь, выбегает на дорогу, и мы все понимаем - это конец. Звучат ещё выстрелы, ответная автоматная очередь. И через пару мгновений мы видим Молчуна, перешитого рваными красными ранами. Понятно даже мне - не жилец.

      Слава, схватившись за голову, прокусывает нижнюю губу:

      - Что ты наделал!?

      Молчун улыбается:

      - Революцию, - затем добавляет, - дела плохи, второй ублюдок успел по рации что-то передать. Валите на хрен отсюда. Сворачиваете в лесок, там бросайте машину. Мимо постов не ездите.

      После того, как я выкинул из машины трупаки, высовываюсь и кричу другу:

      - Поехали отсюда быстрее!

      Наверное, Молчун благодарен мне, что я помню его обещание. Слава заторможен:

      - Молчуна здесь оставим?

      Тот сам отвечает нам:

      - Конечно. На хер вам меня тащить с собой? Спасибо, я вновь почувствовал, что такое жизнь. А теперь валите отсюда.

      Мы не жуем мелодрамы, а лично я так вообще рад, помня наш старый разговор с Молчуном, что он дарует шанс удрать. Выкидывая мертвецов, давим педаль в пол и скрываемся.

      К ночи мы смогли выйти в город и провели тёмное время суток в старом коллекторе, где побеспокоить нас мог только приблудившийся бездомный. Было ясно, как божий день, которого так не хватало, что песенка почти спета. Слава сидел в углу, обхватив ноги. Смерть Молчуна ударила по нему сильнее всего. Без извечных фиников он кажется потерявшимся ребёнком. Как-то я спросил его, почему он всегда ест эти фрукты. Слава сказал мне, что финики напоминают ему людей. С виду невзрачные и черные, скукоженные и жалкие, но если надкусить их, дойти до кости, то там - металл, сила, воинственная потенция, желание жить и рвать зубами. Теперь он уже пару дней не ел их и испытывает тяжёлую ломку. Я, сжимая Алису, думал о выходе из кризиса.

      Кризисные времена рождают диктатора. Но, когда он выводит народ из стагнации, диктатор автоматически становится не нужным народу. Поэтому задача каждого диктатора - постоянно ввергать страну в кризис, чтобы как-то обосновать своё нахождение у власти. Самый простой - устроить войну. А здесь годятся любые внешние факторы: от врагов народа до евреев. Исключения немногочисленны, как Августо Пиночет. Тоталитарная система заведомо обречена на провал - в ее сути не заложено изменение. А еще проблема в том, что современный глобализированный мир, стянутый корсетом экономических и военных договоров, неминуемо раздавит любой отдельный элемент глобальной системы, который захочет жить по-своему. Автаркия Северной Кореи существует, потому что не играет никакой роли, и скоро уже доест сама себя. Поэтому, говорят теоретики, если возможна национальная революция, она должна произойти в странах - основных игроках геополитики. В этом, мол, и была ошибка большевиков, не сумевших воплотить мировую социалистическую революцию в жизнь, отчего и были уничтожены.

      В этих условиях была ли обречена на успех наша деятельность? Неправильно поставлен вопрос. Наша деятельность обречена на успех, тогда как мы заведомо были обречены на смерть. Нации, за которую мы сражались жестокими методами, необходима вера в то, что у неё есть герои. Необходима уверенность в том, что она способна на поступок. Наша группа стала символом, который показал, что перемены возможны. Мы доказали, что русские - это не обиженный носатый народец, а просыпающийся северный исполин. И когда он окончательно разомкнёт веки, не поздоровится всем тем, кто пировал на его спящем теле.