У Великой реки. Битва - Андрей Круз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Метут, да не о том, наверное, — пожал Угорь плечами. — Нет никаких слухов. Старший из братьев с месяц как запропал куда-то, а младшие здесь. Каждый день с новыми девками, через день на новой машине.
— Значит, у папочки дела хорошо идут?
— Это точно, — кивнул проныра. — Куда уж лучше… О! Смотри! Ещё интересные люди.
С этими словами он указал на вход в кабак. Я поднял глаза от кружки, бросил туда взгляд. В зал вошли четверо. Трое явно были братьями. Все средних лет, все с бритыми наголо головами, один из них с короткой бородкой, ещё один с усами, третий же был «лицом бос». Что их всех объединяло — чёрный цвет одежды. Недлинные плащи «пришлого» покроя из чёрной кожи, чёрные рубашки под ними, чёрные брюки, заправленные в чёрные же высоченные кавалерийские ботинки, столь популярные здесь. У каждого справа висело оружие в кобуре, у всех разное, а слева в ножнах покоились совершенно одинаковые широкие и длинные тесаки, чуть изогнутые. В исторической книге о холодном оружии я видел название для подобного оружия: «артиллерийский тесак». Не знаю, зачем он артиллеристам, но башку таким раскроить до зубов можно в единый миг.
Четвёртый, вошедший с ними, был молод, но на бандита уже вполне смахивал. Узкое лицо, светлые короткие волосы, как у военных. С Лесного хребта человек. На нём был обычный для наших краев длинный брезентовый пыльник, берцы из рыжей кожи, серые брюки со множеством карманов и свитер. Если исключить, что пыльник я в гостинице скинул, а сейчас в кожаной куртке, то в остальном мы с ним как близнецы. В жёлтой кобуре, висящей наискосок на животе, покоился сипайский «чекан».
Все четверо неспешно прошли в зал, выбрали столик у стены, после чего за ним расселись. Тот, который с бородкой, махнул рукой задастой подавальщице. Я глянул на неё — восторг на лице не отразился. Похоже, не самые любимые посетители.
— Это кто? — спросил я.
— Братья Рахсен. С бородой — старший, зовут Пер. С усами — средний, Батор, а самый младший — Волло.
— Из Западных гильдий? — спросил я, присмотревшись к лицам.
— Оттуда, — подтвердил Угорь мою догадку. — Лет семь уже, как в Гуляйполе крутятся. Берут заказы на добычу черепов и выбивание долгов. Ухорезы те ещё; по слухам, любили неплательщиков их же кишками душить. А года два назад стали они с Созерцающими работать. Исключительно. Башки обрили, напялили всё чёрное, в храме Кали их видели. Заказы со стороны не берут, что делают — никто толком не знает. Но поднялись. Завели даже торговлю. Две баржи купили и уже грузовиков пять для них катается, с их товаром. А до этого только на пьянки с гулянками зарабатывали.
— Интересно… — протянул я. — Интересно. А сюда часто ходят?
Он щёлкнул языком, что у аборигенов означает отрицание, затем сказал:
— Нет. Теперь нет. Раньше, до того, как в чёрную масть перекинулись, часто бывали, а теперь пару раз в год, не чаще.
— Интересно… — повторил я. — A с ними кто?
— Не знаю. Видел вроде его здесь раньше раз или два, но внимания на него не обращал. Он с какой-то ватагой был вроде, не с Рахсенами. С ними его впервые вижу.
— Понятно. А одеты одинаково — это что, форма? Или выпендрёж?
— Вроде формы у них, кто с Созерцающими дела ведёт, но в этих… — Он пощёлкал гибкими пальцами, подбирая слово: — Во! Кто в тугах состоит, тот так и одевается. Это у них вроде армия своя такая.
Что-то знакомое было в лице молодого бандита в пыльнике. Но что именно — я никак не мог понять. Словно воспоминание какое-то с ним связано. А вообще, всё это очень интересно. Чем именно? Лично мне интересно, зачем это трое наёмных убийц и поклонников Кали в компании ещё кого-то заявились в кабак именно в тот день, когда в него пришли мы? Учитывая, что они сюда почти не ходят. Подозрительно. Боги видят — подозрительно. Я вообще в совпадения верю редко и с большим трудом. Точнее, даже вовсе не верю. Поэтому я просунул руку под куртку и активировал амулет связи, послав два длинных тона женщинам: «Как вы?» К счастью, ответ пришёл быстро. Амулет завибрировал, сообщив, что у них всё в порядке. Ладно, это радует. Если что и начинается, то начинается с нас.
— Ладно, увидимся ещё. Пятёрку свою хоть с трудом, но отработал, — сказал я Угрю. — Услышишь что ещё про тех людей, о ком я спрашивал, — подходи, подкину ещё деньжат. Усёк?
— Усёк, — кивнул тот.
— Ну и молодец, раз усёк.
Забрав со стола свою кружку, я встал и огляделся. Братья Рахсен явно отвели глаза в сторону — смотрели они на меня тяжело: взгляд чувствовать я пока не разучился. А четвёртый настолько старательно смотрел в другую сторону, что это внушало ещё большие подозрения. Тем более что его взгляд я ещё до этого почувствовал — злобный такой, вроде как зарезать меня хочет. А вообще, выглядело всё так, как будто молодой в пыльнике привёл троих убийц специально, чтобы меня показать. Откуда он может меня знать? И почему столько злости? Я его в упор узнать не могу. Не встречались мы в этой жизни, пожалуй.
Тогда я неторопливо побрёл к своему столу, даже не глядя в их сторону. Здесь они не нападут. Заведение явно репутацией дорожит, плакат про то, что лучше здесь не стрелять, следует принимать всерьёз, как мне кажется. И они это знают. А вот после того, как мы отсюда выйдем, могут возникнуть неприятности. Думаю, что наверняка возникнут. Но мы покуда не спешим. Нам и здесь хорошо, тем более что у Орри контакт с рыжим гномом налаживается. Беседа вовсю идёт, оба ещё по кружечке попросить успели.
Я подсел к ним. Орри повернулся ко мне, сделал жест в сторону оружейника, сказал:
— Знакомься. Это Дарин Горящая Борода.
Гном с огненно-рыжей бородой степенно кивнул, протянул мне через стол могучую руку с мозолистой, твёрдой, как доска, ладонью.
— Дарином кличусь, — просипел он. — Кузнец и оружейник. Тут магазин держу.
Гномы почти всегда по профессии и месту работы представляются. Это у них как продолжение имени. Поэтому и отвечая следует таких же правил придерживаться, чтобы не унижать собеседника тем, что скрываешь от него своё занятие.
— Александр, — пожал я протянутую ладонь. — Волковым прозываюсь. Охотник на нечисть.
— Сказал уже Орри, благодарствую. Пива тебе хочу предложить. Какое будешь?
— Спасибо, с радостью приму. Пью светлое.
Гном махнул рукой своей подружке, которая побежала к стойке за очередной кружкой, а я спросил нового знакомого Орри, блеснув гномьей вежливостью:
— За рыжесть так прозвали?
— Нет! — захохотал тот. — За то, что в кузне бороду спалил, когда в учениках ходил. Позорище! До сих пор не избавлюсь.
— Ни за что бы не подумал…
— А никто и не думает.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});