Путь чести - Даниил Сергеевич Калинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я твоя смерть, щенок!
Елмань моей сабли врублилась в шею вражеского атамана одновременно с выстрелом, быть может, лишь на долю секунды опередив его…
— Ты как?!
Всё ещё бледный шотландец, зажав предплечье правой руки ладонью левой, сквозь зубы прошипел:
— Нормально, задел только вскользь… Умелый, гад!
Кровь явственно выступила сквозь пальцы Джока — но прежде, чем я попросил бы показать рану, Лермонт указал клинком куда-то вперёд:
— Тапани… Помоги ему! Я сейчас…
— Не дури, лучше прижги пока рану, я справлюсь!.
«Степан» едва отбивается сразу от двух конных. Решительно направив Хунда в их сторону, я нанес первый рубящий удар со спины увлекшегося схваткой ворога — в основание незащищенной головы. Тапани благодарно кивнул — а второй противник тут же развернул скакуна в мою сторону… Я пошел на сближение, а после резко отклонил корпус — и рубанул саблей изо всей силы! Заточенная сталь трофейного клинка рухнула на голову не успевшего поставить блок вора…
Перебив самых отчаянных и смелых тушинцев, остальных мы вскоре обратили в бегство. Вслед за уцелевшими ворами я отправил полусотню рейтар во главе с Тапани — в то время как остальные принялись считать потери, оказывать первую помощь раненым… И мародерить, снимая все мало мальски ценное с трупов убитых врагов. Как говорится в поговорке — «À la guerre comme à la guerre»…
На войне как на войне.
— Молодцы братцы, наша взяла! Сегодня вы все герои — и вся добыча ваша по праву!
— Да-а-а!!!
Ответом мне послужил одобрительный рев десатков луженых глоток…
Едва ли не все поле устлано телами мёртвых — подавляющее большинство которых принадлежит мятежникам, их не менее двух сотен. Увы, мой эскадрон также не досчитался более двух дюжин убитых и тяжелораненых рейтар…
— Ты как, командир? — Лермонт поравнялся со мной, демонстрируя свежую повязку с едва проступающими за её края следами порохового ожога. Что же, такая здесь и сейчас медицина — но кровь прижигание действительно затворяет… Между тем бодрый, словно бы и не бывший только что в смертельной схватке шотландец весело продолжил, не дождавшись ответа — и подняв вверх рукоять трофейной сабли:
— Смотри что я ухватил с тела полковника! Твой трофей… — друг протянул мне саблю, украшенную драгоценными каменьями. Интересно, откуда она у полковника? Хотя теперь уже не узнаешь…
— Оставь себе, Джок. Ты меня сегодня дважды выручил, во второй так и вовсе спас жизнь! Это будет лишь малая толика моей тебе благодарности…
Шотландец широко улыбнулся:
— Так и ты меня спас! И не единожды! И разве мы ещё считаем случаи, когда выручали друг друга?
Я устало покачал головой:
— И все-таки оставь себе… Как рана?
Не скрывающий своей радости шотландец только рукой махнул:
— Царапина! Заживёт, как на собаке, ты же меня знаешь…
Хм-м-м… Не так хорошо, как ты думаешь, друг мой, вовсе не так хорошо…
Мы уже закончили собирать трофеи (влячая и законную долю рейтар Ушакова, отправившихся в погоню), когда показался отряд второго сотника — крепкого, коренастого, русобородого мужика лет за тридцать. Его словно окутывает ореол суровой, а главное, обоснованной уверенности в своих силах, веры в себя и свои возможности. Настоящий боевой вождь… Полусотня Петра вернулась без потерь — но с языком!
Уже за двадцать шагов было слышно, как мычит с мешком на голове пленник. И вскоре козачек, связанный веревками, словно тюк, рухнул на земле — буквально к копытам Хунда! Я многозначительно посмотрел на Ушакова — и тот развел руками:
— Ты, командир, не серчай. Это чудище лохматое рот свой поганый не закрывало. Пришлось немного угомонить, для его же безопасности.
Я кивнул головой:
— Понял. Поднимите, снимите мешок и достаньте кляп. — я растер руками лицо. Навалилась невероятная усталость; хочется просто лечь и как следует выспаться…
Лицо пленника действительно вызывает отвращение. Весь рябой, с косым шрамом от лба до подбородка, с гнилыми зубами и пропитыми глазами. Битый жизнью пёс…
— Что тебе провалиться, немцура поганая! Чтоб вас живьём жгли! Дети потаскух! Псы смердящие! Немчура проклятая! Да чтоб… — ему снова заткнули в рот кляп, и проклятия прекратились в мычание.
— Говорить не будешь? — я устало посмотрел на пленника.
Тот снова замычал.
— Выньте. — я кивнул.
На удивление, проклятий не последовало. Козак только отрицательно покачал головой.
— Хорошо. Доставим тебя в наш лагерь. Там разберутся. — с улыбкой произнес я, сделав едва заметный знак Тапани, с которым фон Ронину уже не раз доводилось вести допрос…
— Матиас!!! — финн, вынужденно получивший язык за время обучения сотни, страшно закричал, упав на колени перед лежащим чуть в стороне мертвецом. Вздрогнул даже я.
— Матиас! Друг мой! Да как же так! — «Степан» склонился над мертвым телом, схватив павшего за руку… Такая сцена не могла не пробрать.
— Кто?!! Кто это сделал?!! — вскочил на ноги финн. Глаза его налились кровью, став одним цветом с последствиями удара на щеке.
— Спокойно друг! — подошел к нему Лермонт — но тут же шотландца грубо оттолкнули:
— Ты!!! — безумный взгляд Тапани устремился на пленного, который только что в землю не вжался от страха.
— Я тебя голыми руками разорву, тварь!!! — бросился вперед финн. Встревоженный Ушаков подал коня вперёд, встав на пути Тапани — а пленный от страха завалился на спину.
— Помогите!!! — заверещал он.
— Я съем его сердце! — взревел Йоло. — Он убил Матиаса!!!
Трое рейтар обхват или рвущегося к пленнику финна, а я склонился над козачком и быстро и мрачно зашептал.
— Быстрее говори, куда отправились твои товарищи! Ваш лагерь ведь был больше; и чем быстрее скажешь, тем лучше будет для тебя!
Пленник посмотрел в ответ полными ужаса глазами.
— Я его буду резать на ремни, а потом сварю и съем! — надрывался финн за моей спиной. — Моего любимого друга убил! Конец тебе, собака!
— Быстрее, а то мы его не удержим. — надавил я. — Говори!
— П-п-п. — заикаясь начал козак.
— Быстрее! — заорал я.
— Пошли к Лавре. На соединение с другими отрядами! — чуть не плача выдал плененный. — Чтобы перевес в силе был!
Танапи тут же замолчал. Удивленные рейтары Ушакова и сам он недоуменно воззрились на мгновенно успокоившегося финна.
— И вновь неплохо получилось, верно, командир? — улыбнулся он.
— «Съем твое сердце»?! — справа раздался издевательский голос горца. — Что это вообще за отсебятина такая? Когда ты успел обновить текст и превратится
