Королевские камни - Карина Демина

— Вставай, — Нат скулил, дергал Райдо, прислонялся, упирался ногами в землю, скользил, падал и вновь прислонялся, пытаясь если не поднять, то хотя бы перевернуть. — Вставай же, хрысь тебя задери! Вставай же…

А дождь усилился.

Тучи спешили напоить разбуженную до срока землю. Воду та глотала столь же жадно, сколь и силу. Ийлэ закрыла глаза.

Ей хотелось плакать от отчаяния, но воды вокруг и без того хватало.

Глава 13

Райдо знал, что однажды умрет.

Не так.

Он знал, что умрет весной, когда яблони зацветут. И не важно, сколько лет пройдет до этой весны, главное, что умирать без яблонь было обидно.

И обида мешала сосредоточиться.

Кто сказал, что смерть — это просто? Плюнуть бы этому хрысеву умнику в рожу… смерть — это тоже работа, требующая полной самоотдачи… а тут яблони.

Яблоневые лепестки сыпались с неба, и Райдо черпал их горстями, подносил к носу и не чувствовал запаха. Да и на ощупь эти лепестки были неправильными, жесткими, тканными. И Райдо выбрасывал их, чтобы набрать новую горсть.

Безумие какое‑то.

Не так люди умирают… а как?

В болоте.

Или на равнине, на яркой зелени, которую вдруг рвут клинки шипов. Люди на них — точно бабочки… Райдо никогда не понимал, зачем убивать бабочек…

…на шпильку.

…клинок… и крови много, запах ее заглушает иные, становится душным…

…кричат…

…и тонут в клубящемся мареве водяного табуна. Спокойная, казалось бы, река вскипает. Плети воды бьют наотмашь, рвут броню, перешибают хребет… вода сама горькая… и единственный шанс выжить — удача…

…удачи было много, но срок пришел, и она иссякла. Это правильно. Другим тоже удача нужна… а Райдо так и не дожил до яблонь. И он с раздражением смахнул лепестки, только те приклеились к коже и загорелись. Ерунда.

Лепестки не способны гореть.

И просачиваться сквозь броню… ядовитые… еще одна альвийская штучка… у них множество, и за каждую приходится платить. Кровью берут, сволочи этакие.

Кровь пошла носом.

И вновь без запаха.

Райдо только отмахнулся. Здесь, где бы он ни находился, все иначе, все ложь, а значит, надо сосредоточиться на главном. А что главное?

Он умирает.

Точно.

Как можно было забыть о таком?

А он и не забыл… не совсем забыл… да, он помнит.

Что помнит?

Грозу, которая шла с юга, кралась полуночным зверем, но Райдо слышал. Не только он. Нат беспокоился, метался по столовой, круг за кругом, и каждый — подальше от окон. Чуял, что эта гроза — не из простых, а молнии не любят детей Камня и Железа.

Почему?

Нельзя отвлекаться. Надо вспомнить, пока Райдо еще не до конца умер, а то так и застрянет же… будет обидно. У всех посмертие нормальное, а у него какая‑то хрысева явь с яблоневыми лепестками.

От них кровь горела.

Больно!

Проклятье! Неужели даже теперь он не заслужил, чтобы без боли?!

Гарм самолично поднимал ставни, и на первом этаже, и на втором. Свечи зажег, сказав, что в такую грозу живой огонь нужен. И Райдо с ним согласился.

Свечи.

И столовая.

Ужин в тишине. Ийлэ не ест. Ее будто бы и вовсе нет. Смотрит исключительно перед собой. На руки. Бледные такие руки с длинными пальцами, с суховатой кожей, с бляшками мозолей… он что‑то говорит, кажется, про руки?

Или про мозоли?

Не важно, главное, она не слышит.

Натова девчонка грозы боится, она, пусть и человек, но чувствует его настроение, и пугается, не столько за себя, сколько за Ната. Жмется к нему… улыбается виновато.

Талбот про сокровища забыл.

И потерял где‑то очки, без которых он полуслеп. Он тоже не ест, наверное, подозревая за кухаркой неладное, разглядывает еду, почти елозит по тарелке длинным носом, и все одно не ест.

Никто.

А потом Ийлэ уходит. И Райдо хочет пойти за ней, но Гарм удерживает:

— Не дури.

Не дурь.

Надобность.

Райдо обещал не мешать… и гроза не причинит Ийлэ вреда, она ведь альва… и знает, что делает. Хотелось бы надеяться, что она знает, что делает.

Райдо утешается этим и еще малышкой, которая на грозу раскапризничалась. Крутится, вертится, сует кулачки в рот, пускает пузыри и хнычет…

— Тише, Броннуин… тише… гроза пройдет… и гром пройдет… птицы прилетят и улетят, а ты останешься. Конечно, останешься, я не отдам тебя птицам.

Райдо шепчет, и шепот кажется громким. А темнота в доме давит, давит… того и гляди раздавит… Райдо мало свечей, пусть их собралось в столовой десятка три, но все одно мало.

Живой огонь не дает обычного успокоения.

И Райдо кружит.

Уже бесцельно, испытывая одно запретное желание — выйти.

Гроза зовет.

Первый раскат грома раздается совсем рядом, от него дом содрогается, а Гарм замирает, прислушиваясь к чему‑то.

— Я на кухню пойду, — он не ставит в известность, но просит. — Луиза волноваться будет и…

— Иди.

Райдо радуется.

Подлая радость, неправильная. Он не должен врать своим людям, но если Гарм останется, то удержит… а Райдо нужно видеть, что происходит.

— Возьми, — он протягивает малышку Нире, которая принимает ее, прижимает к себе, сама еще ребенок, как и Нат… слишком они рано сошлись.

Быстро.

Но и эта мысль ускользает.

— Райдо, что ты делаешь? — Нат разрывается между ним и своей женщиной.

— Ничего. Я просто посмотрю…

Ставни снять.

Открыть окно.

Ветер врывается, ему тонкие гардины — не преграда. И ветер пахнет свежей землей, водой и небом. Грозой. Молнией.

Запретным миром.

Райдо не будет выходить. Лишь взглянет.

Убедится, что с Ийлэ все в порядке… или нет?

Он не сразу увидел ее, серую на сером, сплетенную из влажных нитей дождя. Чужую.

Она избавилась от одежды, и нагота ее не выглядела чем‑то неприличным, напротив, в глубине души Райдо понимал, что именно так — правильно.

Ийлэ стояла.

И танцевала.

Она раскачивалась, ива на ветру… или не ива, но тонкая молодая осина, которая спешит сбросить покрывало последней листвы…

…вода…

Рисунки водой по стеклу.

По коже, которая была уже не белой, но сероватой, серебристой, словно древесная кора. Руки — ветви тянутся к небу, а небо отвечает.

Райдо видел рождение молнии.

И стыдился, поскольку не имел права смотреть. А он не способен был отвести взгляд. От низких туч, которые прогибались так, что касались пальцев Ийлэ. И в пальцы эти бережно, трепетно даже вложили белый шар молнии.

Ийлэ улыбнулась.

Райдо не видел ее лица, но точно знал — она улыбнулась молнии.

Наклонилась, касаясь ее губами…