Мрак в конце тоннеля - Владимир Колычев

Я пришел в себя от шума льющейся воды. Она заливала мне лицо, проникала в уши, лезла в нос. Теплая вода, приятная… Я был голый, на чем-то сидел, а кто-то лил на меня воду и водил по телу какой-то тряпкой. Наверное, ангел за моей спиной. Да, это так, ведь только от ангела может исходить дивный свет, озаряющий комнату…

А помещение знакомое. Кафельные стены, душевые отсеки… Нет, я не на том свете. И за спиной у меня не ангел, а бригадир.

Я обернулся, и в свете горящей под потолком лампочки увидел знакомое лицо.

– Бры-ы…

Я хотел сказать слово «бригадир», но язык плохо повиновался мне. И все-таки это была хоть и жалкая, но попытка заговорить на человеческом языке.

– Сиди ровно, не дергайся! – жестко осадил меня парень.

– Брига-а-а…рига-адир…

– Я не бригадир, я Валера. Но если хочешь, называй меня бригадиром… Ладно, сам давай…

Он всучил мне мыльную тряпку, но я не понимал, что с ней делать.

– Мойся давай, замерзнешь!

Мне действительно стало холодно, но парень окатил меня горячей водой. Я сообразил, что скоро снова начну замерзать, поэтому начал тереть себя мочалкой.

– Давай быстрей, а то скоро отключишься. Промедола больше нет, а если бы и был, нельзя тебе больше…

– Проми-и… дол?

– Знаешь, что это такое?

– Не-е…

– А кто я такой, знаешь?

– Брига-а…

– Валера я… Не помнишь?

– Не-е…

– Жаль, а то я думал, что тебя торкнуло, – с досадой в голосе сказал Валера. – Ладно, еще раз попробуем… Давай, наяривай быстрей, а то воды горячей совсем чуть-чуть.

Я кивнул, продолжая намыливаться. Чувствовал я себя неплохо. И силы были, и боль не терзала меня, и бешенство не разрывало изнутри.

Промедол… Ну да, я знал, что такое промедол. Это наркотик, его раненым вкалывают, чтобы боль снять и сил придать… Фактически, я получил свою дозу, поэтому мне сейчас легко и на душе спокойно. Тупо спокойно…

Я намылился с ног до головы, Валера помог мне смыть пену и подал полотенце – влажноватое, с запахом плесени, но, похоже, чистое.

– Тут целый склад… Промедол – это строгая отчетность, а он здесь в индивидуальном пакете был. Правда, просроченный, но все равно его не должно здесь быть. А он был… Даже одежда есть. Смотри!

Он показал мне солдатскую куртку с медными, потускневшими от времени пуговицами, бриджи…

– Сапог, извини, нет. Портянок тоже. Тут я нашел какие-то башмаки, как раз твой размер. Один башмак каши просил; ничего, я подлатал…

Туфли действительно оставляли желать лучшего, но тем не менее они оказались мне впору, и в них ногам было значительно теплей, чем босиком.

– Твои башмаки совсем никакие, подошвы давно уже отвалились… Ты целый месяц под землей провел; это, брат, больше, чем вечность… Да ты этого и не заметил, потому что под наркотой был. Гипноз, пси-волны… Я-то знаю, как тебе мозг выносили.

– Мозг.

– Это штука такая в голове, им обычно думают.

– Знаю.

– Ну, может, и меня тогда вспомнишь?

– Брига… Брига-адир…

– Валера я.

– Валера.

– Ну вот, уже соображаешь… Только ничего не помнишь.

– Не помню.

Я обвел взглядом помещение, где мы находились. Свет под потолком, душевые отсеки, длинная железная скамья вдоль кафельной стены.

– Ты меня сюда привел. Только света не было…

– Смотри, разговорился… Света не было. Ты и без света хорошо видишь…

– Уже плохо.

– Потому что наркоту не дают. Там химия какая-то, человек роботом становится, работает как проклятый и ничего при этом не чувствует. Прямо сверхспособности… Эту смесь по программе сверхсолдат готовили, ну, чтобы сверхспособности у них были. Только побочный эффект сильный – эта жесть человека изнутри разъедает. И лицо гниет… Тебе на себя в зеркало лучше не смотреть.

Меня так разморило после бани, что мне было все равно, как я выгляжу. Прислонившись спиной к стене, я закрыл глаза. Это иссякали во мне резервные силы, которые выбрал из моего организма промедол.

– Я тебе сейчас кое-что другое покажу, – пообещал Валера.

Он велел мне лечь на скамью животом и скрестить на спине руки. Я повиновался и пока соображал, что происходит, парень ловко связал меня.

– Эй, ты чего! – возмущенно протянул я.

– Нормально все. Тебе же лучше будет… Смотри, тут еще шинели были, такого же древнего образца.

Валера посадил меня, набросил на плечи шинель. Как и куртка, она была сыроватой, но все-таки теплой.

– Я тебя неделю без наркоты держал. Но тебя до сих пор ломает, – сказал он. – Все равно, я тебе диск прокрутил. Думал, что память вернется. А нет, ничего не выходит. А промедол я тебе потом вколол, чтобы ломку снять. И в порядок тебя привести… Я сейчас тебе больно буду делать, ты уже потерпи.

Он достал откуда-то склянку с надписью «Йод», сунул туда палочку с ватным тампоном на конце и густо смочил ее жидкостью, которую затем перенес на мое лицо.

Валера обещал мне боль, но я ощутил лишь легкое и даже в какой-то степени приятное жжение.

– Что, не больно? Видать, ты к этому уже привык…

Он смахнул с моих плеч шинель, расстегнул куртку, развел полы, насколько это было возможным, обработал йодом грудь, живот. Затем стащил с меня штаны…

– Не знаю, поможет это или нет, но пока ничем другим я тебе помочь не могу… Дверь я открыть не смог, но это и не нужно. Там завал. Я слышал, как эти между собой говорили. Ну, которые за нами приходили. Люди Калистрата. Зомби, но не тупые, как… некоторые. Они соображают. Они нас искали. Сказали, что за дверью ход завален. Зачем, не знаю, не говорили… Нормально по лестнице из этого бомбоубежища не выйти; можно только на семнадцатый объект уйти или на четырнадцатый. Только я не знаю, где это. А наобум в лабиринт я соваться пока боюсь. Тебя сначала в чувство привести надо…

Я понял, о каком лабиринте он говорил. Речь шла о подземных штольнях, из которых мы выбивали камень или вынимали обычный земляной грунт. Там действительно лабиринты ходов… Наверное. Ведь толком я ничего не знал. Мог только догадываться. Но не хотелось напрягать голову. Да и не было там ничего такого, что можно было бы напрячь. Сплошная пустота, заполненная вопросами без ответов…

– А как тебя в чувство привести, когда ты гнилой со всех сторон? Может, уже и не жилец… Я не знаю, сколько тебе наркоты давали, но думаю, много. Калистрат сказал, что ты долго не протянешь. Обычно с этим делом больше года живут, работы много делают, а тебя он убить хотел. Я слышал, он сказал, что тебя не надо жалеть. Даже не знаю, как ты выжил… Знаешь, я думаю тебе отдохнуть надо.

Валера снова одел меня, затем помог подняться и по коридору привел в помещение, где стояла кушетка, которая так мне понравилась. Сейчас здесь горел свет и было так уютно, что меня действительно потянуло в сон. Только вряд ли я смогу заснуть. Слишком сильно хотелось есть, чтобы заснуть.

– Я тут порядок навел, дизель починил, соляры две бочки, но лучше экономить. На складе вещи кое-какие, противогазы, дозиметры, книги, плакаты. А жратвы нет… Ничего, зато спирта сухого полно, я из него огонь делаю. Как насчет ужина из жареной крысы?

Я кивнул. Так хотелось есть, что даже сырая, с кровью крыса не казалась отвратительной; а тут жареная…

– Только ее сначала поймать надо. Я тут силки придумал, несколько штук уже поймал. Сейчас посмотрю, что там в них. А ты здесь побудь. Тебе поспать надо…

Валера подошел к стеклянному шкафу, достал оттуда какую-то ампулу, из стальной прямоугольной кастрюльки достал шприц, деловито заправил его. Смочил ватку спиртом.

– У нас тут полная стерильность, все как положено. Новокаин, правда, просроченный, и его совсем немного, но, как говорится, лучше что-то, чем ничего… Или не будем колоть? Все-таки просроченный… Но и промедол просроченный, а помог. И новокаин, может, боль снимет. И усыпит. Наверное. Ну так что, делать?

Я согласно кивнул. Мне очень хотелось избавиться от боли, и ради этого я был готов на все. А если просроченное лекарство загонит меня под гробовую доску, что ж, это не так уж и страшно.

Валера уложил меня на кушетку животом вниз, стащил штаны, сделал укол, одел, укрыл. Из комнаты он вышел, погасив за собой свет. А скоро погасло и мое сознание…

Мясо жареной крысы напоминало мне… мясо жареной крысы. Я знал, что в мире существует великое множество всевозможных блюд, но не помнил их вкус. Поэтому не знал, с чем сравнить мясо крысы. Да и зачем это нужно – что-то с чем-то сравнивать.

Я сидел на кушетке со связанными руками, а Валера скармливал мне кусочки жареного мяса, от аромата которого приятно кружилась голова.

– У французов лягушки деликатес, у китайцев – змея, у корейцев – собака…

Я кивнул, соглашаясь с ним.

– Ты это знаешь?

– Знаю.

– Откуда?

– Не помню.

– А меня помнишь?

– Нет.

– А Нину?

– Нет.

– И не помнишь, как мы пытались ее спасти?

– Нет.

– И сестру мою не знаешь?

– Нет.

– Нет, нет, нет… Что ты заладил, как автомат?