Морфология сознания. Том 2 - Сергей Вячеславович Савельев

Эту милую закономерность лучше всего иллюстрирует старый кавказский тост часто произносимый руководителем одной из лабораторий. Он был впервые услышан мной от профессора С.Б. Дзугаевой во время праздничных застолий 80-х годов XX века в Институте мозга. Поднимая бокал, она любила приговаривать: «Молодой мудрец станет старым мудрецом, а молодой дурак станет старым дураком. Так выпьем за молодых мудрецов». К сожалению, мой последующий жизненный опыт полностью подтвердил справедливость этих слов. Ни один знакомый балбес или малограмотный оболтус к старости ничуть не поумнел, хотя некоторые и сделали блестящую политическую или коммерческую карьеру.

Отходя от этой общей, но прискорбной социальной закономерности, следует остановиться на редких случаях осмысленного использования мозга при старении. Иногда мы всё-таки сталкиваемся с реальными плодами неравномерности инволюции неокортекса. Как правило, такие тайные мудрецы стараются скрывать свои интеллектуальные способности. Они обычно плохо ходят, видят и слышат, но их ум остёр, а мышление абсолютно ясно. В чём же неврологическая причина различий между имитаторами старческой мудрости и её реальными обладателями?

Для обсуждения этих различий придётся вновь вернуться к законам гетерохронии морфогенезов нейронов неокортекса. Хорошо известно, что для успешного выживания, питания и самовоспроизводства человечества необходимо опережающее созревание коры, активно участвующей в этих занятиях. По этой причине вся остальная кора используется по мере надобности и по остаточному принципу. Творческие размышления об отвлечённых предметах эндогенными наркотиками не поддерживаются и для большинства гоминид интереса не представляют. В результате кровоток в этих областях мозга возрастает крайне редко, или это становится побочным результатом перевозбуждения биологически значимых отделов неокортекса. Последствия вполне предсказуемы и состоят в первичном разрушении сосудистой системы этих зон и гибели невостребованных нейронов. Наблюдаемая шустрыми и смышлёными внуками интеллектуальная немощь дедушек и бабушек является не столько запрограммированным результатом старения, сколько плодом их образа жизни. Отсутствие практики самостоятельного мышления способно превратить в общественное насекомое даже очень одарённого человека.

С возрастом ухудшается понимание окружающего мира, что часто называют угасанием сознания. На самом деле методами когнитивной психологии удаётся получить некоторые сведения об изменении интеллектуальной деятельности человека в процессе его старения. Оказалось, что старики показывают отличные способности в области бессознательного запоминания, которое называется имплицитной памятью. Это свойство нашего мозга сохраняется до глубокой старости без особых изменений. Совершенно иначе ведёт себя стариковская память при необходимости запомнить что-либо с глубоким пониманием процесса. Способность к запоминанию с осознанием происходящего, или эксплицитная память, сохраняется намного хуже (Howard, 1986). С этими данными перекликаются сведения о возрастной деградации памяти, которую объясняют главным образом физиологическими причинами. Специальное тщательное исследование памяти 19—35-летних в сравнении с 60—78-летними показало весьма интересные результаты. Оказалось, что обе группы одинаково хорошо выполняли задание на завершение слов и зрительную идентификацию. Зато свободное и опосредованное припоминание, а также узнавание старикам давались намного хуже. Это явление вполне понятно, поскольку морфогенез синапсов с возрастом падает, что затрудняет использование принудительной памяти. Однако нужно оговориться, что всё не так трагично, как выглядит. Запоминание, зависящее от процессов инстинктивно-гормональной активации, возрастным изменениям не подвержено (Light, Singh, 1987).

При этом, в уже упомянутых редких случаях, эволюционно новыми областями мозга некоторые особи начинают неосторожно пользоваться. Это стимулирует образование как синапсов, так и дендритных ветвей нейронов. Если такое редкое поведение стало привычкой, то есть отличный шанс использовать морфогенетический потенциал эволюционно новых областей нашего мозга. К ним относятся значительные области мозга, расположенные в лобной, височной и теменной областях неокортекса. Это в первую очередь те поля и подполя, которые очень слабо развиты или полностью отсутствуют у высших приматов (Савельев, 2010). В таких чисто человеческих структурах мозга морфогенетическая активность отростков нейронов сохраняется в старости лучше всего. Именно по этой причине интеллектуально развитые старики представляют такую большую социальную опасность.

Сосредоточив активность мозга на самых эволюционно молодых областях, они нещадно используют те самые «высшие функции», которые всю жизнь остаются невостребованными. Иначе говоря, с увеличением возраста законсервированные морфогенезы можно найти преимущественно в рассудочных «человеческих» центрах коры, благо что они почти никак не используются на протяжении большей части обыкновенной биологической жизни. Людям обычно просто не до них. Надо добывать пищу, оборудовать норки для размножения и выращивания генокопий. Затем необходимо обеспечивать выживание и последующее размножение максимально возможного числа потомков. Этими увлекательными занятиями поглощается всё время, отведённое на жизнь.

Если человека к старости осеняет светлая мысль заняться интеллектуальными удовольствиями, то тут можно столкнуться с некоторыми проблемами. Во-первых, память существенно снижается из-за невысокого синаптогенеза, значительной гибели нейронов и скромных резервов кровоснабжения. При таких физиологических ограничениях ожидать быстрого накопления новых знаний и моторных навыков не приходится. Во-вторых, умение использовать даже накопленные знания вырабатывается годами, при использовании метода проб и ошибок. В зрелом возрасте учиться думать таким способом крайне затруднительно, поскольку можно не дождаться даже очевидных результатов. В-третьих, богатый опыт успешного использования ранее накопленных поведенческих алгоритмов размышлений обычно совершенно не пригоден для новой интеллектуальной деятельности. Мозг, экономя на собственной работе, будет упорно подсовывать проверенные личным опытом архаичные решения, что затрудняет осмысленную деятельность на новом поприще. По этим причинам стариковское увлечение живописью, философией или другой неожиданной деятельностью приносит довольно постыдные результаты.

Только редкие интеллектуальные эстеты могут добраться до своих эволюционных достоинств. Обычно это происходит потому, что они на протяжении всей предыдущей жизни пытались заняться «любимым» делом, но возможностей долго не представлялось. Тем не менее такие оригиналы, тайно или открыто, понемногу предавались интеллектуальному распутству. В конечном счёте это позволило накопить знания, соответствующие связи между нейронами и сформировать базовые навыки того или иного занятия. Именно странноватым чудакам к концу жизни удаётся побаловаться ассоциативными причудами собственного мозга. Иногда это сказывается на судьбе всего человечества, но часто проходит никем не замеченным. Тонкие ассоциативные удовольствия выявления закономерностей в природе и обществе могут сочетаться с глобальным интриганством и тайным издевательством над гоминидами. Всё это происходит благодаря увеличению числа отростков нейронов и синаптических контактов между отдельными клетками в эволюционно молодых областях мозга. К сожалению, старость — самый короткий период жизни, а условия для самостоятельного и плодотворного мышления могут создать себе очень немногие. Ещё более печально, что творческое мышление зрелого человека для биологической эволюции — всего лишь побочный шум от вынужденных биологических адаптаций головного мозга.

К сожалению, скоротечные события, приведшие к возникновению уникального человеческого мозга, подчинили своему безжалостному влиянию наше повседневное существование. Мы все — отчаянные неофиты и агрессивные