Лекции по истории Древней Церкви. Том IV - Василий Болотов

Человек, воспитанный в преданиях александрийского богословия, Кирилл был далеко не чувствителен к тем особым интересам, которые имели управляющее значение в антиохийском богословии. Эта разность богословских направлений закрывала один из путей для их взаимного понимания. К тому же свою полемику он повел не только против того, что было ложного в системе Нестория, но не щадя и таких подробностей её, которые покоились на правильном воззрении. В своем богословском направлении Кирилл не только дошел до той черты, какую указал для выражения православной истины собор Халкидонский, но и перешел эту черту, сделал один лишний шаг в сторону будущего монофиситства. Следовательно, он стоял от Нестория далее, и требовал от него больше отречения, чем это было нужно для защиты православия. При неустановленности догматического языка великих отцов IV в., Кирилл избрал для себя одну часть догматических их изречений и придавал мало значения другой части, с нею нетождественной. Вот почему он потребовал от Нестория не {стр. 181} только твердого и ясного признания единства ипостаси, но и единства природы [47].

Таким образом, в своей основе это был спор догматический. Hесторий был представителем антиохийского богословского направления. Он выразил то учение, которое предлагал Феодор мопсуэстийский.

1) Христос — αυτός εις εστι διπλούς τη φύσει, άπλους’ τη αύθεντία. «Сам единый Христос — двойствен по природе, прост по власти». Несторий не только различает, но и «разделяет» (διαιρώ) две неслиянные природы, хотя — по его намерению — отнюдь не допускает расторжения их единства. Φύσεις для Нестория вместе с тем и υποστάσεις, так что если Он мыслит Христа, как человека, он мыслит Его личным. Различая «храм» от «живущего в нем», «Господа» от «образа раба», «вседержителя Бога» от «спокланяемого человека» (τον συμπροσκυνούμενον άνθρωπον), он однакоже не допускал и мысли, чтобы это вело к предположению о двух Христах или о двух Сынах: Христос не есть «άλλος καί άλλος» «Тот же самый есть и младенец и Господь младенца». Итак, как ни резко Несторий различал естества, он не имел намерения расторгать единство Лица Христа, и вопрос лишь о том, действительно ли совместимо в одном личном самосознании сознание себя и младенцем и Господом младенца.

2) Образ единения естеств: συνάφεια εις ενός πρόσωπον, ενωσις σχετική, «относительное единство» (В отличие от абсолютного единства при единосущии), «единение по достоинству». По намерению Нестория эти слова означают, однакоже, единение столь тесное (άκρα συνάφεια), что далее его стоит или превращение (τροπή) Божества в человечество, или «άποθέωσις», поглощение человечества Божеством, или слияние обоих (σύγχυσις).

{стр. 182}

3) Самый трудный для Нестория пункт был вопрос об άντιμεθίστασις των ονομάτων (или communicatio idiomatum). Он признавал, что α) «Христос» (равно как «Сын» и «Господь») означает оба естества, β) «Бог» или «Слово» — божеское естество и γ) «человек» или «младенец» — человеческое естество. К первым именам (α) относятся все факты жизни Христа и все Его определения, но к двум последним (β и γ) только одна (для каждого своя) часть фактов и наименований. Обозначим эти факты и наименования чрез α', β' и γ'. Итак α=α' — или, что тоже, β+γ', потому что β+γ=α; но β= только β' и отнюдь не =γ'; и γ= только γ' и никак не =β'. Т. е. можно сказать: «Христос (Сын, Господь) вечен» и «Христос (Сын, Господь) умер, питался млеком». Но нельзя сказать: «предвечный младенец (человек)», «трехмесячный Бог (Слово) питался млеком».

Иосиф «взял Младенца и Матерь Его и пошел в Египет» (Mф. II, 14) — это образ выражения точный (γ=γ').

Иосиф взял Христа (Господа) и Матерь Его — это выражение правильное (α=γ').

Иосиф взял Бога (Логоса) и Матерь Его — это выражение невозможное (β=γ').

Таким образом, Несторий, отвергая в принципе communicatio idiomatum, допускал только, что вследствие того, что Христос есть Богочеловек, между Божеством и человечеством Его установилось общение. «Хорошо и достойно евангельских преданий исповедывать, что природа Божества усвоила себе храм, Т. е. тело Сына, οίκειούσθαι το τούτου τήν τής θεότητος φύσιν», но только на эти подлежащие («Божество» и «человечество») это усвоение (οίκειότης) и простирается, а отнюдь не на их подробные специфические определения, т. е. из того, что β'=β ~ γ=γ', не следует, что β=γ' или β~γ'.

4) Спор из-за Θεοτόκος есть только частный вопрос о communicatio idiomatum. Банальное άνθρωποτόκος предложил пресвитер Анастасий. Несторий этот образ выражения не мог не признать точным (γ=γ', тогда как Θεοτόκος есть β=γ'); но он предлагал (сперва и последовательно) заменить его правильным (α=γ') Χριστοτόκος, соглашался он (потом и непоследовательно, но повторяя Феодора мопсуэстийского) и на ТО, чтобы Св. Деву называть вместе Θεοτόκος и άνθρωποτόκος (β=γ' и γ=γ'). — Его оппозиция слову Θεοτόκος имела следующие мотивы:

{стр. 183}

а) (церковно-полемический): Это слово употребляют в своих видах ариане и аполлинаристы, отрицающие два естества <но «usum non tollit abusus»>;

б) (философско-догматический): Это слово неточно, и понятое в строго буквальном смысле <но так его никто не понимал> оно значит или то, что «от Св. Девы родилось и получило начало Своего бытия Само Божество» (поэтому Несторий возглашал: «Мария не родила Божества»; его противники — по его словам — злонамеренно изменили эти слова так: «Мария не родила Бога», как будто он Христа не признавал Богом), или — но меньшей мере — то, что Христос родился от Девы по самой Своей божеской природе «καθ' έαυτο Θεός». Ту истину, что Христос и в самом зачатии от Девы был и есть истинный Бог, Несторий предлагал обозначить словом Θεοδόχος — Богоприемница.

В пользу своего мнения Несторий аргументировал так:

аа) Человек состоит из души и тела (α=β+γ); так как от родителей происходить только тело, а душа от Бога, то мать рождает собственно тело, (ή γυνή τίκτει μέν τό σώμα) (γ=γ'); ее можно назвать ανθρωποτόκος, матерью человека (α=γ'), но нельзя назвать ψυχοτόκος, душеродицею (β=γ'), хотя и несомненно, что она рождает одушевленное существо (ότι έμψυχον έγέννησεν). Но подле этого формально правильного аргумента Несторий ставил еще аргумент фальшивый.

бб) Предтеча (α=β+γ) Духа Св. исполнился от чрева матери (α=γ+β~δ); тем не менее Елисавету нельзя назвать Πνεοματοτόκος, Духородицею (γ не есть δ) <но это не доказывает еще, что γ не есть β; так как δ не есть интегрирующее в α, а только его случайный признак>. Возможность подобного сравнения показывает, что без communicatio idiomatum тождество ипостаси не находит полного выражения: вместо непосредственного откровения Бога во Христе получается только посредственное (посредствуемое человечеством, которое содержит в себе, как в сосуде, Божество и устраняет прямое Его отношение к миру, как стенка сосуда).

Нужно полагать, что Несторий, как и все антиохийские богословы, считал возможным говорить о двух υποστάσεις и, может быть, даже — о двух πρόσωπα. Но первое из этих слов строго не выяснилось в своем различии от φύσις, а последнее — возможность говорить о двух πρόσωπα, имеет {стр. 184} тот смысл, что станем ли мы говорить о Лице Христа, как о Боге, или как о человеке, мы во всяком случае будем мыслить Его как личного Бога или личного человека. Вообще же говоря, при том состоянии философской [мысли], в каком ее можно представлять в V в., вполне ученый спор о таких отвлеченных вопросах, как единство личности и что должно под ним представлять, как единство личности относится к единству сознания и самосознания, — был невозможен. Приходится довольствоваться лишь более или менее ясными указаниями в этом направлении. Вопрос о единстве лица казался тогда понятнее в его конкретнейшей постановке, как вопрос об одном и о двух сынах, о том, можно ли о Христе сказать, что Он άλλος καί άλλος, или — άλλο καί άλλο. А при такой постановке его, Несторий всегда со всею ясностью высказывался за единство лица, решительно отвергая предположение, что он учил о двух сынах, что Сын Божий есть «другой и другой». Нет, это единый Сын имеет две природы, αύτος ό είς εστι διπλούς τή φύσει, απλούς τή αύθεντία, Тот же Самый есть и младенец и Господь младенца. Словом, там, где речь идет об основоположных принципах Нестория, язык его не настолько ясен, чтобы от тождества его богословских терминов с нашими по фразе заключать и в тождеству их по содержанию.

Гораздо более уязвимых пунктов можно встретить в детальной стороне христологии Нестория. Здесь он так часто различает человека Иисуса от Бога Слова, храм от живущего в нем, Господа от образа раба, одежду от носящего ее, говорит о человеке умершем и Боге, его воскресившем, что — если не иметь в виду его постоянных заверений, что он признает одного только Сына — нетрудно придти к предположению, что Несторий учение о двух естествах положительно развил до учения о двух лицах, разорвав ипостасное единство Богочеловека. При этом различающем направлении, понятно, άντιμεθίστασις των ονομάτων могло иметь место лишь крайне скромное в системе Нестория. Лишь немногие предикаты, определения Христа в евангелии и апостольском учении могут иметь приложение к обоим естествам во Христе, обыкновенно же они характеризуют или только Божество, или только Его человечество. Все подобные определения нужно относить к единому Христу, еди{стр. 185}ному Сыну, единому Господу, потому что эти имена означают обе природы. Но говорить, что Бог Сам, καθ' έαυτό Θεός, родился от Девы, питался млеком, был отроком, умер, — по убеждению Нестория, незаконно, потому что все эти выражения характеризуют только человечество и противоречат существенным определениям Божества, самому понятию о Боге как вечном, как бесстрастном. То правда, что Бог Слово усвояет Себе, οίκειοδται, страдания соединенной человеческой плоти, но сказать, что эти страдания — Его собственные, значило бы проповедывать слияние естеств.