Непрошеные советы Веры Вонг - Джесси К. Сутанто

– Ох, какая же она молодец! – Кажется, Вера искренне восхищается ее мамой.

Сана вздыхает.

– Да, отличная работа. Я рада за нее, правда, и вообще она классная. Но теперь, после всех испытаний, она живет под девизом: «Если я была бездомной и у меня все получилось, значит, получится и у других». Мама с детства твердит, как мне повезло, ведь она отошла от предрассудков азиатских родителей. Нет, моя мама понимает стремление к творчеству и ценит это, и не ждет, что я стану врачом, адвокатом или инженером. Вообще, с таким бэкграундом, она бы скорее разочаровалась, если б я сказала, что хочу заняться чем-то из перечисленного. – Сана горько смеется. – Но, к счастью для нас обеих, у меня, как и у мамы, больше творческий склад ума, чем аналитический. Я выбрала искусство. Думаю, она была так счастлива…

Так трудно подбирать нужные слова.

– Мне иногда кажется, что это ее достижение, а не мое. Ну, тот факт, что я предпочла искусство. Впрочем, это неважно. Так или иначе, я сделала выбор. И делала успехи, поступила в КалАртс. Мама не упускала случая похвастаться этим, постоянно говорила дядям и тетушкам: «Видите, как бывает, если не зажимать своих детей в узких рамках?» Это раздражало, но… Я была счастлива, подружилась с классными людьми. Мне нравилось на занятиях, и я нравилась преподавателям. Но где-то в голове постоянно звучал голос мамы. Этот груз ожидания. Я чувствовала, что не могу просто «делать успехи». Я должна быть как она, войти в этот один процент избранных. Мама издает по четыре книги в год, потому что должна быть лучшей. И хотела, чтобы я тоже стала такой, лучшей художницей в КалАртс.

Вера задумчиво кивает, и в ее взгляде сквозит печаль. Время от времени она втягивает воздух, словно порывается что-то сказать, но сдерживается и отпивает немного чая. В какой-то момент к ним подходит Эмма и трет глаза. Вера усаживает девочку к себе на колени, Эмма кладет голову ей на плечо и уже через минуту засыпает. Эта непосредственность детской вселенной вызывает у Саны приступ зависти. Порисовать мелками на асфальте, выпить теплого молока, вздремнуть. Сана одергивает себя. Завидовать маленькому ребенку – что может быть хуже?

– В общем, я чувствовала на себе большое давление и знала… просто знала, что не стану лучшей. Мы занимались в группах, и знаете, в каждой группе обязательно есть кто-то невероятно талантливый. Так вот, я никогда не была в такой роли. И давление нарастало, я начинала паниковать. Мне оставалось проучиться один семестр, а я так и не сделала себе имя, и тут еще мама со своими ожиданиями и надежами. А потом… я повстречала Маршалла.

Сана вынуждена сделать паузу, потому что вспоминать об этом до сих пор больно.

– У нас была весенняя выставка, и я наблюдала, как владельцы галерей проходили мимо и шли с предложениями к лучшим на нашем курсе. Им как будто хватало одного взгляда на мои работы. Я вложила в них сотни часов, а знатокам потребовалось меньше секунды, чтобы понять, что в них нет никакой ценности. Но потом подошел Маршалл и спросил: «Это твои работы?» Я кивнула, и у него загорелись глаза, как будто он сорвал джекпот. Он сказал: «Класс, это именно то, что я ищу». – Сана стыдливо смотрит на Веру. – Вы, наверное, думаете, какая же я глупая?

Вера хмурится.

– Я думаю, этот Маршалл очень коварный, и, думаю, ты была под сильным давлением.

Сана заставляет себя улыбнуться.

– Спасибо, Вера. Да, так и было. В общем, Маршалл сказал, что он коллекционирует NFT. – Сана фыркает при мысли об этом. – Я даже не знала, что такое NFT. Подумала, это просто виртуальное искусство, но Маршалл сказал, это может быть что угодно, даже материальное искусство. Даже скульптуры. Он сказал, что мир NFT намного разнообразнее, чем в этих душных галереях, и в моих работах есть что-то особенное. – У нее начинает дрожать голос. – Думаю, мне страшно хотелось поверить ему. Больше всего на свете. Он объяснял мне технические подробности, но к тому моменту я так хотела поверить ему, что согласилась бы на все. Я не понимала технических деталей, да и не пыталась вникать. Маршалл дал мне на подпись все эти бумаги, которых я даже не… ну, я пыталась их читать, клянусь, но все было написано этим мудреным канцелярским языком, и студенту искусств вроде меня ни за что в этом не разобраться.

– Что значит «кантилярский язык»? – спрашивает Вера. – То есть, как китайский язык?

Сана смеется, сама того не желая.

– Нет, Вера, не совсем так. Ну, для меня это все равно что китайский, но это всего лишь означает очень запутанный язык в юридических документах, такой, который понимают только те, кто специально изучал юридические термины.

– Хм-м, да, понимаю. Кантилярский.

Сане представляется, как Вера натаскивает себя и через год уже говорит на беглом канцелярском языке. От нее и такого можно ожидать.

– В общем, если в двух словах, то, подписав эти документы, я отказалась от всяких прав на свои работы. С той минуты все принадлежало Маршаллу. И как только бумаги были подписаны, он просто съе… ой, ну, свалил в туман.

– О, я знаю, что означает «свалить в туман», – гордо заявляет Вера. – Я часто слышу это в «ТикТок». Так говорят, если кто-то вдруг исчезает, как в тумане.

– Эм… да, так и есть. Так вот, Маршалл исчез, а я следила за своими работами на разных площадках, и одну из них купили за несколько сотен долларов. Не так уж много, ни в какое сравнение с заработками моих сокурсников, но уже что-то! Ну, я же создала это из ничего. Вложила душу в эти картины, и все время, пока работала над ними, я дышала, ела, спала как в тумане, так меня поглощала работа. А потом их просто украли, как…

– Хм-м, да. Должно быть, это очень больно.

– Он как будто украл часть меня и оставил зияющую рану. И что хуже всего, когда я рассказала об этом маме, она только рассмеялась и сказала: «Ох, милая, просто двигайся дальше. Думаешь, у меня не крали работы? В мире литературы полно воров. Плагиат повсюду. Однажды я поделилась с подругой сюжетом для книги, а потом узнала, что подруга подхватила мою идею и написала книгу. И знаешь, как я поступила? Просто