Челноки - Кострица Евгений

Отбегав свое, мы радостно ввалились в любимый ресторанчик «У дедушки», где нас уже знали. Широкий балкон на Босфор, свежие креветки под хорошее пиво — прекрасная награда для челнока. На причале под нами непрерывный поток торопящихся куда-то людей. С азиатской стороны один за другим прибывают паромы. Справа разводной мост через Золотой Рог. Он усыпан рыбаками с утра и до позднего вечера. Ловят тюльку и мелочь, но ее много, по пять-шесть штук тащат за раз. И рядом, конечно, коты.

На площади за ним огромные голубиные стаи и разукрашенные кораблики, где жарят рыбу. К ней подают вкуснейший, не раз спасавший от похмелья, рассол. Дальше уже Эйменюнь — квартал с пряностями и «птичий рынок». За ним рай для туристов — Султан-Ахмет. Отсюда видно купол Святой Софии и Голубую мечеть с шестью минаретами.

По легенде разрешено было построить только четыре золотых (алтын) минарета, но архитектор сделал вид, что напутал, и вместо золочения построил их шесть (алты). Трудно поверить, но может и так. В результате мечеть в Мекке сравнялась с этой по количеству минаретов, что было признано святотатством. После долгих споров там добавили еще один и проблему решили. Теперь шесть здесь и семь там.

Благополучно погрузив товар на «Шостакович», надеялись, что после таких приключений фортуна нам, наконец, улыбнется, но она и тут показала свой свирепый оскал. Одесса определенно на нас обозлилась. Иначе, как объяснить очередной геморрой?

Вписав, как обычно, в декларации положенный минимум, нарвались на злющего деда, от которого все разбегались, как от огня. Знакомый таможенник спокойно взял деньги и поставил печать, но этот стоял на выходе и проверял соответствие деклараций товару. У кого мешка три еще мог проскочить, а что делать нам?

Оставив Ваньку у нашей горы, я таскал на горбу по чувалу поближе к шлагбауму. Злобный дед отвлекался, кого-то гонял, и в этих промежутках есть шанс проскочить. Но перетащив половину, поднял голову и заметил человека с биноклем и рацией на верхней палубе. Для него мы как на ладони. Мои маневры нельзя не заметить. Глупо надеяться, что не видит меня.

— Вань, кажись, нам хана, — устало сказал, возвращая в нашу гору мешок.

— Вот суки! Да с какого хрена должны Украине? У нас же транзит! — возмутился он. — Еще и нашим платить!

— Прям, как ребенок. У нас же не фура. Автобус опечатать до границы нельзя.

— И чо мы теперь?

— Сдаваться пойдем. Дескать, ошиблись. Турки больше нам положили, вот полный список.

— Ага, мешков так сорок, — хмыкнул недоверчиво он. — Не прокатит. Конфискуют же всё.

— Вань, тут прекрасно знают кто мы и куда всё везем. Они уже как бы неправы, зачем так нагибать? Уж не совсем беспредел.

— Да им насрать! То ж хохлы!

— Да посмотри на томаты! — кивнул я на ряды ящиков, выгруженных прямо на пирс. — Вот где барыш. Мы ж мелочь, им показатели, палка нужна.

Увидев нас, дед удовлетворенно хмыкнул и повел к начальнику смены. Тот погладил усы и объявил, что в счет русско-украинской дружбы почти нас простит. То есть, полная таможенная пошлина и символический штраф. Но завтра. Сегодня у него уже кто-то ушел.

Понурые, плетемся в автобус. Группа уже загрузилась, ждут только нас. Объясняем ситуацию, обещаем оплатить всем гостиницу, водиле — отдельный презент. Недовольные были, но их быстро заткнули. С нашим вояжем вдогонку и так настрадались. С каждым может быть так.

— С каждым не может! — ядовито возразила ВерПална, как все ее звали. Поразительно энергичная для восьмого десятка, старушка челночила и кормила семью. — Куда столько таскать?

— ВерПална, вы ж добрая женщина! — улыбнулся ей я. — Глубоко где-то в душе. Отдохните, расслабьтесь на море, а то вся в делах.

— Место в палатке моей Нюрке дашь? Полстолика хватит. Тогда не вопрос.

В итоге мы всё разрулили и наутро, оплатив, забрали товар. Едем довольные, вот теперь-то уж всё?

Как бы не так. В дороге ВерПална мирно так умерла. Заметили это только перед границей, когда доставали уже паспорта. Люди шептались. С нами всю ночь ехал труп.

— Коллеги, братья и сестры! — обратился к ним я. — Мы ж матерые, все деловые, выгружать смысла нет. Это хлопоты, вопросы и большая задержка. И Нюрке еще придется ехать за ней.

— Предлагаешь-то что?

— Предлагаю оставить как есть. Надеюсь, погранцы бабулю беспокоить не станут. Видно же, старенькая, всё болит, вот и спит.

— Да она желтая вся!

— Тем более не сунутся к ней. Нарумяним чуть-чуть. Косметика есть?

Мертвеца припудрили, надели очки, укрыли пледом — сидит как живая. Лишь бы запах в салон не пошел. Женщины рядом с ней сидеть не хотели, пришлось мне. Паспорт ее надо ж пограничнику в руки отдать.

ВерПалну было, разумеется, жалко. Две палатки на рынке, чувалы таскала, жилы рвала и вот на тебе… Работала до последнего, но не особо везло. Одна из тех, кто отправил груз без сопровождения украинским автобусом, который вместе с водилой, разумеется, бесследно исчез. Еще Нюрка у нее эта беспутная, без мужа, с детьми. Там ежовые рукавицы нужны, а теперь их и нет. Вряд ли вытянет, не будет челночить. На стальной воле бабули всё там держалось, жила же для них и вот так умереть…

На такой минорной ноте вспомнились слова Гейлы, что в сансаре мы все «челноки». Мечемся, продаем свои силы и время на сомнительной ценности вещи. Развиваем, копим, готовимся, но так и не успеваем пожить. Нет момента абсолютного счастья, удовлетворенности, мысли, что «хватит». Цель где-то всегда впереди, но не здесь.

В автобусе тихо, все на нервах, бабушкин труп не располагает к веселью. Каждый думал о чем-то своем. Пограничник — прапорщик средних лет с цепким взглядом. Увидев его, я сразу понял, что номер этот у нас не пройдет. Надежда на то, что связываться с этой волокитой не станет. Своего морга наверняка нет, не на заставу же бабулю везти. Да и где криминал?

Я отдаю свой паспорт, прапор внимательно смотрит, не торопясь, ставит штамп. Протягиваю документы бабули:

— Вот ее. Спит.

— Очки снимите, пожалуйста — сухо и громко говорит он, явно собираясь будить.

Я со вздохом снимаю с трупа очки. Если б