Краткая история быта и частной жизни - Билл Брайсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оксфордский ученый, глава колледжа Магдалины, преподобный Джордж Невилл случайно увидел беглое упоминание Макферсона о дневниках Пипса и заинтересовался их содержимым. Кроме прочего, Пипс был свидетелем таких знаковых событий, как реставрация монархии, последняя эпидемия чумы, Великий лондонский пожар 1666 года, — значит, в его дневниках могло быть много полезной информации. Невилл предложил умному, но бедному студенту Джону Смиту попытаться расшифровать записи и перевести дневник. На эту работу у Смита ушло три года. Результатом стали едва ли не самые известные дневники на английском языке. Не выпей Пипс ту чашку чая, не напиши Макферсон свою скучную историю, окажись Невилл менее любопытен, а юный Смит — менее смекалист и старателен, имя морского чиновника Сэмюэла Пипса было бы известно лишь историкам мореплавания; а мы ничего не узнали бы о жизни второй половины XVII века.
Пипс, как и большинство людей его времени и его социального положения, частенько пил кофе, хотя этот напиток в 1660 году тоже считался еще совершенной диковинкой. Британцы весьма смутно были знакомы с кофе, но в основном слышали о странной темной жидкости, которая в ходу за рубежом. Один английский путешественник, Джордж Сандис, в 1610 году весьма мрачно описал кофе как «напиток черный, как сажа, и почти такой же на вкус». В разных языках его называли самыми невообразимыми именами: «кова», «кафе», «кауфе», «коффа», «кафе», пока, наконец, примерно в 1650 году не пришли к единому звучанию: «кофе».
Кофе снискал популярность в Англии благодаря человеку по имени Паскуа Роси — сицилийцу по происхождению и греку по месту жительства, который прислуживал Дэниелю Эдвардсу, британскому торговцу в Смирне (ныне Измир, Турция). Приезжая в Англию с Эдвардсом, Роси подавал кофе гостям Эдвардса, и эти посиделки стали так популярны, что в 1652 году Роси отважился открыть кофейню (первую в Лондоне) во дворе приходской церкви Святого Мартина «что в Полях», в самом центре города.
Роси заявлял, что кофе крайне полезен для здоровья: якобы он излечивает головные боли и ревматизм, предупреждает метеоризм, подагру, цингу, выкидыши, резь в глазах и многое другое.
Роси неплохо преуспел в своем деле, хотя быть хозяином кофейни ему пришлось недолго. Спустя некоторое время после 1656 года его выдворили из страны за некое «мелкое правонарушение», о котором, к сожалению, ничего не известно. Известно лишь, что он весьма поспешно уехал, и больше о нем не слышали. Многочисленные желающие занять его место медлить не стали. Ко времени Великого пожара в столице Англии работало свыше восьмидесяти кофеен; они стали неотъемлемой частью центра Лондона.
Кофе, который подавали в кофейнях, не всегда отличался хорошим качеством. Этот напиток в Британии облагался налогами (из расчета за галлон), поэтому его обычно варили большими порциями, хранили холодным в бочках и слегка подогревали перед подачей на стол. Притягательность кофе заключалась отнюдь не в его вкусе, а в его общественной значимости.
Люди заходили в кофейни, чтобы встретиться там с людьми схожих интересов, посплетничать, почитать последние выпуски журналов и газет и обменяться новостями. Если кому-то хотелось узнать, что происходит в мире, он заглядывал в кофейню. Люди привыкли использовать кофейни в качестве своих рабочих кабинетов, и самый яркий пример этому — кофейня Ллойда на Ломбард-стрит, со временем превратившаяся в офис страхового рынка Ллойда. Отцу художника Уильяма Хогарта пришла в голову идея открыть кофейню, в которой говорили бы только по латыни. Затея с треском провалилась (toto bene[65] сказал бы тут, возможно, мистер Хогарт-старший), и владельцу пришлось даже несколько лет отсидеть в долговой тюрьме.
Хотя Ост-Индская компания была основана ради перца и прочих специй, ее сердцем на самом деле был чай. В 1696 году государство сильно уменьшило налог на чай, заменив его весьма обременительным налогом на оконные стекла (по логике вещей, спрятать окна на морском судне было гораздо трудней, чем провезти контрабандой чай); эффект не заставил себя ждать. В период с 1699 по 1721 год импорт чая возрос почти в сто раз, с 13 000 фунтов до почти 1,2 млн фунтов, а за последующие тридцать лет вырос еще вчетверо. Чай с шумом хлебали рабочие и элегантно смаковали дамы. Его подавали на завтрак, обед и ужин. Это был первый напиток в истории, который не принадлежал какому-то особому классу и к тому же имел собственное ритуальное время приема, называемое чаепитием. Приготовить чай в домашних условиях было легче, чем кофе, и особенно хорошо он сочетался с другим приятным компонентом, который вдруг стал доступен горожанам средней руки, — сахаром. Британцы, как никакая другая нация, пристрастились к сладкому чаю с молоком. На протяжении полутора веков чай был сердцем Ост-Индской компании, а Ост-Индская компания была сердцем Британской империи.
Чай не всем и не сразу пришелся по душе. Поэт Роберт Саути рассказывал про некую сельскую даму, которая получила в подарок от своей городской подруги фунт чая, когда этот напиток был еще новинкой. Не зная, что с ним делать, она вскипятила его в кастрюльке, положила листья на бутерброды с маслом и солью и подала гостям. Те храбро жевали необычное угощение, заявляя, что вкус у него интересный, хотя и несколько странный. Впрочем, в местах, где пили чай с сахаром, все были довольны.
Британцы всегда питали пристрастие к сахару — настолько, что, впервые получив к нему доступ (это было примерно во времена Генриха VIII), добавляли его почти во все блюда: и в яйца, и в мясо, а также в вино. Они горстями сыпали его в картошку, на зелень, ели прямо с ложки, если могли себе это позволить. Несмотря на дороговизну продукта, люди поедали сахар в таких количествах, что у них чернели зубы, а если этого не происходило естественным образом, нарочно чернили зубы, дабы продемонстрировать свое богатство. Благодаря новым плантациям в Вест-Индии сахар стремительно подешевел, и люди поняли, что он особенно хорош с чаем.
Сладкий чай стал национальным лакомством. К 1770 году потребление сахара в Лондоне выросло на 20 фунтов на человека, и большая его часть, похоже, сыпалась в чайные чашки. Цифра кажется слишком огромной? Тем не менее сегодня средний британец ежегодно съедает 80 фунтов сахара, а средний американец потребляет по 126 фунтов этого продукта.
Как и кофе, чай считался важным средством поддержания здоровья; помимо прочего, утверждали, что он устраняет боли в кишечнике. Голландский врач Корнелиус Бонтеко рекомендовал выпивать по пятьдесят чашек чая в сутки — а в крайних случаях даже двести, — чтобы сохранить себя в надлежащей форме.
Сахар сыграл значительную роль и в гораздо менее умилительной области — в работорговле. Почти весь сахар, потребляемый британцами, производился из сахарного тростника с вест-индских плантаций, где вовсю использовался рабский труд. Мы привыкли ассоциировать рабство исключительно с плантационной экономикой южных штатов США, но на самом деле множество британцев составили на работорговле ничуть не меньшие состояния, в том числе и те, кто перевез через океан 3,1 миллиона африканцев, пока в 1807 году торговля людьми не была запрещена в Британии.
Чай был воспринят с восторгом и уважением не только в Великобритании, но и в ее заокеанских владениях. В Америке чай облагался налогом как часть ненавистных британских пошлин. В 1770 году эти пошлины были отменены на все товары, кроме чая, что оказалось роковой ошибкой. У британских властей здесь было две цели — не только напомнить колонистам о том, что они остаются подданными короны, но и помочь Ост-Индской компании выбраться из очередного кризиса.
Эта компания была слишком огромной для того, чтобы процветать. Она собирала 17 миллионов фунтов чая в год — явно избыточное количество, особенно для скоропортящегося продукта, — и к тому же пыталась создать видимость процветания, выплачивая пайщикам большие дивиденды, чем на самом деле могла себе позволить. Над компанией, которая была не в состоянии уменьшить свои складские запасы, нависла угроза банкротства. Надеясь отвести эту угрозу, британское правительство предоставило компании монополию на торговлю чаем в Америке. Каждый американец знает, что за этим последовало.
16 декабря 1773 года примерно восемьдесят колонистов, переодетых индейцами племени мохоков, напали на британские корабли в Бостонской гавани, разбили 342 ящика с чаем и выбросили их содержимое за борт. В результате фактически был уничтожен годовой запас чая для Бостона стоимостью 18 000 фунтов стерлингов. Между прочим, в то время никто не называл этот акт «Бостонским чаепитием»; это выражение впервые появилось в 1834 году.
Вопреки нашим, американским, представлениям об этом событии, в то время никто ему особенно не обрадовался и тем более никто не ликовал. Настроение было убийственно мрачным. Самой несчастной фигурой во всем этом спектакле стал британский таможенник Джон Малкольм. Его уже однажды выводили из его дома в штате Мэн, мазали дегтем и облепляли перьями — наказание не только унизительное, но и болезненное, поскольку деготь наносили горячим на голое тело. Кроме того, обычно для этого использовали очень жесткие щетки, что было еще более мучительно, и известен по крайней мере один случай, когда жертву просто держали за ноги и макали головой в бочку с дегтем. Сверху деготь обсыпали перьями, и в таком виде несчастного волокли по улицам, по дороге обычно били, а в некоторых случаях после издевательств даже вешали. Так что мы можем лишь представить себе ужас Малкольма, когда его, упирающегося, снова вытащили из дома и в очередной раз обрядили в так называемый «камзол янки».