Его трудное счастье - Таша Таирова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, знаю таких. У нас часто не мужья дела решают, а их напомаженные стервы. И если ты ей не понравился, держись! Я теперь дело имею с министрами, их замами и прочей чиновничьей рассадой. Могу сказать, что задачи, решаемые этими людьми, всегда просты, как стрелка компаса: «Отдай, что у тебя есть, а остальное будешь должен!» Если «клиент» послушен, вся братия довольна и пребывает в благостном расположении духа, лишь иногда пиная вассала чисто символически, чтобы не забывал своё место. Если вдруг начинается «бунт на корабле», тебя могут и публично наказать, скрупулёзно фиксируя все стадии экзекуции и демонстрируя другим, чтобы неповадно было. Грозное «а по сопатке?» ещё совсем недавно решало любую проблему идеально, исправно освобождая карманы вассалов, в том числе и мои, от лишних денежных знаков. А это они умеют! Сначала идёшь в один кабинет, потом едешь в управление этим кабинетом, потом другой кабинет и опять управление, в итоге попадаешь в управление управлений всех управлений, а там уже ждут тебя с большим оттопыренным карманом. А вот как сейчас всё повернётся после «я устал» — вопрос.
— Да, слышали. А как там Валентин?
— Из операционной не вылезает. — Вегержинов устало откинулся на спинку стула и потёр глаза. — Они с Пиратовым какие-то новые технологии внедряют, но министерские крысы тормозят всё на корню. Практически все там на верхах работают по принципу: «Главное — это поставить для себя цель. Чтобы было на что издалека любоваться». Уже мы с отцом подключились, пусть Кучер что хочет делает, только бы оперировал и ваял что-то! Дело идёт туго, сложно, неохотно, медленно. Прямо как полёт крокодила. Как известно — крокодил ещё более гордая птица, чем ёжик. Даже если пнёшь — то полетит недалеко и не всегда. Потому отправить в полёт крокодила — очень сложная задача. Чего ты ржёшь? — Вегержинов усмехнулся и сделал глоток остывшего чая. — Да, это почти такая же сложная задача, как заставить руководителей министерства адекватно смотреть на вещи. Тех тоже приходится пинать долго и упорно. Но, сука, так искусно отбрыкиваются, что иногда хочется вмазать и уйти. Особенно если учесть тот факт, что одним из таких гандонов является наш с Валькой старый знакомый некто Резников. Этот скот в нашем окружном госпитале служил, когда мы интернатуру проходили, Вале нашей, кстати, прохода не давал. А не так давно, по слухам, каким-то образом женился на дочери одного из медицинских руководителей и сидит, сука, бумажки перекладывает. Хорошо, что не оперирует. Таких из хирургии гнать драной метлой надо!
— Слышь, Алёшка, а ты не жалеешь, что из хирургии ушёл?
— Нет, — уверенно произнёс Алексей, — я хорошо усёк для себя, что оперировать должны Кучеровы. И Пиратовы, и Заславские, был такой хирург в мою бытность молодым салагой. А такие как я будут им патроны подносить.
— Не завидуешь?
— Ты что! — Вегержинов рассмеялся и опять потёр глаза. — Валька сейчас в таком дерьме кувыркается, что упаси бог! Да у меня тоже житуха не сахар, но я людскую жизнь в руках не держу. Это выдержать не каждый может. У анестезиологов есть девиз — «Дышать вместо лёгких, качать вместо сердца», да только кислород тоже надо где-то достать. Вот тогда-то я и появляюсь. Утрирую, конечно, но суть та же. Пока же я сижу в засаде, жду, когда Кучеров захочет уйти, а тут я! Я, Димыч, готов его ждать, поверь. Пока у меня нейрохирургия не откроется. А потом буду всеми правдами и неправдами Вальку к себе сватать. Я готов ему все условия создать, только бы оперировал. Ты даже не представляешь, какие у него руки! И голова к ним в комплекте. Это я тебе как на духу. О, Люда твоя идёт!
Воеводин широко улыбнулся и притянул руку, прижимая жену к себе:
— Наконец-то пришли мои любимые пятьдесят!
— Уже пятьдесят шесть, — тут же с улыбкой ответила Люда.
— Значит, я что-то в тебе недолюбливаю! — грозно заметил Дмитрий и рассмеялся вместе с женой. Алексей смотрел на друга и даже не скрывал своей улыбки, потому что смотреть на этих двух и не радоваться вместе с ними и за них не получалось.
— Как там?
— Нормально. Лекарство ввели, ждём.
— А…
— Хорошо, уже в сознании.
— Это радует, а…
— Перенервничала, конечно, ещё и переживает, что маму нашу напрячь пришлось с малыми.
Вегержинов посмотрел на Диму, затем перевёл взгляд на Люду и усмехнулся:
— Вы мысли, что ли, читаете друг у друга?
— Мы так удачно женаты, Алёшка, что жена может договаривать мои фразы. Начало часто тоже придумывает она и что-то добавляет от себя в середине, — тут же ответил Воеводин, за что схлопотал кулачком в плечо.
— Всё просто, Алёшка, просто надо любить и радоваться жизни. — Люда прижалась к мужу и спрятала нос в широкий воротник зимнего свитера, потом зыркнула на Вегержинова и пробубнила: — А вообще будь как протон. Он всегда позитивный! Лёша, а что там с моей учёбой будет, если Дима к тебе работать пойдёт?
— Ты не волнуйся, недалеко от вашей квартиры детская больница, я уже договорился, только документы потом надо привезти. Кстати, там большая неврология, так что все желания учтены.
— Алёшка, ты просто чудо! — выдохнула Люда и добавила: — И где ж ходит та красивая и умная, чтобы такого парня окрутить смогла бы, а?
Воеводин обнял жену и прошептал ей на ухо:
— Нашлась такая, кажется, только наш Алёшка думает пока.
— Чё тут думать! Хватай, через плечо и в берлогу!
— Неужели все люди должны быть несвободны? — Вегержинов улыбался, но продолжал отстаивать свою точку зрения. Хотя бы для того, чтобы вот так шутливо препираться с друзьями.
— Конечно! — воскликнула Людмила. — Это ты пока ещё не знаешь, но отношения между мужчиной и женщиной нужны иногда только по той причине, что некоторые участки спины недоступны для того, чтобы самому намазать их змеиным ядом.
— Воеводина, твои мысли нужно издать отдельным томом и назвать как-то позаковыристей.
— Согласна, давно пора. А то моей гениальной натуре очень тяжело в последнее время совмещать в себе убийственную самокритичность и комплекс Бога одновременно, а ещё скромность и эгоизм, желание помогать всем людям и желание
