Тонкости эльфийской генеалогии - Татьяна Патрикова

– То есть, тебя это не смущает? – зачем-то уточнил я, хотя и так было понятно, что этого толстокожего парня ничем не проймешь.

– После того, как ты внаглую вломился сюда и под благовидным предлогом облапал меня во всех местах, меня все еще должно что-то смущать?

– Андрей! – да как он смеет!

– Да-да, я понял, что все это было исключительно из-за дружеского участия.

– Нет, это было из-за того, что ты придурок, который не умеет трезво оценивать свои силы.

– А кто мне дает время их оценить, а, Ир? – спросил он совсем не так легко и насмешливо, как раньше.

Я хотел многое сказать ему на это, но осекся.

– Может быть, у тебя есть какое-то местное лекарство от недомогания?

– У меня, скорей всего, давление скачет на нервной почве, – объявил психолог, склоняясь над раковиной и промывая продолжающий кровоточить нос. – Но если это не так, то таблетки для снижения давления могут вызвать обратный эффект. Пониженное давление еще хуже, чем повышенное.

– А как узнать наверняка?

– Ну, померить… – с какой-то странной интонацией обронил он и обеими руками уперся в раковину, склонившись над ней. Потом тихо сказал. – Ты прав, что-то хреново мне как-то…

– Дебил! – не выдержал я, сгреб этого недоделанного героя в охапку и потащил в спальню.

Уложил. Притащил туалетной бумаги – кровь стирать, а сам помчался в ту третью комнату его квартиры, в которой никогда не был. Андрей сказал, что когда-то она принадлежала его бабушке, и он сам в нее никогда не заходил. Но точно знал, что где-то там был его тонометр. Благо я все еще был с его переводчиком, а не со своим., поэтому сразу же выудил из закромов памяти симбиота образ коричневой коробки с металлической застежкой, в которой должен лежать названный прибор.

Нашел. Прибежал обратно. Андрей лежал на кровати, накрыв лицо рукой. Из носа у него торчал скомканный обрывок мягкой туалетной бумаги. Переводчик подсказал, что обычно для таких дел используют вату, но я понятия не имел, где можно в его квартире найти данный материал, так что даже задумываться об этом не стал. Сел рядом. Коснулся. Андрей убрал от лица руку.

– Что-то вы меня совсем доконали, Ир, – сказал он и слабо улыбнулся мне.

Первым моим желанием было стукнуть его, как следует, потому что я был убежден, что он сам себя доконал. Но я, не узнавая сам себя, сдержался. Потребовал, чтобы он пошагово вслух объяснял мне, как работает этот их тонометр. Что Андрей и исполнил. С помощью его указаний и образов, щедро предоставляемых мне симбиотом, я разобрался, что к чему. По окончании процедуры, которая оказалась до смешного простой, назвал ему две цифры – сто тридцать на девяносто. Андрей кивнул с серьезным выражением лица и подтвердил, что давление повышено. Нормальным считается – сто двадцать на восемьдесят. Следующим моим шагом стали поиски лекарства. «В дверце холодильника», – сказал мне психолог. Пошарив там и вчитавшись в названия на упаковках, я все же нашел то, что он назвал. Вместе с упаковкой таблеток принес стакан воды, как просил Андрей. И имел возможность увидеть, как у них тут пьют так называемые таблетки. Он снова откинулся на кровать и прикрыл глаза, а я сидел рядом, не зная, что теперь делать. Беспокойство отпустило, но в душе все еще осталось какое-то странное тянущее чувство: то ли сожаление об утраченной возможности, то ли слишком медленно отступающий страх.

– Может быть, тоже ляжешь уже? – ворчливо протянул Андрей, не открывая глаз.

Во мне родилось возмущение.

– Да что ты за человек такой! Как ты вообще…

– Ир, я просто устал, – перебил меня Андрей, тяжело вздохнув. И я осознал, что не могу на него злиться. Молча разделся и лег к нему.

– А свет? – улыбнувшись лишь уголком губ, с закрытыми глазами спросил он.

Не удержавшись, я фыркнул и показушно, как Карл, щелкнул пальцами. Комната погрузилась во тьму.

– Ну, как ты? Подействовали твои лекарства?

– Двадцать минут нужно, чтобы подействовали. Я ведь тебе говорил.

– Угу, – вздох вырвался сам собой.

Я лежал щекой на подушке и пристально вглядывался в его профиль. В отличие от Андрея, темнота была для меня вовсе не такой непроглядной. Я ведь легко корректирую свое зрение под то или иное освещение.

Наверное, за окнами его квартиры время давно уже не совпадает с нашим. У меня на этой неделе все руки не доходили взглянуть. Но мы с ним все это время держали шторы в спальне плотно завешенными. Поэтому, даже если у них там светло, у нас всегда приятный полумрак, даже так называемым утром. Я думал об этом, смотря на него, и в какой-то момент пришел к выводу, что Андрей так и уснул, не сказав мне, подействовало ли уже лекарство, поэтому его тихий и спокойный голос, раздавшийся в темноте, стал для меня неожиданностью.

– Ты сублимируешь, – заявила эта ходячая немощь. Переводчик адекватный перевод данного слова мне не дал, значит, Андрей и сам толком не знал, что оно означает. Судя по всему, сказал чисто для того, чтобы меня огорошить. Ну что же, у него получилось.

– И что это значит? – довольно резко бросил на это я.

– Не знаю, – покладисто подтвердил он мою догадку, – но я воспринимаю это так, что ты пытаешься переплавить одни чувства в другие. Обманываешь сам себя.

– Ты о чем? – я, действительно, не понял его в тот момент.

Но, конечно же, он бы не был тем Андреем, которого я знаю, если бы просто ответил мне на поставленный вопрос. О нет – он решил зайти издалека, и мне ничего не оставалось, как выслушать его теорию до конца.

– Ир, а у тебя друзья есть?

– С чего это ты вдруг спрашиваешь?

– Просто ответь.

– С чего бы им у меня не быть?

– С того, что я ни одного не знаю. Ты туеву кучу лет учишься в этом вашем университете, но, кроме Барсика, которым ты просто прикрывался, и Карла, который был для тебя скорее единомышленником, и не более того, мне больше и назвать некого. А говорить о том, что у тебя есть друзья среди других мерцающих – глупо. Когда ты кого-нибудь из них в последний раз видел? Не считая Ники, разумеется.

– Просто скажи мне, к чему ты клонишь.

– Просто подтверди мне, что все это время у тебя не было друзей.

– Я в них не нуждался.

– Но во мне нуждаешься. Поэтому я и говорю, что ты сублимируешь. Тебе кажется, что ты увлечен мной, но на самом деле мне не посчастливилось стать тем, с кем ты впервые в жизни захотел по-настоящему подружиться.

– Не посчастливилось? – безрадостно уточнил я, но он меня словно не услышал.

– Сам посуди. Тебе, да и мне тоже, кажется, что ты ревнуешь меня. Ты и ревнуешь, но не как к потенциальному возлюбленному, а просто как к другу, которого ты нежданно-негаданно обрел и теперь по-детски боишься потерять. Ты бесишься, когда замечаешь, что в моей жизни кроме тебя потенциально может появиться кто-то другой. Колокольчики и другие не в счет, ты умный и прекрасно понимаешь, что ты по сравнению с ними ко мне все равно ближе, а вот подружка или дружок – другое дело. Вот ты и бесишься на пустом месте.