Двойная звезда (СИ) - Павлов Илья П.

Эх, юноша... сколько раз пытались сделать «небеса обетованные» на земле... и все заканчивалось... плохо, плохо заканчивалось. Сильные отбирали у слабых, наглые и беспринципные приходили к власти, ленивые пили, пьяные ленились, борзые грабили и убивали, тихушники воровали, хитрые садились на шею покладистым, обычные терпели, властные «рулили» ... и все... все считали, что они поступают правильно и... и мало того, что правильно и справедливо, но и для пользы всех остальных.

И на сколько хватит меня? И что будет после моей смерти? От болезни, банальной простуды, от стрелы, свистнувшей из темноты, от яда, подлитого в вино, от несчастного случая...

Смешно и то, что я не могу остановиться. Ну, если только вот сейчас броситься с башни вниз головой. Многие обрадуются. Сильно обрадуются. А другие? Те, кто поверил, кто попробовал... нет, не так, кто понял, что можно что-то менять в жизни, менять к лучшему, менять и видеть, что жизнь действительно меняется. Это ведь «клево», это «вставляет», это зажигает глаза, бодрит и тянет на подвиги... на хорошие подвиги. Это же видно, что многие в замке смотрят на меня с ожиданием, ожиданием продолжения ... «банкета».

Ладно, примем за рабочую гипотезу то, что я хочу облегчить жизнь людей и дать пинок на дальнейшее развитие страны. А кровь... что же... «ты принял это на себя, ты и получишь награду, ты и ответишь за все это...».

Глава 34

Конец рефлексий.

«Откупори шампанского бутылку и дай ты по мордасам Фигаро...»

А че? Другая же реальность...

— Ты опять тут воевал без меня? — Орха грелась в моей ванной, а я валялся на кровати, прогнала и не дала... потереть спинку. Она приехала полчаса назад насквозь мокрая. Зарядил какой-то неимоверный весенний дождь. Ливень шел третий день, весь народ попрятался по домам, не показывая носа. На стенах под навесами уныло бродили часовые, радуясь тентам, которые успели поставить. Я все-таки упросил ткачей собрать большой ткацкий станок для толстой технической нити, и наткать пробные экземпляры. Текли, но были крепкими, так что шатрам и пологам для повозок быть.

Дождь — это хорошо. Смоет всю грязь, покажет все недостатки, проклюнутся первые весенние ростки. Вот только мокро. Орху с сопровождающим накрыло в пути, поднялась вся холодная, ее комната была не натоплена, затащил к себе, силой раздел под гневные крики и засунул в теплую воду.

— Уйди и не смотри! Нахал!

— Не смотрю. Почти. Я здесь посижу. Глинтвейн будешь?

— Чтобы потерять голову и начать целоваться?

— Ага...

— Давай. Ты опять разграбил два замка?

— Почему два? И почему опять? И кто на меня наябедничал?

— Наябедничал... почему у тебя здесь так хорошо? Как будто в твой сказочный мир попадаешь... тепло, чисто, светло, вкусно пахнет... теплое вино, теплая вода... красиво... оружие, книги, шкуры... кровать такая огромная, самая большая в мире, ни у кого такой больше нет... про нее даже уже легенды ходят...

— Только про кровать?

— Ха..., — она перевернулась на живот головой ко мне, теперь мне был виден краешек попы. — про кровать, в которой помещается сразу пять девушек, про эту комнату, которую все хотят увидеть, как будто бы это чудо света, про замковую столовую, где всех кормят, кто ни придет, и кормят вкусно, про баню, мол, там и мужчины и женщины... ну это... голые, ну ты понял, про подвал, забитый деньгами с одной стороны, а с другой полный узниками, которых пытает жуткий палач, про наемников, которые охраняют герцога день и ночь, а сами кушают детей... ты слушаешь меня?

— Извини, я после «пять девушек» задумался.

— Убью.

— Так, еще что болтают?

— Много и разное. К отцу приехали бароны, несколько... спрашивали про тебя...

— Почему к отцу? А, к тебе, наверное... тоже болтают?

— Ну да. Теперь меня никто не возьмет...

— Конечно, лежишь тут в страшной комнате с голой попой. Дай поцелую...

— Все тебя боятся. Отцу говорят, что это из-за меня ты ему помогаешь, а так бы замок отобрал.

— Ага, и у Сана отобрал, и у Лапая отобрал, и у Угу отобрал... я даже у Сага не отобрал, хотя мог бы...

— Вот все и думают, почему... говорят, что это ты такой хитрый и что-то замышляешь... интриган, убийца и ...

— А отец что? Держи горяченького, пей, а то заболеешь еще... придется растирать... всю... голенькую... а-а-а...

— Тьфу на тебя... Отец их послал. Как ты говорил... в пешей поход. Сказал, что тебе их... ну в смысле и наш тоже... коровники не нужны, чтобы приехали и посмотрели твой замок, как его переделали за всего одну зиму, что ты ему честно отдал долю за войну с бароном Сан, что ты ему рассказал, как деньги заработать, с шахтами помогаешь и с кормами на зиму. Что не просто помогаешь, а потому что тебе это надо, и мясо, и шерсть, и металлы, и что объяснил, что легче купить у того, кто все это для него подготовить, чем самому за всем за этим следить, что ты несмотря на молодость оторвешь голову любому, кто попытается на тебя косо посмотреть, что у тебя сейчас бойцы лучшие в герцогстве, и что это он говорит не потому, что его дочка... ну то есть я... с тобой...

— Что мы с тобой?

— Ничего..., — отвернулась обиженная.

Подошел, сел рядом, поцеловал... в плечо...

— У тебя мудрый отец, а чего это бароны всполошились?

— Не смотри на меня... увидели меня... в новой одежде... в шубке... один с женой был, я ей показала... ну... белье... так что жди, скоро приедут к твоим швеям.

— Смешно, а действительно, можно ведь продавать. Возьмешься? Хотя, тебе это не интересно будет... что еще?

Снова развернулась ко мне, обвила шею мокрыми руками, показавшись по пояс и стала целовать:

— Что... что... все болтают, а ты ... а я... а мы...

Вытащил из ванны, донес до кровати, а прикольно поцелуями сушить мокрую голую красивую девушку... особенно, если она сама подставляет мокрые места... глинтвейн выкипел... пришлось заваривать новый... три раза...

— Ваша светлость, завтрак куда нести?

— Сюда неси, и побольше!

— Ой, нельзя, — зашептали рядом.

— Спрячься, — я накрыл девушку одеялом по пути поцеловав в... плечо. — Мне все можно. Смотри, и дождь прошел. Это он специально тебя вымочил.

— Мне стыдно...

— Мне тоже.

— Тебе-то чего?

— Как? Поддался на чары девушки, которая пролезла ко мне в спальню, разделась и ... соблазнила.

— Ты... ты...

— Я тебя тоже люблю.

— Да?

— Конечно, с тех пор, как ты мне нож к горлу приставила...

— Гад... все тебе «хаханьки» ... поцелуй меня, еще...

— Ненасытная ты моя...

Вышел из комнаты, Орха опять залезла в ванну, благо воду успели поменять и нагреть.

— Липп!

— «Здрам желам», ваша светлость!

— Весна что ли пришла?

— Весна, ваша светлость.

— Сбегай забери в мастерской новый флаг.

— Какой, ваша светлость?

— Они знают, я у ворот буду ждать.

Спустился, замок блестел свежепомытыми стенами, вода уже стекла по водостокам, булыжники двора пускали солнечные зайчики по сторонам. Два гвардейца у ворот вытянулись в струнку.

— Чего таки веселые? Меня рады видеть?

— Так точно, ваша светлость, — ржут.

— Это хорошо. Спускайте черный флаг, давай-давай. Липп, здесь уже? Меняйте. Черный? Сверни аккуратно, если кто-то на нас плохо посмотрит, то мы его снова поднимем.

Черный череп сполз с флагштока, во дворе стали притормаживать работники, задирая голову наверх. Наконец, вояки справились и заработали фалом. Что я зря перебрал у купцов все отрезы с тканями что ли, вот один интересный и попался, а швеи довели дело до конца. На стальном фоне герцогов Поду во все полотнище горело ярко-желтое солнце, с лучами во все стороны, с глазами и улыбающимся ртом. Смайлик радостно смотрел на просыпающийся городок, на чистый замок, на весеннее герцогство.

Сзади зашумели, я оглянулся, народ смеялся и пихал друг друга локтями. Липп спустился с башни с улыбкой до ушей: