Шайтан-звезда (Книга вторая) - Далия Трускиновская

– Ты хочешь сказать, что мне еще десять лет придется ждать моего ожерелья? – старуха вскочила со скамеечки.

– О госпожа! – аш-Шамардаль воздел руки. – Ты можешь на это время выбрать себе взамен любой из этих талисманов!

Он указал на столик, где лежали собранные за много лет непокорные сокровища.

Бертранда склонилась над ними – и безошибочно ткнула пальцем в один из карнеоловых кружков.

– Может быть, вот этот! – потребовала она. – Но я еще не решила, отдам ли тебе ожерелье…

– О госпожа, твой взор подобен орлиному! – восхитился аш-Шамардаль вполне естественно. – Великие мудрецы и маги не выбрали бы этого талисмана среди десятка подобных! Бери его – и объясни, каковы были свойства твоего ожерелья.

– Оно увеличивает силу вдвое, а то и втрое, – сказала старуха. – Если его владелица пускается бежать – то обгоняет самого быстрого коня. Оно обостряет все чувства и страсти, живущие в женщине, выявляет все ее скрытые способности. Но у него есть еще одно качество, бесценное для знающего. Согласись, если тебе нужно разрушить стену или настичь всадника – ты можешь отдать приказ своим людям, и они обойдутся при помощи кирки и лопаты или при помощи другого коня, так что магия в этих делах необязательна.

– Что же это за качество? – сдерживая нетерпение, спросил аш-Шамардаль.

– Оно изменяет твою внешность в глазах других людей, – прошептала старуха. – Ты можешь представить им образ человека, живущего на другом конце земли, и действовать, как бы нося на себе этот образ наподобие одежды.

– Сохранило ли оно это качество?

– Да, будь оно проклято!

Аш-Шамардаль сопоставил слова Бертранды – и вышло, что она, заполучив ожерелье и уверившись в его силе, явилась кому-то в чужом образе, и натворила каких-то позорных дел, но потом неожиданно заснула – и морок спал, обнаружив ее истинное лицо.

Трудно было даже вообразить, что бы это могло быть за дело, но аш-Шамардаль слышал немало историй про плутни и шашни арабских старух и здраво рассудил, что у франков старухи занимаются точно такими же пакостями. Арабская старуха, скорее всего, напустила бы на себя вид молодой красавицы и провела ночь с молодым красавцем. Неужели и Бертранда?..

Вообразив себе молодого франка, обнаружившего наутро в своей постели возлюбленную семидесяти или даже более лет от роду, аш-Шамардаль не рассмеялся, как полагалось бы слушателю забавных историй. Он не был по природе склонен к веселью – как, очевидно, и Бертранда. Он покивал головой, молча соглашаясь с тем, что зрелище должно было получиться срамное.

Тут край дверной занавески приподнялся.

– О господин! – позвал Хусейн. – Мой господин Абд-Аллах зовет тебя, ибо случилось нечто важное!

– А что важное может случиться у этого бездельника? – буркнул аш-Шамардаль, всем видом показывая Бертранде, насколько высоко он стоит над цирюльником. – Почему бы ему самому не прийти и не осведомить нас об этом?

– О господин, он сидит в темном чулане и зовет тебя оттуда! – отвечал растерянный юноша. – И он не может покинуть чулана!

– Прости, о госпожа, – аш-Шамардаль сдержанно поклонился. – Этот человек оказывает мне приют, когда я приезжаю в ар-Руху, и если ему вдруг стало плохо в домике с водой, мой долг – пойти и помочь ему, клянусь Аллахом! Дождись меня, о высокородная Бертранда, а пока ты можешь посмотреть мои талисманы и амулеты. Кое-что из них я готов продать знающему человеку или выменять…

– Я посмотрю их! – старуха немедленно склонилась над столиком, а аш-Шамардаль поспешил вслед за Хусейном.

– Разве он не в приюте уединения? – спросил мудрец, видя, что юноша ведет его в совсем другую сторону.

– Нет, о господин, я же сказал – он в темном чулане! Вот светильник.

Чтобы попасть туда, куда для неизвестной надобности забрался Абд-Аллах, аш-Шамардалю пришлось согнуться вдвое. Он оказался в узком и загроможденном всяческим старьем помещении, но цирюльника сразу не увидел. Зато он услышал голос Абд-Аллаха и поморщился, ибо человек этот вызывал у него немалое раздражение.

– Потерпи, ради Аллаха, заклинаю тебя, о сильнейший, о свирепейший, о непобедимейший из всех созданий Аллаха, равных тебе по высокому положению! – произнес этот знакомый гнусавый голос, почему-то идущий как бы из-под земли.

Аш-Шамардаль остановился и вознес над головой светильник.

– С кем это ты беседуешь, порази тебя Аллах? – брюзгливо осведомился мудрец. – И куда ты запрятался, о сквернейший среди скверных?

– Я тут, я тут, о повелитель мудрых! – завопил Абд-Аллах, сам при этом не показываясь.

– Почему я не вижу тебя? – спросил аш-Шамардаль. – Разве ты добыл перстень Сулеймана ибн Дауда, делающий его обладателя незримым?

– Ничего он не добыл, порази его Аллах в печень и в селезенку! – прозвучал рокочущий голос. – Но он настолько разозлил меня своими пространными речами, что я готов был убить его.

Аш-Шамардаль повернулся – и увидел, что из какой-то дыры в полу торчат ноги цирюльника, рядом же стоит большой черный пес, и это из его глотки вылетают человеческие слова.

– Так это ты, о Зальзаль ибн аль-Музанзиль? – аш-Шамардаль был удивлен превыше всякой меры. – Почему ты здесь, о сын греха? Я же поставил тебя охранять замок! Что случилось?

– Случилось то, что Пестрый замок вскоре будет осажден, и к нему торопится войско Ади аль-Асвада, нового царя Хиры, о господин. Тебе нужно как можно скорее прибыть туда, потому что без тебя в замке творятся странные дела. Я отнесу тебя, если ты сядешь мне на спину, – предложил черный пес.

– Сперва освободи Абд-Аллаха Молчальника… Нет! О этот Пестрый замок, будь он проклят и будь прокляты те, что привели за собой разведчиков Хиры! – аш-Шамардаль взялся рукой за лоб. – Ты отправишься со мной, о марид, и поможешь отнять у старухи, которая сидит в комнате, ожерелье с черными камнями. А тогда уж я сяду к тебе на спину и мы полетим к Пестрому замку.

– А я, как же я, о друзья Аллаха? – завыл цирюльник, брыкаясь, как будто добавляя ногами выразительности речам. – Вы не можете покинуть меня здесь в таком наисквернейшем положении!

– На голове и на глазах! – произнес марид в образе пса, после чего молча повернулся к цирюльнику хвостом и сделал такое движение левой задней лапой, как если бы закапывал свой помет.

– Ступай за мной, о Зальзаль, – приказал аш-Шамардаль, – но измени вид, чтобы та старуха раньше времени не заподозрила неладное, разорви Аллах ее покров…

Пес съежился, произнеся вовсе несвойственные его породе звуки «хуг, хуг», посветлел шерстью и оказался большой крысой. Аш-Шамардаль одобрительно кивнул, приподнял полу халата, и крыса шмыгнула к его ногам.