Киты по штирборту - Антон Витальевич Демченко

с места, прямо в кабинете директора был устроен форменный экзамен. Вообще-то это было необязательно, поскольку, в отличие от будущих курсантов дневного отделения, претенденты в слушатели-заочники никаким вступительным испытаниям не подвергаются. Зато первая сессия становится для них сущим кошмаром. Именно на ней происходит основной отсев лентяев и идиотов.

Все это мне театральным шепотом поведал опекун, пока мы дожидались приема у директора училища. Ну а после долгой беседы с местным «царем и богом» я получил от секретаря директора список литературы для самоподготовки и сочувственное сетование на то, что нынче ни одного курсанта-дневника в училище не сыскать, а то можно было бы разжиться лекциями за первый курс. Дескать, оч-чень пользительная вещь для слушателя.

Пока я непонимающе хлопал глазами, мой опекун неопределенно хмыкнул, и на столе перед секретарем оказались две серебряные монетки — полугривны.

Да, здесь до сих пор ассигнациям предпочитают монеты, да еще и с жестко увязанным биметаллическим курсом. Золото относится к серебру как один к пятидесяти… причем серебро считается стратегическим металлом, поскольку широко используется в артефакторике.

Ну а пока я предавался размышлениям об особенностях здешней денежной системы, полугривны исчезли со стола, будто их и не было. Зато вместо них тут же возникла стопка тетрадей, исписанных почти каллиграфическим почерком.

— От одного из курсантов осталось. Знатный был аккуратист… сейчас, наверное, уже капитанский патент имеет, — со вздохом пояснил секретарь.

Завидич покивал и принялся перелистывать тетради.

— Действительно, весьма аккуратные и точные записи.

— О да, у меня, кстати, если нужно, и лекции следующих курсов имеются. Вплоть до выпускного, — с готовностью кивнул секретарь.

Четыре курса. Я хмыкнул и, выудив из кошелька нужную сумму, положил ее перед «тороватым купцом». Опекун и секретарь взглянули на меня с одинаковым удивлением. Впрочем, дядька Мирон понимающе усмехнулся, а «купец», маслено сверкнув глазками, вытащил еще несколько стопок тетрадей. Куда более толстых, чем первая…

— Кирилл, ты в своем репертуаре, — покачал головой Завидич, когда мы оказались на улице.

Я перехватил поудобнее связки с тетрадями и улыбнулся.

— Угум. А теперь в книжный…

Опекун расхохотался:

— Идем, книгочей.

Дядька Мирон забрал у меня одну из связок, и мы направились в сторону кремля, к уже знакомому мне магазину.

А вечером я отправился в гости к Горским. Дом известного путешественника встретил меня чучелом вставшего на дыбы белого медведя. Благо потолок в холле был достаточно высок, чтобы зверюга не пробила его своей косматой башкой, сверкающей черными агатами глаз. Создавалось впечатление, что медведь смотрит на всех входящих с легкой долей высокомерия. Еще бы, с трехметровой-то высоты!

Шарахнувшись в сторону от такого вот приветствия, я еле удержался, чтобы не ударить белоснежного зверя электроразрядом. Остановил меня только тихий смешок вышедшего в холл Михаила. Ничего себе шуточки у хозяев дома. Этак можно ведь и с копыт слететь от испуга!

— Здравствуй, Кирилл! — улыбнулся Горский, протягивая мне руку.

— И тебя туда же, — не удержался я от ворчания, но руку пожал.

— Отец должен быть с минуту на минуту, а пока… идем в гостиную. Илона уже накрыла стол к чаю. Венские пирожные любишь?

— Мм… не знаю, не пробовал, — честно ответил я, и Михаил, возмущенно покачав головой, потащил меня в гостиную, ликвидировать столь вопиющий пробел в гастрономических познаниях.

Но не успели мы приступить к дегустации, как в холле раздался какой-то шум. Михаил поморщился. Хм, судя по его мимике, смею предположить, что это пришел не ожидаемый нами Иван Федорович. Дверь в гостиную хлопнула…

— Знакомься, Кирилл. Мой двоюродный брат Валерьян, — кисло произнес Горский, указывая на вошедшего в комнату явно чуть поддатого молодого человека.

Ну что я могу сказать? Новгород, оказывается, очень маленький город.

Часть четвертая

Практическая часть

Глава 1

Любопытство не порок

Входя в дом, Иван Федорович предвкушал интересную встречу. Михаил давно доказал, что умеет находить и, самое главное, сходиться накоротке с интересными людьми, унаследовав этот своеобразный дар от отца. Известный путешественник и филантроп, старший Горский искренне, хотя и втайне, гордился этим фактом. Но стоит быть честным, его любознательный сын, не раз радовавший Ивана Федоровича живостью ума, умел доставлять и беспокойство. По-юношески горячий в суждениях, подчас слишком упрямый и не желающий признавать авторитетов, он мог, что называется, закусить удила и отстаивать свою точку зрения перед кем угодно, невзирая на чины и звания. Собственно, именно поэтому количество похвальных листов, принесенных им из гимназии, лишь немногим превосходило количество полученных за время обучения взысканий.

Наверное, Иван Федорович должен был относиться к замечаниям воспитателей и учителей сына с большим вниманием, чем уделял им на самом деле. Но своей неуступчивостью и особенно мимикой в моменты таких вот приступов упрямства сын очень сильно напоминал ему покойную супругу. Любимую Катерину… Катеньку… Та точно так же поджимала губы и щурила серые, словно осеннее небо глаза, когда считала себя правой, и была не менее упряма, чем сын.

Горский грустно улыбнулся, вспомнив почившую жену, и… вздрогнул от донесшегося до его слуха грохота. Шумели в гостиной.

Нахмурившись, Иван Федорович кивнул следовавшему за ним тенью старому другу, и катаец, совершенно верно поняв жест Горского, беззвучно исчез за поворотом коридора, двигаясь так плавно и стремительно, что любой посторонний просто не поверил бы своим глазам. Семидесятилетние старики не способны так ходить.

Сам же Иван Федорович взвесил в руке трость и не менее ловко скользнул к двери, ведущей в гостиную. Заглянув в щель неплотно притворенной створки, Горский тяжело вздохнул и, уже не таясь, распахнул ее настежь. Ну да, кто еще мог поднять такой гвалт, как не беспутный сынок младшего брата, как всегда навеселе. Ох, Валерьян, Валерьян…

— Могу я узнать, что здесь происходит?

От громкого хлопка двери и последовавшего за ним тихого, но весьма угрожающего вопросительного рокота хозяина дома присутствовавшие в комнате молодые люди замолчали, замерев там, где их застал голос Ивана Федоровича. А с только что разорявшегося, покрасневшего от гнева племянника, кажется, даже хмель слетел.

— Отец! — первым опомнился Михаил.

Следом пришел в себя и Валерьян. Буркнув что-то невнятное, он мотнул головой и… сбежал. Как всегда. Без объяснений и извинений. Просто промчался мимо своего дяди, и через несколько секунд до слуха присутствующих донесся хлопок входной двери.

Честно говоря, увидев того самого типа, с которым больше месяца назад не поладил в так полюбившейся мне кофейне-пекарне, я опешил. А поняв, что тот пьян, приготовился к драке. Новгород, столица, приличный дом… да ну на фиг! Я словно снова оказался на замусоренной ночной улочке заливаемого холодным