Полезное прошлое. История в сталинском СССР - Виталий Витальевич Тихонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В итоге отдел науки и культуры предложил компромиссный вариант, по которому китайским авторам награда не присуждалась «до более широкого ознакомления с работой советской общественности», а Неедлы получал премию второй степени.
Но премию так никто и не получил, хотя 30 июня 1953 года на заседании Президиума Совета Министров СССР было решено все же провести присуждение Сталинских премий за 1952 год. По каким-то причинам это решение так и не было реализовано. К тому времени уже был подготовлен проект по внедрению нового формата премии. В нем предлагалось ужесточить требования к кандидатам, исключить конфликт интересов при выборе лауреатов, снизить суммы вознаграждений и сократить само количество премий. Решение должен был отныне выносить единый комитет (ранее их было два – по науке и изобретательству, а также по искусству). Присуждать премию предлагалось не ежегодно, а раз в три года, тем самым предполагалось награждать научные и художественные труды только после широкого и всестороннего обсуждения. Возможно, это предложение стало поводом отсрочить очередное награждение на более позднее время. Идею поддержали Н. С. Хрущев, М. А. Суслов и П. Н. Поспелов, изложившие в записке Г. М. Маленкову все эти предложения.
В 1955 году Президиум ЦК поручил рассмотреть вопрос об учреждении премии имени Владимира Ильича Ленина (Ленинской премии). В том же году статья о Сталинской премии исчезла из «Большой советской энциклопедии». А после XX съезда, на котором произошло развенчание культа личности, судьба Сталинской премии была окончательно решена. Награжденные ею обязаны были обменять знаки и дипломы лауреатов Сталинской премии на аналогичные знаки и дипломы Государственной премии.
Невручение Сталинской премии за 1952 год вполне вписывалось в общий процесс десталинизации, начавшийся сразу после смерти диктатора. Описанный эпизод стал своеобразным символическим завершением сталинской эпохи в советской исторической науке, когда вождь, в том числе при помощи премий его же имени, определял основные направления исторической политики. Это не значит, что так называемый сталинский исторический нарратив исчез. Наоборот, многие концепции лауреатов Сталинской премии прочно вошли в советскую историческую науку и общественное сознание.
КАК «МАЛЕНЬКИЕ ЛЮДИ» ТВОРИЛИ БОЛЬШУЮ ИСТОРИЮ
«Маленький человек» – фигура в сталинской политической культуре чрезвычайно важная, а главное – эффектная и эффективная. Это рядовой советский гражданин, который разоблачает больших начальников. Сталин ценил «маленьких людей», они держали местных руководителей в напряжении и обеспечивали своеобразную связь власти с населением. На февральско-мартовском пленуме ЦК 1937 года он воспел «маленьких людей» в лице Полины Николаенко из Киева, которая нашла вредителей в партийной организации местного отделения Института красной профессуры.
Николаенко, – говорил Сталин, – это рядовой член партии, она обыкновенный «маленький» человек. Целый год она подавала сигналы о неблагополучии в партийной организации в Киеве, разоблачала засилье троцкистских вредителей. От нее отмахивались, как от назойливой мухи. Наконец, чтобы отбиться от нее, взяли и исключили ее из партии. Ни Киевская организация, ни ЦК КП(б)У не помогли ей добиться правды. Только вмешательство Центрального Комитета партии помогло распутать этот запутанный узел. А что выяснилось после разбора дела? Выяснилось, что Николаенко была права, а Киевская организация была не права. Ни больше, ни меньше. Как видите, простые люди оказываются иногда куда ближе к истине, чем некоторые высокие учреждения…
Являясь частью механизма функционирования социальной и идеологической системы, «маленькие люди» превращались в грозное орудие. Сам факт того, что к сигналам снизу внимательно прислушивались, должен был свидетельствовать о демократичности советского строя. В определенной мере «маленькие люди» выполняли функцию саморегуляции системы, указывая на вопиющие (но всегда «отдельные» и «единичные») недостатки, злоупотребления и нарушения социальной справедливости. Они доносили на начальников (в том числе партийных), а также представителей высших страт советской иерархии, писали в компетентные органы, газеты, выступали на собраниях, сигнализируя о неблагополучии, вредительстве, опасных тенденциях. Факты и слухи, которыми они оперировали, становились ценным материалом в руках контролирующих органов. Многочисленные разоблачители «из народа», «с самых низов» играли видную роль в партийных играх, борьбе номенклатурных кланов и т. д. На эту роль всегда находились желающие, карьеристы, стремящиеся выслужиться, а часто просто неуравновешенные или чересчур наивные люди, готовые во всем видеть опасность для советского строя.
Особое значение «маленький человек» имел в послевоенных идеологических кампаниях. Сигналы «маленьких людей», привычные для номенклатурных будней, стали элементом и академической жизни. Сигналам о неблагополучии в идеологической сфере придавалось особое значение как свидетельству «народной» борьбы против отклонений от линии партии. Среди работников науки и культуры Советского Союза (ученых, вузовских преподавателей, писателей и т. д.) таких своеобразных «маленьких людей» было немало. Это были мало кому известные провинциальные преподаватели, молодые специалисты, младшие сотрудники академических институтов. Они противопоставлялись авторитетным ученым, представителям столичной интеллектуальной элиты, удостоенных званий, материальных благ и, как следствие, потерявших бдительность и запутавшихся в паутине личных пристрастий. В одной из статей «Литературной газеты» так критиковался Институт истории АН СССР:
Основным и главным препятствием (для успешной работы. – В. Т.) является отсутствие в его стенах подлинной критики и самокритики. В институте укоренилась гнилая традиция раболепия перед учеными «авторитетами», хотя бы они и плохо владели марксистско-ленинским методом.
Именно критику и самокритику должны были привнести «маленькие люди» в академический мир, оказавшись на передовой борьбы за чистоту марксизма-ленинизма.
Не секрет, что научное сообщество (впрочем, как и многие другие) выстраивается по своеобразной клановой системе. В среде советских историков это было особенно заметным. Вокруг авторитетных и влиятельных ученых теснились ученики, многочисленные помощники, зависимые научные сотрудники. Сторонники общих концепций также имели свойство группироваться и тесно взаимодействовать, особенно против оппонентов. Такая ситуация не могла не беспокоить власть. Во-первых, это нарушало структурную однородность советской исторической науки. Во-вторых, осложняло управление наукой из‐за регулярных межклановых дрязг. Но были и положительные моменты: наличие ярко выраженных лидеров позволяло транслировать через них в научно-историческое сообщество идеологические
