Извращенная гордость - Кора Рейли

Я посмотрела на него и прислонилась к стене. Он был длинный, толстый и невероятно твердый. Я отвела взгляд, но Римо пронзил меня пронзительным взглядом.

Мои щеки пылали, и Римо улыбнулся, наклоняясь вперед и проводя языком по моей разгоряченной скуле.

— Скажи мне, Ангел, какова будет награда за мое терпение?

Я встала на цыпочки, обхватила Римо за шею и прижалась к нему. Его твердость терлась о мой обнаженный живот, и он застонал низким, опасным звуком.

— Что-то запретное. Что-то, что ты не должен был получить.

Тело Римо напряглось, он запрокинул мою голову, его губы коснулись моих.

— Что-то, что ты обещала кому-то другому?

У меня перехватило горло, но Римо крепко поцеловал меня, не давая сосредоточиться. Он закинул одну из моих ног себе на бедро, раздвигая меня. Его пальцы коснулись моего центра, а затем два пальца проникли в меня. Боль пронзила меня. Я оторвалась от его рта, напрягаясь, сдавленный звук вырвался из моего горла.

Римо замер, его пальцы глубоко проникли в меня. Он отстранился с намеком на удивление на лице, затем оно исчезло. Он смотрел на меня пристально, почти с любопытством. Моя грудь вздымалась, когда я пыталась привыкнуть к растянутому ощущению его пальцев во мне. Римо коснулся своим лбом моего.

— Думаю, ты был права, ангел, моя награда того стоит.

Гнев затопил меня.

— Тебе понравилось делать мне больно? — прошептала я.

Римо поцеловал меня в губы.

— Это не я делаю тебе больно. Это я пытаюсь не навредить тебе. Ты поймешь, когда я захочу причинить тебе боль.

Он вытащил пальцы и сунул их обратно. Мои мышцы прижались к нему, и я выдохнула. Он выдержал мой взгляд, устанавливая медленный ритм. Я прислонилась головой к стене, не отводя глаз.

Темные глаза Римо затягивали меня все глубже и глубже в свою бездну. Удовольствие медленно сменило чувство растянутости.

Я начала покачивать бедрами, заставляя эрекцию Римо тереться о мой живот. Его дыхание стало глубже, но он продолжал погружать пальцы в меня в медленном темпе, наблюдая за мной, его другая рука цеплялась за мое бедро. Глубокая пульсация распространилась от моего центра, и я задохнулась, и на этот раз не от боли. Большой палец Римо щелкнул по моему бугорку, и я раскололась изнутри на тысячи частиц, наполненных ощущениями.

Римо смотрел на меня жадно, почти благоговейно, и я улыбнулась, сама не зная почему. Я все еще не оправилась от кайфа, когда Римо вынул пальцы и схватил меня за другое бедро, приподнял и прижал спиной к стене, зажав между собой и своей грудью. И я знала, чего он хочет. Мои руки взлетели к его груди, сопротивляясь. Когда его эрекция коснулась внутренней поверхности моего бедра, я ахнула.

— Нет! — темные глаза Римо метнулись ко мне, злые, недоверчивые… но он сделал паузу. — Не так, — тихо сказала я. — Только не у стены.

Это произойдет на моих условиях, а не на его. Гнев уменьшился.

— Ты права, — мрачно сказал он. Он поднял меня выше, так что мои ноги обхватили его за талию, а мой центр прижался к его. Затем он вышел со мной из ванной в спальню. — Я трахну тебя на кровати, Ангел. По этому случаю я постелил белые простыни. Как жаль было бы, если бы я не запачкал их твоей кровью.

Шок и негодование пронзили меня, потому что я поняла, что мои простыни были белыми уже несколько дней, но потом Римо поцеловал меня. Я сердито впилась ногтями в его плечи и боролась с его языком.

Мы потянулись, поцеловались и вдруг оказались на кровати. Римо встал на колени у меня между ног, раздвинул их еще шире, его рот впился мне в горло, и я замерла, мягкая, испуганная. Вот оно.

Римо замер надо мной и поднял голову. Наши глаза встретились. Я не знаю, что он увидел в моих, но он обхватил мою щеку, напугав меня. Его поцелуи стали легкими, нежными, почти заботливыми. Такими неправильными. Это был не Римо. Это была ложь.

— Тише, Ангел. Я буду нежен.

Его пальцы гладили мою грудь, мой бок, о, так нежно, и его рот… его рот осыпал меня любовными поцелуями. Хотя я знала, что это ложь, знала, что должна оттолкнуть его, сопротивляться, но я поцеловала его в ответ. Потеряна, потеряна, потеряна.

Римо прижал наши тела друг к другу, перемещаясь, и тогда я почувствовала легкое давление на свой вход.

Я ахнула и напряглась. Римо наблюдал за моим лицом, полным решимости, и его глаза… они успокоили мою нерешительность, мой страх, любой протест, который я могла бы придумать.

Он скользил в меня медленно, дюйм за дюймом, никогда не принимая больше, чем мое тело могло дать, но все же он, казалось, разрывал меня на части. Медленное завоевание, но все же завоевание. Я ожидала жестокости и грубости. Я желала этого. Но этот кроткий Римо пугал меня больше всего. Он не позволил мне сбежать, даже единственным способом. Он хотел поглощал меня глазами.

Он полностью погрузился в меня, а затем остановился, когда я задрожала от силы вторжения. Его темные глаза говорили то, что я знала с самого начала.

Он овладел мной. Он обладал мной.

Я была королевой.

Он был королем.

Шах и мат.

РИМО

Это была окончательная победа над нарядом. Они еще не знали этого, но скоро узнают. Серафина дрожала подо мной, ее мраморные щеки пылали, губы приоткрылись. Ей было больно, и почему-то мне это не нравилось, потому что я старался не делать ей больно. Я отдавал боль добровольно, сознательно, свободно. Не случайно.

Я держал себя неподвижно, удовлетворенный ощущением ее крепких стенок, безжалостно сжимающих мой член. Я был в гребаном экстазе, чувствуя, как вокруг меня скользит, и зная, что это ее девственная кровь. Самая сладкая награда за мое терпение.

Мои глаза блуждали по совершенным чертам Серафины, и ее голубые глаза встретились с моими, ища, удивляясь. Я медленно вышел из нее, распознав признаки боли на ее лице, затем толкнулся еще медленнее.

Я медленно покачивал бедрами, стараясь держать движения под контролем. Ее лицо исказилось от боли и удовольствия, и я наклонил бедра, чтобы увеличить последнее. Она ахнула от удивления. Я поддерживал медленный ритм. Терпение не было моей сильной стороной, но я знал, что этот приз тоже того стоит.

Она снова ахнула. Ее бледно-голубые глаза поднялись на меня, вопросительно, смущённо и испуганно. Боясь моего внимания, моей мягкости.