Плохо быть мной - Михаил Найман

— А если это будет она? — подала голос высохшая дамочка.

— Что я помогу ей с ними, — уныло согласился с ней я, чувствуя несправедливость того, что некоторые люди рождаются в этот мир неполноценными.

— Хорошо, давайте возьмем такой пример, — пропела она. — Женщина — наша клиентка приходит в центр каждый день с большим слоем косметики и носит провокационную одежду. Как бы вы поступили в таком случае?

— Я бы ей сказал, чтобы она не покупалась на идеологию гламура и шика, навязанную нам обществом.

Они переглянулись.

— А если это будет он? — с неестественным возбуждением пискнула женщина.

— Простите, я вас не понял, что значит — он? — опешил я. — Вы хотите сказать, что бы было, если бы мужчина-пациент приходил в центр каждый день с большим слоем косметики и носил бы провокационную одежду?

— Именно это, — счастливо согласилась она.

Я развел руками и беспомощно посмотрел на мистера Холдсмита.

— Ну что вы, Фрида? — нахмурился тот. — Вы разве не слышали? Молодой человек уже ответил на вопрос, который мы ему задали. — Он улыбнулся мне совсем не той улыбкой, которую ждешь от такого человека. Она была молодая и подначивающая, немного как у брайтонских ребят. — Меня зовут Натан, — протянул он мне руку. — А это Фрида. Она принимает очень близко к сердцу личные проблемы наших сотрудников. Если у вас накипело на душе, поделитесь с ней, — отправил он и в ее сторону натянутую улыбку, после чего Фрида стала нравиться мне еще меньше.

Я подозревал, что вывод, который сделали они, не имеет ничего общего ни с моими ответами, ни с тем, пригоден ли я для работы. И что я понравился Натану и не понравился Фриде, причем обоим по одной и той же причине. Я все ждал, что они скажут.

— У вас есть опыт работы в такой же или похожей сфере, сэр? — поднял на меня глаза Натан.

— Есть, — ответил я.

— Да? — оживился он. — Какой же?

— Думаю, половина ребят из моего круга в Англии идеально подходят вашему центру. Брайтон на восемь-девять десятых состоит из съехавших с катушек парней и девушек. Там модно быть сумасшедшим. Самое оно было выдать фразу типа того, что ты давеча общался с эльфами или троллями. Тебя, например, спросят: «Как вчера вечеринка у Хелмета?» — а ты ответишь: «Прекрасно, единственное, чего не хватало — это гномов и единорогов обсудить музыку».

— Значит профессионального опыта как такового у вас нет, мистер Найман? — нахмурил брови Натан.

— Нет, — ответил я упавшим голосом. — Одни только рейвы.

Натан потер переносицу и повторил про зарплату и отсутствие страховки.

— Нам надо, чтобы вы отнесли эти бумаги за подписью к медсестре, — закончил он. — Она проведет короткий медосмотр, чтобы проверить, нет ли чего, что могло бы помешать нашему сотрудничеству. Прямо, направо и направо.

На пути мне попался псих в костюме, похожем на военный; он прицепил к нему нашивку, а на грудь повесил табличку с собственным именем и фамилией. Он перегородил мне дорогу и со свирепым видом спросил, чем может быть мне полезен. Я шарахнулся в сторону и, пряча глаза, попросил его успокоиться. Если дышать глубже, все будет нормально. В его глазах мерцал огонек отчетливого безумия, но тут я сообразил, что имею дело с охранником.

— Как пройти к медсестре? — мгновенно наседаю на него, хотя маршрут знаю. Он объясняет, я принимаюсь жарко благодарить. Если по-честному, за то, что он не псих.

Стучусь в кабинет. «Войдите», — слышу грудной голос, которым приглашают войти в спальню, а не в лазарет, и робея открываю дверь. За столом, полуразвалясь, сидит та самая негритянка, которая так поразила мое воображение. Мой приход явно производит на нее благоприятное впечатление, поскольку девушка тут же оживляется.

— Новенький! — возбужденно произносит она с таким выражением, как будто к ней заглянул не новый работник, а кто-то способный в корне изменить ее жизнь. От такой возложенной на меня ответственности я начинаю нервничать.

Глаза медсестры обволакиваются медовой пленкой, она просит меня садиться, как в России дорогих гостей хозяева. Вижу, что ее оживление вызвано не моими личными качествами, а лишь тем, что я новенький. Она возбужденно оглядывается по сторонам пустого кабинета, ища, кого этим невероятным известием обрадовать. Проникновенно смотрит мне в глаза и задушевно-задумчивым тоном спрашивает, проверялся ли я на СПИД. В вопросе звучит интимность, принятая между по-настоящему близкими людьми. Интонация приветливо-заговорщическая и одновременно немного светская. Как спрашивают, пробовал ли я такое-то блюдо. Отвечаю «да». Проникновенность ее взгляда углубляется, и она с придыханием любопытствует, почему я делал этот анализ. Отвечаю: для зеленой карты.

— А так? — разочарованно подводит она итог, не скрывая неудовольствия и укоризны.

— Что значит «так»? Я же сказал — проверялся для зеленой карты.

Этот ответ пришелся и вовсе не по ней.

— Надо и так проверяться, — назидательно и теперь уже с откровенной претензией говорит она.

Мы оба умолкаем, и с каждой секундой тишина становится все более томительной.

— Мне кажется, что клиника, где проверяют на СПИД, — как раз то место, где можно его реально подхватить, — пытаюсь разрядить обстановку. Без успеха. — Ну, как получить гражданство в иммиграционном отделе или пособие в социальном офисе.

Медсестра смотрит на меня, будто я только что сообщил ей что-то очень личное.

— Ты пользуешься лосьоном для загара? — Вопрос задается как непосредственное продолжение предыдущего разговора. — Только не говори, что ты им не пользуешься! Я очень хорошо разбираюсь в людях и при одном взгляде на человека вижу его сущность. Все друзья говорят, что во мне скрывается замечательный психолог. Как только я тебя увидела, сразу поняла, что ты просто не можешь не пользоваться лосьоном для загара, — заявила она звенящим голосом, который вот-вот даст трещину и разлетится в осколки.

Я опять, как с Фридой, беспомощно развел руками.

— Твоя кожа имеет такой оттенок, которого не может быть у черных и испанцев. Ты добился этого с помощью автозагара, — объяснила она и стала качать ногой. — Я это ухватила с первого взгляда на тебя, — заключила она тоном нежного признания.

Нога качалась, глаза были подернуты дымкой, она изо всех сил демонстрировала, что о чем-то думает и это что-то — я. Наконец, прищелкнула языком, на лице появилось роковое выражение, и она принялась записывать в папку, очевидно, информацию о моей физической кондиции. Но я смотрел, как движется ее рука, и допускал, что она записывает не медицинские показания, а таинственные сведения о моей личной жизни, которых не знал даже я сам.

— Мой первый муж страдал ускоренной регенерацией гормонов, отвечающих за половое влечение, — доверительно сообщила она мне, не поднимая головы. — У женщин это называется бешенство матки. У Дирка это настолько было связано с качественным изменением сексуального поведения, что сексуальность стала для него основной жизненной целью.

Я, насколько мог убедительно, показывал, что у меня нет и толики сомнений, почему именно мне она это рассказывает.

— Это было как жить бок о бок с вечным двигателем, — добродушно добавила негритянка. — Дирк у меня ассоциировался с отбойным молотком. Он был очень жесткий — мой первый муж. — Она выразительно посмотрела на меня, распахнув два гигантских глаза, которые не содержали в себе ничего, кроме подавляющей честности.

Я кивнул и оглянулся на дверь. Я понимал, что это место предназначено для людей с нестандартным мышлением, но только сейчас осознал степень их нестандартности. Последнее сообщение было такое, что она оторвала взгляд от папки и доверительно уставилась на меня.

— В этом безусловно были свои преимущества, причем очень существенные. Но в последнее время жизни с Дирком я все чаще стала замечать, что мне в голову не приходит ни одной мысли и что там пустота. Понимаешь, это немного раздражает. — Она посмотрела на меня так, словно спрашивала совета.

Я заверил, что понимаю.

— Живешь, — продолжила она делиться со мной, — и совершенно ни о чем не думаешь. Потому что… — Тут она осеклась, поскольку объяснить причину отсутствия мыслей оказалось затруднительным. — Вдруг ты обращаешь внимание на то, что тебе не о чем говорить с человеком, с которым живешь бок о бок. Что между вами ничего общего. Что вас одна-единственная вещь объединяет. Ты не думай, я нисколько не умаляю роли насыщенных и разнообразных сексуальных отношений в жизни индивидуума. Но во время такой нескончаемой гонки по бугристой местности с препятствиями приходит день, когда ловишь себя на том, что в голове у тебя так же пусто, как на концерте «Милли Ванили», когда мир узнал, что ребята пели не своими голосами. Ты, конечно, можешь считать меня полной дурой после того, что я тебе сказала.