Благочестивые вдовы - Нолль Ингрид

Ничего себе! В пятьдесят с лишним гоняться за мужчинами! Хотя почему бы и нет? Боясь показаться бестактной, я не задавала вопросов. Но и не понадобилось: помолчав, Пам продолжила свою лав-стори:

– Замужем я была трижды. Вы, наверное, скажете, что пора остановиться? Да я бы рада… Вот сижу теперь одна в этой глуши, помираю от скуки.

– А почему бы вам не вернуться в Америку? – спросила я, с участием, естественно.

– Хороший вопрос, сама себе его постоянно задаю. Мы так и не поженились, я и мой italiano… наверное, к счастью. А то пришлось бы потом разводиться в четвертый раз, с той лишь разницей, что на сей раз мне не досталось бы ни цента. К тому же я узнала, что этот неблагодарный жиголо связался с двадцатилетней вертихвосткой!

Она метнула на меня яростный, ненавидящий взгляд, будто все молодые женщины – потенциальные гетеры. С самым невинным видом я захлопала глазами: чего это она, а?

Пам опомнилась, устыдившись собственного поведения.

Садовник все не возвращался. Памела время от времени бросала взгляд на часы – чем дальше, тем чаще. В один из моментов я тоже не удержалась, чтобы не оглянуться на них. Бог ты мой! Барокко, не меньше! Такие напольные часы я видела в каком-то антикварном салоне, но стоили они слишком дорого даже для Коры.

Подали оливки и соленый миндаль, хозяйка предложила выпить – налила себе виски, мне – кампари. В соседней комнате зазвонил телефон, и Пам вышла. Легче легкого налить ей метадон в бокал.

– Звонил. Умберто. «Феррари» в деревне, той, что внизу. Стоит в мастерской, но забрать машину можно только завтра. Если хотите, он отвезет вас обратно, во Флоренцию.

Я покачала головой:

– Мне бы не хотелось доставлять вашим людям столько хлопот. Кроме того, завтра придется возвращаться за машиной. Я бы переночевала в Кастеллине. Вы знаете там какую-нибудь приличную гостиницу?

От выпитого Пам стала необычайно щедра:

– Оставайтесь у меня. Нет ничего проще! В доме полно места. У меня несколько комнат для гостей, а вот гостей почти не бывает. Честно сказать, мне опротивело ужинать в одиночестве. А в ресторан одна не очень-то сходишь: всюду осуждающие взгляды местных зануд. Вы доставите мне удовольствие.

А дамочка, однако, кривляка! Что она еще придумала, в Италии можно ходить одной в ресторан, все же не в Иране!

Домработница, молодая итальянка, шла впереди, показывая дорогу в одну из комнат для гостей: стройная девушка с тонкой талией, подчеркнутой лентами от передника, ноги, пожалуй, крупноваты. Светло-каштановые кудри собраны на затылке. Странно, видев несколько раз, я толком ее не заметила. Теперь же, когда она улыбнулась мне, придерживая дверь, я вдруг обратила внимание, что она очень красива, но не классической жгучей итальянской красотой, а полна неброского, светящегося очарования.

На кровати меня уже поджидала красная пижама в китайском стиле и дорожный косметический набор с эмблемой американской авиакомпании. Девушка сказала, что миссис Ланчит просит прощения, но ей захотелось прилечь.

– Не нужно ли вам еще чего-нибудь? – Она медлила в дверях, изучая меня добродушным взглядом.

– Как вас зовут? – спросила я.

– Лючия. – Девушка поправила локон, выбившийся из прически.

– Я заметила в саду отличный бассейн… Памела любит плавать? А вам позволяет?

Лючия распахнула большие серые глаза:

– Я никогда не просила: боюсь воды. Памела поначалу плавала, но потом ей кто-то рассказал, что там утонул прежний хозяин, и она стала обходить бассейн стороной. Впрочем, я думаю, просто нашлась удобная причина не лезть в воду – уж слишком она любит бездельничать в шезлонге, нацепив солнечные очки.

– Сушит свою змеиную шкурку! А я-то считала американцев фанатами фитнеса!

Вот и отлично! Скажу Коре, что угостила Пам метадоном, но нужного эффекта не последовало: она просто недвижима.

– Вам нравится здесь работать?

– Конечно! – заверила меня Лючия, как-то странно посмотрев в коридор. – Хлопот не много, вечером она позволяет мне уезжать домой, хотя не отпускала, пока не привыкла к здешним местам. К счастью, иностранцы едят очень мало…

– Вы служили у иностранцев?

– Да. А эта ест меньше всех. Чем только жива, непонятно!

Мы засмеялись, перемигиваясь, как заговорщицы, потешаясь над чудными привычками янки.

– Хорошо, что вы можете пораньше возвращаться домой. Такой красивой девушке наверняка есть к кому торопиться!

– Да, жизнь – не только уборка и готовка… – Мечтательная улыбка приоткрыла ее коралловый рот. – Дино приезжает за мной каждый день. А по выходным я обычно свободна!

Тут выражение лица девушки стало совсем неприличным, и я сделала вид, что валюсь с ног, чтобы прекратить разговор. Озадаченная, Лючия задергивала плотные гардины. Похоже, она думала: «Не слишком ли я разоткровенничалась с гостьей?»

Понимаю Дино. На его месте я бы тоже не прошла мимо такой девушки. Но этот ходок должен жениться на ней быстрее, иначе она найдет кого-нибудь еще. Такая будет счастлива, лишь став женой и матерью. А Дино не нужны ни дети, ни заботы… Впрочем, это не мои проблемы.

В самом деле, я ненадолго уснула. Мне приснился покойный англичанин. Он восстал из мертвых и требовал назад свои владения. Сон был неприятный, я обрадовалась, что проснулась. Точно ли проснулась? Я оглядывалась вокруг, удивляясь, что лежу в затемненной спальне на тосканской вилле, словно попала внутрь сновидения.

Все правильно. От этого дома не отделаться даже во сне.

Спать больше не хотелось, и я стала слоняться по комнатам и коридорам, но, не встретив никого, кто бы мог составить мне компанию, вернулась к себе, залезла обратно в кровать. Рядом, на книжном стеллаже, стояло несколько художественных альбомов. Специально для скучающих гостей. Я притянула к себе один. Книга оказалась академическим исследованием жизни и творчества американской художницы Мэри Кассат, написанным Памелой Ланчит. Напрасно я недооценивала Пам.

И комнату для гостей украшали картины, выдававшие пристрастие хозяйки к импрессионизму. Но рядом с Матиссом все они – просто куски гофрокартона! Пакет с моей картиной лежал возле кровати, на мраморном полу с зелеными прожилками. Не вставая с кровати, я вынула из пакета свое сокровище, сняла наволочку.

Матисс теперь мой! Одалиска юна, цветы нежны – магия и мудрость Востока, воплощенные в изяществе европейского стиля.

Вдруг солнечные лучи брызнули на постель: с террасы вошла Пам. Беззвучно и быстро, как блуждающий дух. Я инстинктивно дернулась, пытаясь спрятать полотно, но поздно – Памела спикировала на картину, как коршун.

Сказать, что она ей понравилась, – ничего не сказать. Пам впала в экстаз, в какой способны впадать только одержимые коллекционеры.

– Божественно! Просто невероятно! Откуда у вас это чудо?

– Наследство.

– О! Синьора происходит из древнего и богатого рода?! – съязвила Пам.

Отчаянным умственным усилием – поскольку была застигнута врасплох – я выдумала богатых пращуров и растраченное состояние: трагическое фиаско на бирже. Но увлекательная история моего семейства не заинтересовала Пам вовсе.

– Как вы, безусловно, знаете, эта вещь написана в начале двадцатых годов. Ваш дедушка вложил в нее не много, а теперь у вас есть возможность заключить выгодную сделку. Сколько вы хотите за картину?

Нужно подумать, но времени на размышление не было. Самым умным выходом мне показалось воздержаться пока от любых сделок. Продажа картины повлечет за собой экспертизу, и выяснится, что полотно краденое… И расследование пойдет за расследованием, как цепная реакция. А это совсем ни к чему.

– Не продается, – уверенно отказала я.

Глаза Памелы метнули молнии, она напомнила мне Кору, снедаемую алчностью.

– Я богата. Мы можем договориться.

– Не выйдет! – уперлась я и вновь натянула на картину пеструю ткань.

Пам посмотрела на меня, как удав на кролика. Я почувствовала, что краснею.

– Картина – подлинник, чтоб мне лопнуть! – сказала Пам. – Краденая?