Предводитель волков - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я ужинал с моим другом сеньором Жаном.
— В башне Вез? Я думаю, что вы, скорее всего, утешали прекрасную затворницу: говорят, начальник волчьей охоты ревнив и держит ее взаперти. Но я и это вам прощаю.
— Неужели я поступил еще хуже? — Тибо понемногу стал успокаиваться, видя, с какой легкостью прощение следует за самыми тяжкими обвинениями.
— Да, на балу у его высочества герцога Орлеанского.
— На каком балу?
— Вчера! Не так давно.
— Вчера? Я восхищался вами.
— Чудесно! Я не была на этом балу.
— Неужели вам необходимо присутствовать, чтобы я мог восхищаться вами, Джейн, и не заменяет ли реальности воспоминание? Если вы и отсутствуя выигрываете в сравнении, это лишь возвышает вашу победу.
— Да; так это для того, чтобы как можно лучше видеть разницу, вы четыре раза танцевали с госпожой де Боннёй? Значит, это очень красиво — брюнетка, покрытая румянами, с бровями, как у китайцев на моих ширмах, и усами, как у гвардейца?
— Знаете ли вы, о чем мы говорили во время этих четырех контрдансов?
— Так это правда, что вы четыре раза танцевали с ней?
— Правда, раз это говорите вы.
— Ловкий ответ!
— Без сомнения; кто же захочет спорить с таким прелестным ротиком? Не я: в ту минуту, когда он произнес бы мне смертный приговор, я благословил бы его.
И Тибо упал на колени перед графиней, как будто в ожидании приговора.
В ту же минуту дверь распахнулась и показалась испуганная Лизетта.
— Ах, господин барон! — сказала она. — Бегите! Здесь господин граф!
— Что? Господин граф? — воскликнула графиня.
— Да, господин граф собственной персоной, и с ним его доезжачий Лесток.
— Это невозможно!
— Госпожа графиня, Крамуази видел их, как я вижу вас; бедный мальчик, на нем лица нет.
— Ах, так эта охота в замке Тюри только ловушка!
— Кто знает, сударыня? Мужчины так коварны!
— Что же делать? — спросила графиня.
— Подождать графа и убить его, — решительно сказал Тибо, придя в ярость оттого, что снова от него ускользала добыча, самая драгоценная из всего, за чем он гнался.
— Убить его? Убить графа? Вы с ума сошли, Рауль! Нет, нет, надо бежать, спасаться… Лизетта! Лизетта! Выведи господина барона через мою туалетную комнату.
И Лизетта, подталкивая упиравшегося Тибо, вышла вместе с ним.
Было самое время: на парадной лестнице уже слышались шаги.
Графиня в последний раз нежно простилась с лже-Раулем и тут же скользнула обратно в спальню.
Тибо следовал за Лизеттой.
Она быстро провела его коридором, другой конец которого сторожил Крамуази.
Они прошли через две комнаты в кабинет, сообщавшийся с башенкой.
Внутри башенки была лестница, подобная той, по которой они поднимались, и беглецы спустились по ней.
Однако внизу они нашли запертую дверь.
Лизетта, поднявшись на несколько ступенек, привела Тибо в какой-то чулан с окном, выходившим в сад, и открыла окно.
До земли было всего несколько футов.
Тибо выпрыгнул из этого окна и упал на землю, не причинив себе никакого вреда.
— Вы знаете, где ваш конь, — крикнула ему вслед Лизетта, — скорей в седло, и не останавливайтесь до самого Вопарфона.
Тибо хотел поблагодарить субретку за добрый совет, но окно было в шести футах над ним, а времени не оставалось.
В два прыжка он преодолел расстояние, отделявшее его от рощицы, которая укрывала развалины хижины, служившие временной конюшней его коню.
Был ли на месте конь? Услышав ржание, Тибо успокоился.
Однако ржание напоминало крик боли.
Войдя в хижину, Тибо ощупью добрался до коня, подобрал поводья и вскочил в седло, не коснувшись стремени.
Как мы уже говорили, Тибо внезапно сделался превосходным наездником.
Но под этим, казалось бы, привычным грузом, ноги у коня подогнулись.
Тибо пришпорил его, чтобы сдвинуть с места, но конь, попытавшись рвануться вперед, едва смог поднять передние ноги, снова жалобно заржал и упал на бок.
Тибо быстро высвободился — это было нетрудно, потому что конь пытался подняться, — и встал на ноги.
Он понял, что граф, чтобы не дать ему скрыться, перерезал или велел перерезать сухожилия его коню.
— Черт возьми! — сказал Тибо. — Если мы с вами встретимся, господин граф де Мон-Гобер, клянусь перерезать вам сухожилия, как вы поступили с этим несчастным животным.
И Тибо выбежал из хижины.
Он узнал дорогу, по которой пришел: она вела к пролому.
Он быстро добрался до отверстия в стене, влез по камням и спрыгнул за ограду.
И здесь он увидел человека, неподвижно стоявшего со шпагой в руке.
Этот человек (Тибо узнал в нем графа де Мон-Гобера) преградил ему путь.
Граф де Мон-Гобер считал, что перед ним Рауль де Вопарфон.
— За шпагу, барон! — сказал граф.
Объяснения были излишни.
Впрочем, Тибо, у которого из зубов и когтей вырвали добычу, был разгневан не меньше самого графа.
Он вытащил не шпагу, а свой охотничий нож.
Они скрестили клинки.
Тибо умел обращаться с палкой, но понятия не имел об искусстве фехтования.
Он очень удивился, взяв, как ему показалось, непроизвольно, оружие и став в оборонительную позицию по всем правилам.
Граф нанес ему подряд два или три удара, которые Тибо отразил с удивительной ловкостью.
— Да, в самом деле, — сквозь зубы пробормотал граф, — мне говорили, что на последнем состязании вы задели Сен-Жоржа.
Тибо не знал, кто такой Сен-Жорж, но он чувствовал такую твердость и гибкость руки, что мог, кажется, поразить самого дьявола.
До сих пор он только защищался; но вдруг, после одного-двух неудачных нападений графа, Тибо сделал выпад и пронзил графу плечо.
Выронив шпагу, граф согнулся влево и упал на колено с криком:
— Лесток, ко мне!
Тибо надо было вложить оружие в ножны и бежать.
К несчастью, он вспомнил, что поклялся, встретившись с графом, перерезать ему сухожилия, как тот поступил с конем.
Просунув лезвие под согнутое колено графа, Тибо потянул его на себя.
Граф вскрикнул.
Но, поднимаясь, Тибо почувствовал резкую боль между лопатками, затем ледяной холод в груди.
Наконец, он увидел, как из его груди, над правым соском, вышло острие ножа.
Затем все заволокло кровавое облако.
Лесток, которого граф, падая, позвал на помощь, воспользовался минутой, пока Тибо выпрямлялся, и воткнул ему между лопаток свой охотничий нож.
XVIII
СМЕРТЬ И ВОСКРЕСЕНИЕ
Утренний холод вернул Тибо к жизни.
Он попробовал приподняться, но сильная боль пригвоздила его к земле.