Роксолана Великолепная. Жизнь в гареме (сборник) - Юрий Колесниченко

Вскочил жестокий Сулейман. Взялся за саблю. Едва сдержался.

— Вон! — показал на выход.

Между султаном и великим визирем пролегла тень вражды. Еще сильнее возненавидела султаншу стамбульская знать. Несколько раз пытались отравить ее, но напрасно: у султанши были верные слуги. Они все видели, все слышали.

Весной 1531 года сын Мелик-Гирея молодой вероломный крымский хан Саадат-Гирей написал султану письмо о том, что он собрался в большой поход на Украину. Просит к маю помощи: стотысячное войско во главе с Ибрагимом-пашой.

У султана не было секретов от жены. Он прочитал ей письмо. Спросил, как быть.

— Я отвечу, — сказала Роксолана. И продиктовала на турецком языке ответ: на Троицу подойти к Черкассам со всем войском. В это же время туда подоспеет и великий визирь Ибрагим-паша со своей армией…

Пришел Саадат-Гирей в Черкассы в назначенное время. Стал ждать Ибрагима-пашу. А казаки окружили татар и уничтожили всю армию до последнего воина. Голова Саадат-Гирея долго торчала на воротах в Чигирине. А Ибрагим-паша в это время бродил со своими воинами по палящим пескам Аравии. Понял тогда великий визирь, почему его сюда загнали, — это воля Роксоланы.

Вернулся Ибрагим-паша злой, разъяренный. Решил действовать решительно — созвать совет шейхов, повлиять на султана, поднять весь Самбул. Но Настя опередила визиря.

— Великий визирь замыслил против меня недоброе, хочет меня убить, — резко сказала Настя Сулейману. — Ты должен казнить его. Он уже не повинуется тебе — собирает шейхов за твоей спиной! Что это — заговор?

Да, Настя дождалась. Не выдержали нервы у Ибрагима, пошел напролом. Что ж, она выиграла…

Сулейман призвал эфенди и начал диктовать грозный приговор Ибрагиму. Резко чеканил слова. Так подписал футву, скрепил своей печатью. Приказал отнести для утверждения муфтию — председателю мусульманской общины.

Муфтий долго читал приказ. Изучал каждое слово, потом закрыл глаза и что-то шептал. Руки его дрожали, дрожала бородка. Наконец муфтий взял из рук своего слуги гусиное перо и вывел под султанской печатью единственное слово: «Олур» («можно»). Снял кольцо, нагрев его на огне и утвердил футву печатью, где в наитончайшей резьбе, в контурах главного мусульманского храма Кааба, можно было разобрать надпись турецкой вязью: «Великий муфтий».

Замер весь султанский двор, когда во время совета шейхов двое пашей в сопровождении янычар поднесли Ибрагиму приговор.

Пробежав глазами футву, великий визирь отшвырнул ее прочь. Оглядел всех своих друзей и сказал:

— Она победила!

По шариату высокие сановники Турции, приговоренные султаном к смерти, не должны ждать, пока их казнит палач. И Ибрагим-паша, еще мощный, сильный полководец, выхватил свой кривой острый нож и, взглянув на Баязида, словно хотел что-то передать ему, изо всех сил ударил себя в грудь.

Удар был точным…

С почестями хоронили Ибрагима-пашу. Погрустнел Стамбул. Ревели пушки в Золотом Роге. Армия прощалась со своим полководцем. Склонили головы паши, шейхи — нет Ибрагима; нет храброго и мудрого полководца, ослабла армия. Она (имя Роксоланы боялись произносить) сделала больше, чем все враги вместе взятые.

А Роксолана стояла у окна, наблюдала похоронную процессию и не чувствовала сожаления. Была строгая и решительная. Да, это она его убила, она.

«За оскверненные наши села, за слезы Украины, за утраченное счастье мое и всех плененных девчат. За смерть отца и матери… Буду мстить и дальше. Сколько смогу. До последнего вздоха».

— Настя! Настя-я…

Она остановилась. Крик доносился из какой-то галеры. Голос отчаянный, но такой знакомый и родной.

Настя в сопровождении сына Селима — стройного чернобрового юноши, Ивана Кочерги из Переяслава, Али, своих приближенных ханум и служанок только сошла с ялика, на котором веселая компания прогуливалась по морю.

Все увидели: ее звал с далматской бригантины какой-то раб — гребец, прикованный цепями к сидению. Галерник старый, голый по пояс, черный от солнца. Только белая борода, волосы на голове и пышный ус. Эти усы были такие знакомые…

Роксолана в покрывале, удивляясь, как ее узнали, подошла ближе к галере.

— Дядька Максим!

И сразу воскресли перед глазами далекие-далекие времена: тихий солнечный день, праздничный стол под грушей, пахнет любистком и медом, гудят пчелы над цветами, и сияют золотые кресты на церкви, «Иван, и у тебя девка — как маков цвет…», и аист на риге…

— Дядька Максим, откуда вы?

— Из Египта! По всему миру носит меня горькая судьба! Восемнадцать лет уже, Настя.

Восемнадцать лет…

— Как вы узнали меня?

— А мне сказали: вон султанша. А я знаю, что это ты. Все знаю.

Настя велела Али привести хозяина бригантины. Вскоре появился низенький толстяк с выпученными черными глазами. На арабском языке Настя сказала, что хочет выкупить у него всех рабов-славян. Упал на колени толстяк, слезно умолял пожалеть его, потому что на галере сорок два казака, а таких крепких гребцов он сейчас нигде не возьмет. Поэтому сидеть ему в Босфоре год… Но когда золотоноша султанши подал толстяку драгоценные камни, кошельки с золотыми дукатами, владелец бригантины быстро согласился.

А на берег, пошатываясь и потирая изъеденные кандалами ноги, сходили гребцы. Они падали на колени перед Настей, рыдая, желали ей здоровья и долгих лет жизни.

…Еще солнце не взошло из-за дальних морских просторов, а на одной из галер в Босфоре заскрипела якорная цепь. Затрепетали паруса, дружно поднялись над водой весла. Многочисленная стража ревностно проверяла бумаги. Но все было в порядке. Султанская печать утверждала: галера берет курс на Кафу. Али-паша везет важные указания Сулеймана Крымскому ханству.

Корабль отправляется.

На берегу, кутаясь в голубую индийскую шаль, стоит Роксолана. Удивляется стража: сама султанша так рано провожает корабль, идущий по обычным делам.

А Роксолана знала больше. На галере — дядька Максим, сейчас уже дед Максим, и еще сорок выкупленных рабов. А еще — Иван Кочерга, поседевший, старый драгоман, который решил умереть в Украине. Ведет корабль Али, ставший уже пашой, — могучий воин Андрей, который тоже пожелал вместе с отцом убежать в незнакомую, но родную Украину.

В море галера повернет на Очаков, войдет в устье Днепра, спокойно пройдет между турецкими крепостями, расстреляет из пушек растерянную стражу — и вверх по Днепру, к каменному гнезду запорожцев — Хортице.

Вернутся все на священную родную землю. Вернется и старый Кочерга в родной Переяслав, долго не будут узнавать его родные, так и останется он там под новой фамилией — Драгоман. Али-паша станет Андреем Пашой — славным запорожским куренным, а затем и полковником, который будет водить победителей в славные походы. А дядька Максим Некора — дед Некора, дед Турок (так будут звать его теперь) — возьмет в руки кобзу и пойдет в родной Канев. Пройдет он много сел и городов. Будет петь на площадях о славной украинке Насте из Рогатина, которая освободила из плена тысячи украинцев, а еще белорусов и московитов, армян, грузин, поляков. Найдет дед Некора внуков в своем Каневе и будет им рассказывать до конца дней своих о дальних странах, в которых навеки затерялись среди чужих племен и народов славные сыны Украины…