Мятежный капитан - Николай Прокудин

Придя в согласие с собственной совестью по поводу отмены социализма и ликвидации Советской власти, капитан ещё решительнее зашагал к станции метро.

Политуправленцы почти месяц мурыжили Громобоева. На должность подполковника сумасшедшего капитана (по общему мнению руководства), само собой разумеется, не утвердили, а чтобы куда-то пристроить заслуженного ветерана-орденоносца (жаль, но просто так ни за что из армии не уволить), в конце концов, велели оформлять документы и готовиться к поступлению в Академию.

Глава 14. Все на демократические выборы!

Был канун нового года. И вот в стране объявили очередную серию новых выборов, Громобоев решил попробовать свои силы и поучаствовать в них лично. В прежние дозастойные и застойные годы выборы в Советском Союзе были самым бессмысленным занятием. Эдуард это уяснил уже в восемнадцать лет с момента своего первого участия, в так называемом, общенародном и демократическом волеизъявлении.

Дело было в конце семидесятых на срочной службе, куда Эдик загремел после школы, не пройдя по конкурсу в высшее военное училище. Рано утром, примерно без пятнадцати шесть дежурный по роте развернул меха гармони, громко и фальшиво заиграл «На сопках Манчжурии», потом «Прощание славянки» и дурным голосом возвестил обитателей казармы о наступлении дня демократии.

— Рота подъём! А ну, бегом голосовать, салабоны! Если через минуту, хоть одна сука останется в казарме — в очке утоплю! Наша часть должна первой проголосовать среди частей и соединений Московского округа! А рота должна быть первой в части!

Истошный вопль дежурного «бегом-марш!» ударил в спину уже замыкающему бойцу. Солдаты без строя, обгоняя, и толкая друг друга, помчались по очищенной от снега дорожке, прыгали через сугробы, с воплями и гиканьем вломились в клуб, и уже через пять минут, дружно побросали бюллетени в урну. Естественно опускали бумажки в урну избирательную, а не мусорную, хотя один кадр из горного аула не понял разницы, и некоторое время искал необходимый мусоросборник. Давка и толкотня сопровождали это действо от начала до конца мероприятия: вначале у столов со списками, где получали бумажки для голосования и расписывались, затем около урны. Тот, кто желал войти в кабинку для тайного голосования, вернее заглядывал, что там за шторкой, попадал под пристальные взгляды пропагандиста и особиста. Надзирающие представители с суровыми гримасами на лицах, сразу же останавливали эти буржуазно-демократические поползновения несознательных элементов, а для особо тупых, сбоку занавески стоял прапорщик инструктор по комсомолу, который разворачивал их кругом и, поддав легкого пинка в мягкое место, отправлял назад в толпу.

Эдик с разочарованием обнаружил, что никакого выбора нет, и ему предложен лишь один кандидат, хотя само голосование придавало видимость легитимности власти. Затем выполнив свой патриотический долг, бритоголовая орда помчалась обратно, уплетать праздничный завтрак, состоявший из дополнительного яблока и булочки.

Подобная демократическая процедура повторилась и во время учёбы в военной «бурсе», и во время войны в Афганистане, но в последних выборах Громобоев был уже не столько в послушном стаде, сколько пастухом — сам подгонял своих «овечек» и выполнял спущенный сверху план единодушного голосования. Командиры бились за результат, цифра должна быть, как и положено в общенародном государстве: девяносто девять и шесть десятых процента «за»!

Ни роль «барана», ни пастуха Эдику не понравились, ему не интересен был этот фарс и имитация, хотелось нормальных выборов. Ведь выборы — это же выбор из нескольких! И что значит нерушимый блок коммунистов и беспартийных? И почему отсутствует блок не коммунистов? В чем смысл мероприятия, если в бумажку вписана лишь одна фамилия? Пусть хотя бы из двух коммунистов выбирали одного, или же чтобы второй был беспартийным… Зачем нужны эти девяносто девять и шесть десятых процента «за»? А если девяносто девять и пять десятых? Это что уже поражение? Полный провал фарса? А если блок наберёт девяносто восемь процентов? Катастрофа и позор? Конечно, беспартийных в большом количестве на выборы допускать было нельзя. Однажды Эдику пришла шальная и забавная мысль, вдруг бы именно эти беспартийные взяли бы, да и победил! И что тогда делать дальше Генеральному Секретарю? В отставку?

…Но теперь на пороге девяностых годов в воздухе запахло реальными переменами, всюду повеяло свободой и демократией, а новый курс руководства высочайше дозволял некоторый либерализм, поэтому можно было пойти кандидатом в депутаты независимо от членства в партии, помимо воли горкома и райкома, через трудовой коллектив, общественную организацию или даже самовыдвиженцем. Вначале по всей стране прошли самые первые альтернативные выборы в Верховный Совет СССР. Эта кампания для Эдика совсем не удалась, потому, что к ней он был ни морально, ни психологически ещё не готов.

Громобоев наивно попробовал избираться от комсомола, так как с другими общественно-политическими организациями на тот момент он не был знаком, а вступить в ряды разрешённых обществ, типа каких-нибудь филателистов, нумизматов, пчеловодов, садоводов тоже бессмысленно — они не имели права выдвигать депутатов. Переполненный духом романтизма, почти к окончанию регистрации списков от общественных организаций, Эдуард решил попытать счастья с комсомолом. Задумано — сделано. Громобоев приехал на районное совещание и попросил слова. Слово предоставили, правда, секретарь был недоволен: указания сверху не поступало, и с этим офицером он не знаком, мало ли что ляпнет…

Так и вышло. Капитан с трибуны яростно обличал бюрократию, критиковал экономическую политику, кинул десяток лозунгов и призывов. В результате сорвал бурные аплодисменты и похвалу простых молодых ребят с предприятий. Один дельный парнишка им так восхитился, что заявил:

— Я услышал интереснейшую программу, и ставлю её на второе место после речей академика Сахарова.

Видимо именно это восторженное замечание юноши окончательно погубило дружбу с молодыми номенклатурщиками, так как они были воспитаны совсем в ином духе. Аппаратных работников не проведёшь, комсомольские карьеристы смекнули: этот Громобоев — «не наш человек!» Комсомольская номенклатура района бубнила в основном что-то невнятное, из президиума пообещали посодействовать, но любовный союз с этими молодыми наследниками идей Ленина не задался, и далее обещаний у комсомолят дело не пошло.

Первый секретарь в перерыве мероприятия посетовал, что хотя доклад в целом хороший, но по формальным причинам выдвинуть товарища военного кандидатом в депутаты не представляется возможным.

— Вы проживаете не в нашем районе! Поезжайте в свой райком, там Вас наверняка поддержат…

Несмотря на то, что Эдику было неудобно на перекладных тащиться через половину города, чтобы попасть в пригородный район, но что поделать — пришлось ехать. А районный секретарь тотчас снял телефонную трубку с аппарата, и по местной «вертушке» созвонился с коллегой. Обрисовал ситуацию, поздравил с очередным смутьяном, которые в последнее время полезли изо всех щелей, едва лишь повеяло послаблениями. Пригородный секретарь заверил коллегу, «что идейный враг не пройдет»! Поэтому Эдуард зря потратил два дня: первый день он договаривался о записи на выступление, а второй ушел на посещение Пленума. Ничего не вышло — собрание не состоялось — не набрали кворума, вернее его не стали набирать, и перенесли сборище на неделю. А через неделю уже было поздно по срокам…

Миновал год, жизнь в стране кипела, словно в паровом котле, на телевидении шли неслыханные доселе политические дебаты, шла череда разоблачений преступлений прошлого. Через пару месяцев полностью разуверившись в светлых идеалах, и связавшись с Народным фронтом, Громобоев и сам бы уже с комсомолятами не пошёл — им стало не по пути…

Эдуард слонялся без дела в части, на вновь созданную должность вот-вот должен был приехать блатной офицер, а самого капитана всё активнее выпихивали учиться в Академию. Но в неё ещё следовало поступить, пробиться по конкурсу, несмотря на заслуги и «иконостас» боевых наград. Начальник строевой части ознакомил Громобоева с приказом — «вывести за штат, в распоряжение Командующего округом». Под ложечкой неприятно засосало. Началось…

В те предновогодние дни Громобоев в очередной раз вдрызг разругался с начальником политотдела, уходившим в отпуск и пытающимся навязать Эдику свои проблемы. Утром следующего дня капитан в расстроенных чувствах прибыл в полк и на проходной столкнулся нос к носу со старшим товарищем и коллегой по несчастью. Майор Владимир Васильевич Веселухин годами был постарше примерно лет на пятнадцать, но в должностях они пребывали равных. Васильича в последнее время сильно прессовали за гибель на учениях двух подопечных «партизан» и его карьера висела на волоске. Нелепость конечно, одного «партизана» убило в лесу током, когда мужик шёл к электричке под дождем, и наступил на оборванный провод (почему-то сеть не отключилась), второго сбила машина — хорошо хлебнувший солдатик торопился в лагерь с рюкзаком полным водки, вот и вылез в тумане на дорогу прямо под колёса грузовика.