Игра по чужим правилам - Елена Усачева

– Не с кем мириться, – устало пробормотала Ира.

– Было бы желание, – произнес Щукин зло.

Ира подняла на него глаза. Она не узнавала Лешку. Лицо за мгновение осунулось и потемнело. Он сидел, щелкая ручкой скоростей, смотрел строго перед собой.

– Ты едешь? – сентиментальничать дальше Щукин был не намерен.

– Куда? – устало спросила Ира.

– Туда! Садись! – Лешка схватил Иру за руку. Это неожиданное прикосновение заставило ее вздрогнуть. Щукин отшатнулся, с удивлением глядя на свою ладонь.

– Ну и ладно! – воскликнул он вдруг.

Ира кивнула, ощущая острую жалость к себе, а главное – невозможность всего рассказать. Никому. Все это было как-то нелепо. Ира заплакала, и мир снова поплыл перед ее глазами.

«Щукин! Ты-то хотя бы меня понимаешь?» Он не понимал. Ему не было дела до Ириных мучений. Он недовольно жал губы, щурил глаза, а потом и вовсе уехал, напоследок бросив: «Ну и реви тут! Больно нужно!» Словно не Лисову обидели, а его, маленького несчастного Лешку. Как-то все это было беспросветно.

Ира быстро устала плакать. Навалилась апатия, захотелось поскорее оказаться в своей комнате. Она побрела куда-то туда, где, как ей представлялось, находится ее дом. Осенняя сырость выдувала из нее последнее тепло. Было немного жаль уходящей мечты. Она так и видела Сашу, уезжающего в поезде в сторону гор. За собой поезд не оставлял путей, потому что возвращаться не собирался. Любовь, такая искренняя, такая светлая, вылетала изо рта вместе с легким парком, оставляя Иру на незнакомой улице. Она была одна. Как и все девчонки во все времена. Это только кажется, что они вместе с кем-то. Вранье. Они навсегда одиноки.

И снова Ира шла. Было холодно и тяжело. Лечь бы, закрыть глаза, подождать, когда боль пройдет. А пройдет она обязательно! Только не сейчас, не завтра. Для этого нужна целая жизнь.

Она теперь хорошо видела, как осень крепко взяла всех в свои черные лапы. Промокшие деревья с набухшей от влаги корой стояли, тыча голые ветки в серое небо. Асфальт был темно-сер, в лужах тонули опавшие листья. Дворники уже сгребли все осенние ковры, обнажив грязь земли. Машины разбрызгивали из-под колес мутную жижу. Все вокруг приготовилось к снегу и морозу. Все приготовилось ждать. Весны. Апреля. Апрель – он всё возрождает.

День прошел быстро. Ира слонялась по комнате. Сестра сообщила, что Александрия уснула, сложила свои огромные крылья и не шевелится. Ира кивнула и отправилась в ванную. Потом был вечер и телевизор. За ним пришла ночь. Ира думала, что она будет бесконечной, но неожиданно для себя заснула, и только длинный тяжелый сон вспоминался на следующее утро.

Какой, оказывается, у них большой класс. И как все изменились. Ира давно не вглядывалась в одноклассников. Ее мир на время сосредоточился на Кате, ее рассказах. Класс приливно гудел, делился последними новостями – за выходные их набралось порядочно. Все еще вспоминали Ирин день рождения, гибель бабочек. Курбанова как-то ухитрилась узнать, что Щукин в воскресенье возил Иру на улицу Хавченко, и теперь снова сжигала, как она считала, счастливую соперницу взглядами. Что-то за Ириной спиной пыталась сообщить Анька. Митька быстро записывал все, что наговаривала учительница… химии? Надо же, а у них сейчас, оказывается, химия.

Жизнь слаженным механизмом катилась вперед. Переговаривались на первой парте Алина с Ксюшей. За ними долговязый Дима задумчиво листал учебник, словно не мог понять, что они вообще проходят. Рядом улыбается своим мыслям невероятно кудрявый невысокий Максим. Этот вечно всем доволен. Сзади Вика щиплет его в спину, он передергивает плечами. За Викой Щукин. Поставил перед собой рюкзак, словно ценность какую бережет, прижался к нему лбом. И чего он от Ленки отсел? А, нет, это она сама перебралась за парту к Ваве, что-то они там ваяют, тетрадку друг другу перебрасывают. У доски мается Сережка Липатов. Он всегда мается, с кислой мордой мямлит что-то. Своих слов у него нет, только по подсказкам. Учительница задает вопрос и сама же отвечает. Сережка повторяет. Учительница довольна. Все равно в голове ничего не останется.

Кати не было, некому было ответить на дурацкий вопрос: «Зачем?» Некому было извиняться и пытаться все вернуть – дружбу, веру в человека. А раз нет, то и не надо. Сергеенко не было, и решения не было. Ира опять смотрела на одноклассников, мазала взглядом по лицам. Хихикали Ленка и Вава. Чего они хихикают?

Класс зашевелился. По этому движению стало понятно, что урок закончился.

– Лешик! – пропела Лена.

Даже не смешно. Сейчас Щукин прибежит к ней на задних лапках, тапочки в зубах принесет. Сколько можно?

– Чего уставилась?

– Хочу и смотрю, – дернула плечом, встала. Чего эта Курбанова к ней докопалась?

– Завидно? Своего парня нет, за чужими бегаешь?

Быстро глянула на Щукина. Он стоял рядом, смотрел в сторону, прижимал к себе рюкзак. Его подозвали, он подошел. Его спросили, он рассказал – куда возил, зачем, что было потом. Про «потом» нафантазировал, конечно, но в целом угадал. О том, что никого нет.

– Для кого чужой, а для кого и ничей.

– Это ты о чем?

– О некоторых, что готовы с земли подбирать. – Что говорит? Кому? Слова сыпались из Иры дождем. – Надоел уже зоопарк, что ты здесь устраиваешь.

Лицо Ленки напряглось. Она шевельнула челюстью, словно проверяла сохранность зубов во рту.

– А у тебя жизнь веселая? Оригинальная вся такая со своей придурочной Сергеенко.

Хотелось смеяться. Иру вдруг затрясло от возбуждения. История повторяется. Кто-то ей это уже говорил. Кажется, сестра. А если говорят двое, значит, так и есть.

– Пооригинальней некоторых! – Злые слезы подступили к переносице.

– Ты от Щукина-то чего хочешь?

Громко захлопнул свой ежедневник Парщиков. Лешка кривился. Ему этот разговор не нравился. А о вчерашнем рассказывать Курбановой нравилось? Трепло!

– Пойдем, – попытался прервать разговор Щукин. Но Ленка легко увернулась от его рук.

– А чего пойдем-то? Если ты хочешь с ней остаться – оставайся! Будете вместе сказки придумывать!

Голова стала неожиданно ясной. Ответные реплики подбирались легко. Она ненавидела сейчас Курбанову всем сердцем. Ненавидела за то, что в Ленке, видимо, от рождения была заложена правильная схема, что она могла по ней жить. Ире же ничего такого не выдали. И теперь она шарахается по нехоженым дорогам, обреченная проваливаться в ямы вечных ошибок.

– Не нужно мне твое счастье! Жрите ложками. У Парщикова добавки попроси.

– Что?

Черты лица у Курбановой заострились, кончик носа побелел. Ира пропустила тот момент, когда Ленка кинулась на нее с кулаками. Острая боль в груди и лице заставила увернуться, выставить вперед руки.