Система Возвышения 3: Москва (СИ) - Мамаев Максим

У высших рас всё иначе. Они изначально могут развивать оба направления, они от природы более одарены физически, энергетически и в плане восприятия. Мы спокойно идём обоими путями, собирая и осваивая всё лучшее из них, и к моменту достижения Бессмертия суры, хуннусы и астики на голову превосходят любого представителя иных рас в плане качества развития. Собственно, это и есть одна из причин того, почему именно мы — высшие. Не единственная и, возможно, не главная, но одна из важнейших точно. И пусть мы, хуннусы, только в начале своего пути, пусть нам сейчас во всём помогает наше божество, Система, тем не менее фундаментально, при прочих равных, высший всегда одолеет прочих.

К чему я вспомнил всё это? К тому, что вокруг моего защитного купола сейчас расхаживал разъярённый воин, достигший Бессмертия. И мне предстояла схватка с ним в первую очередь глефой против мечей. Двухклинковым вариантом Феникса я владел куда лучше, чем однолезвийным, и раз враг принял гуманоидную форму, пора бы и мне превратить своё оружие обратно. К счастью, Феникс, всё ещё не закончивший преобразование, откликнулся на моё желание и принял оригинальный вид.

Тем временем Ялмог, сделав круг вдоль купола, достал откуда-то вычурную серебристую фляжку с причудливой резьбой, и демонстративно неспеша выпил её содержимое. Конечно, можно было попробовать напасть в этот момент, но я уверен, что это была банальная ловушка — не мог достигший подобных высот воин так глупо подставиться. Отшвырнув опустевшую ёмкость, дракон презрительно бросил:

— Так и будешь прятаться, словно трусливая дичь? И это Бессмертный из числа хуннусов? Твои предки стыдятся такого ничтожества, как ты.

— Зато я твою жену прирезал, — хмыкнул я. Вот уж пооскорблять я люблю, умею и активно практикую. — Кстати, а не знаешь, почему она тут без муженька была? С ней в паре здоровенная такая, мерзкая крыса бегала. Как думаешь, они случаем не потрахивались, пока ты где-то по своим делам летал?

— Значит, так и будешь сидеть за своим куполом? Надеешься, что помощь придёт? — проигнорировал он насмешку. — Зря. Бой в самом разгаре, и закончится не скоро. Вы, кстати, скорее всего проиграете. Выйди и сразись как подобает Бессмертным! Постарайся хоть сдохнуть достойно.

Он, как и я, ранен и потратил много сил. И явно не хочет тратить их ещё и на купол, ведь нам предстоит сразиться, а энергию лучше поберечь. Конечно, насчёт нашего поражения он пиздит — у нас внушительный перевес по силам, но вот насчёт времени… Все сильные бойцы с обеих сторон уже в бою, резервов не осталось, и мне некому помочь. Сколько бой продлится неизвестно, но время сейчас работает против меня — допинг скоро начнёт постепенно слабеть, а за ним придёт очень жёсткий откат. И к этому времени я в идеале должен быть на койке у медиков. Тянуть больше нет смысла, да и враг тоже принял что-то из разряда усиления. Придётся вылезать из под купола — мой единственный шанс это сразиться с ним прямо сейчас, пока я ещё полон заёмной силы. И если сумею поймать момент, рвануть от него подальше. Так, а сей… Что, блядь?

Ялмог коснулся кончиком клинка водяной стены и по ней пошла странная рябь. Это была не атака, не навык и не привычные мне заклятия нелюдей — он напрямую, своей Волей и энергией воздействовал на саму суть моей защиты, разрушая связи между материей и энергией, уничтожая саму структуру, из которой она состояла. Это была очень тонкая работа, куда изящнее всего, что я когда-либо видел. Я даже не успел вмешаться и что-либо предпринять — могучая защита, способная держать удары сотен монстров разом, просто рухнула, растворившись в ливне.

— Тупоголовые варвары, даже незнающие, как правильно пользоваться своими силами. Ты недостоин своего ранга и вы все скопом — недостойны зваться высшей расой, — брезгливо, будто рассуждая об огромной куче дерьма, оказавшейся у него перед носом, заговорил он. — Ваше божество, защищая вас, блокирует многие наши возможности, но ограничения постепенно спадают. Ладно, много чести что-то объяснять мертвецу.

Он метнулся ко мне, используя Рывок, и я едва успел среагировать, встретив рубящий удар его правого клинка левым лезвием Феникса. По его мечу бегала воздушная рябь, да и вообще воздух вокруг нас начал менять свои свойства. Он словно дул ему в спину, вился вокруг него, уменьшая сопротивление атмосферы до минимума — и в то же время уплотнялся на моём пути, заставляя тратить больше сил на каждое движение. Пламя на лезвии Феникса бессильно шипело, не в силах перекинуться на врага и единственное, чем оно помогало — сжигало исходящие с лезвий врага лезвия воздуха. Воздушные завихрения вокруг нас сводили на нет действие моего огненного плаща, не позволяя ему даже коснуться Ялмога.

Я был прав в своей оценке — то действительно был Мастер. Козлоногие, с которыми я рубился в Лесу, Карина и многие другие — все они меркли и бледнели в сравнении с этим моим врагом. Мы двигались на невероятной скорости, что бы разобрать наши движения, нужно было быть как минимум Генералом, а уж двигаться подобным образом не сумел бы ни один Полководец. Удар, укол, подшаг, снова удар, два десятка обменов ударами меньше, чем за половину секунды — и я вынужден снова отходить. Плавные, чёткие, выверенные движения дракона могли показаться неспешными и неторопливыми — но горе тому, кто решил бы, что ему недостаёт скорости! Всего моего искусства боя, которым я так гордился, хватало лишь на то, что бы защищаться. Я выкладывался на сотню процентов, нет, на все двести, искал малейших огрехов в движениях врага, хотя бы самой малой ошибки, хоть одного движения не по таймингу — и не находил. Я словно рубился с самим воздухом, неуловимым и вездесущим, и все мои уловки были бессильны остановить этот натиск. Атаковать? Сбежать? Смешно! Потеряй я хоть на миг концентрацию — и никакая броня, никакая скорость меня не спасли бы.

И вместе с тем во мне не было ни страха, ни отчаяния. Этот бой заставлял меня работать за пределами того, что мне известно. Схватка шла на всех уровнях, не только наши физические тела и оружие — в ход шла Воля, стихии, навыки и заклятия. Я ещё никогда не достигал такого уровня концентрации, как сегодня. К моему счастью, раны дракона были намного серьёзнее, чем мне казалось поначалу. Угнетение, навык кольца Живоглота, помог мне не слишком отставать от него в скорости, но дракон каким-то образом умудрялся значительно ослаблять его давление. Наши Воли были подобны двум противоборствующим армиям, за секунду мы успевали сделать несколько десяток манипуляцией ею, стремясь поразить врага. У меня оставалось её совсем немного, но и у дракона, похоже, были схожие проблемы, так что мы весьма скупо и экономно использовали эти силы.

Я постоянно пытался создавать вокруг нас шары Белого Пламени, бить молниями с разных направлений, и мне это удавалось, но враг всегда успевал защититься. У меня прорва сил уходила на то, что бы отражать летящие в меня со всех направлений воздушные уколы, акустическиие удары и многое другое, чем осыпал меня Ялмог.

И тем не менее, я постепенно привыкал к его темпу. Постепенно, в этом бою, я учился. Не чему-то новому, не новым навыкам или приёмам, нет — эта схватка учила меня кое-чему не менее, а то и более ценному. Я сводил воедино все навыки, все приемы искусства боя, магию и манипуляции Волей — и прямо здесь, прямо сейчас рождался мой собственный стиль боя. Моё искусство, мой путь, моя школа мастерства — назовите это как хотите, но суть одна — у меня появилось то, что связало в одну систему всё, что я знал и умел. Однако это не отменяло главного — всё то, что я сейчас познавал и сводил на ходу в единую систему, дракон знал и умел уже много тысячелетий. И потому, несмотря ни на что, я проигрывал. Трижды его мечи проходили сквозь мою оборону, и хоть раны были несерьёзны, кровотечение постепенно сказывалось на мне.

Однако мне повезло. Когда в очередной раз его клинок прошёл через мою защиту и полетел прямо к горлу, изо рта Ялмога внезапно вырвалась струя крови и он сбился с такта. Меч бессильно скользнул по броне, а сам дракон оступился. Миг моего крайнего изумления, и я делаю резкий взмах глефой, стремясь срубить ему голову. Враг успевает немного оправиться и отшатнуться назад, но лезвие прорубает шлем и оставляет на его лице длинный ожог — глефа всё ещё охвачена пламенем.