Раубриттер - Борис Вячеславович Конофальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Максимилиан, коня. И будьте при мне, штандарт должен быть с вами.
— Да, кавалер, — отвечал юноша.
Волков даже в темноте по голосу заметил, что юноша был взволнован. Не мудрено, это было его первое дело.
— Увалень, если я стою или еду шагом, вам всегда надлежит быть у моего левого стремени.
— Да, господин, — бурчал здоровяк.
Ему, видно, тоже было не по себе.
Волкову солдаты уже вели по сходням слегка упирающегося от страха коня, когда Рене кричал стоя по колено в воде:
— Какого дьявола вы все в кучу сбиваетесь? Вторая лодка и третья, левее барж становитесь, левее.
Ну, хоть этот человек знал, что делать и не волновался. Это было очень важно, люди всегда хотят знать, что при них есть человек, который всегда знает, что делать.
Солдаты уже вылезали из лодок. И луна вышла под конец ночи и осветила все. Одна за другой баржи и лодки причаливали к берегу.
И опять, очень то Волкову нравилось — ни шума, ни суеты. Звякает оружие о латы, негромкий говор, четкие приказы. Только кони ржут немного испугано, когда их из барж выводят, но ничего, кругом ночь, нет никого вокруг, никто не услышит. И все это в темноте. Но Рене так хорош, что Волкову даже не нужно влезать в дело выгрузки людей. Ротмистр сам всем прекрасно руководит.
Все вылезли, баржи остались, а лодки отплыли, чтобы забрать с другого берега Бертье, Роху и их людей.
Ждать пришлось недолго. Тут было недалеко, так что вскоре лодки появились в бликах лунного света, когда плыли обратно.
Уже почти рассвело, когда все его люди и все офицеры были на левом берегу. На земле кантона Брегген. На земле врага.
— Гаэтан Бертье, — позвал ротмистра Волков.
— Да, кавалер. — Сразу отозвался тот.
— Останетесь при лодках. Возьмете всех людей Брюнхвальда, всех ваших арбалетчиков и аркебузиров. Дожидайтесь нас.
— Есть, кавалер.
— Не сидите, сложа руки, рубите засеку и рогатки.
— Перегородить дорогу?
— Да, мы уходим на запад, а вы перегородите дорогу с востока.
— Понял, — кивал как никогда серьезный Бертье.
— Все ценное, что поедет оттуда, забирайте и сразу грузите в баржи.
Если появятся противник, так сразу шлите ко мне гонца.
— Есть, кавалер.
— И это… Без лишней лютости, — Волков чуть задумался. — Гаэтан, без лишней крови, если людишки не будут буйствовать сильно, не режьте их.
— Понял, резать не будем, если не будет солдат врага, — обещал Бертье. — Обойдемся без железа, палками да древками управимся.
— Именно, палками и древками, как они с Карлом, — кивнул Волков и, повернувшись к Рене, сказал. — Арчибальдус, начинайте движение. А то мы опоздаем на ярмарку. Негоже опаздывать на дело.
Роха и Рене засмеялись.
— Максимилиан, мой шлем. Держите мой штандарт повыше.
Рене дал команду, и колонна скорым шагом пошла по дороге на запад.
Утро, едва солнце взошло, а народу, телег и скота полным-полно вокруг. Все с удивлением смотрят на отряд Волкова.
Переспрашивают друг у друга, кто это, что за знамя, какого города, чей это черный ворон.
Невдомек пока дуракам, что не города герб на бело-голубом знамени, что это герб рыцаря, которых горцы так не любили.
Которых на дух не переносили.
Но ничего совсем немного осталось им не понимать, кто к ним в гости пожаловал.
У самого въезда в ярмарку стражники, парочка ленивых бездельников, увидали колону, решили выяснить, кто это пожаловал. Один, кажется, старший, идет к кавалеру, болван руку поднял, чтобы остановить его. Волков Александру Гроссшвулле, Увальню, что идет у левого стремени его, объяснил, что тому делать. И теперь хочет посмотреть, справится ли здоровяк со своим первым делом.
— А ну стойте, — кричит стражник еще издали, становясь перед конем кавалера. — Вы куда, верховым на ярмарку нельзя.
А народ, что перед въездом на ярмарку скопился, ждет, что будет.
Кто-то рот от интереса открыл, кто и на телегу влез, чтобы видеть, что там за ругань.
Но Волков даже и не притормозил коня.
— Стойте, говорю, куда прете? Кто такие? — идет к ним дурень, чувствует себя начальником, думает коня Волкова под уздцы взять.
Все еще не понимает он, что происходит. Волков же на Увальня посматривает. Думает, не оплошает ли тот.
И как остается уже два шага, как стражник руку уже к узде потянул, так Увалень не оплошал, сделал то, о чем его кавалер просил. Без слов и объяснений, перевернул он свою тяжелую алебарду и крепким древком с размаху врезал стражнику. Тот не ожидал удара. Успел только рукой закрыться, да крикнуть:
— Чего ты?
А потом упал он на землю. Шлем слетел с него прочь, рука сломана. Смотрит удивленно на кавалера да от боли морщится.
А чуть ли не на ноги ему выезжает вперед Максимилиан и кричит, что есть сил, чтобы все слыхали:
— За то, что били здесь Карла Брюнхвальда, офицера кавалера Иеронима Фолкофа, и тем честь кавалера попрали, приехал он сам, Иероним Фолькоф, что прозван Инквизитором, вам воздать то, что заслужили вы!
— Кто приехал?
— Кого били? — не понимали люди.
— Что делать он будет?
— Чью честь попрали? — спрашивали люди те, что были поначалу вдалеке и все не расслышали.
— Узнаете сейчас, — крикнул им Волков, затем повернулся назад, поднял руку и крикнул: — Бери их, ребята. Вперед!
И махнул рукой. Двести с лишним солдат только этого и ждали.
— За мной! — кричал Рене и, объехав Волкова и Максимилиана, первым въехал на ярмарку.
— За мной! — кричал Роха, отправляясь за ним.
— Пошли, ребята! — кричал Бертье.
И дело началось.
Вся ярмарка представляла собой длинную дорогу вдоль реки и пристаней. Они въехали на нее и бесцеремонно палками стали разгонять с прохода людей. Те с криками и руганью разбегались и с удивленным непониманием сопровождали колонну солдат, желая знать, что происходит.
— Да кто вы такие, дьяволы?
— Кто разрешил вам?
Рене ехал впереди, его отряд шел быстро за ним. Зеваки тут же снова выскакивали на дорогу. Все спрашивали и лезли к ним.
Волков и Максимилиан расталкивали людей конями, а юный Максимилиан еще кричал на них:
— С дороги, шваль, с дороги! Дорогу кавалеру Фолькофу!
А кто не понимал или не успевал, так тех потчевали сапогами, петлями и палками.
И это Волкову направилось, а вот Увалень, что шел быстро слева от него, что-то никак не решался с людишками быть погорячее, каким был со стражником.
«Добрый слишком», — думал кавалер, глядя как здоровяк
