Осколки (СИ) - Эльданова Александра

— Хорошо.

— Вот и славно.

— Я тебя тоже попрошу.

Сергей вопросительно посмотрел на меня.

— Ты завтра ничего не будешь отменять. Поедешь, как договорились, доделаешь альбом, хорошо?

— Саш…

— Дослушай, пожалуйста. Не надо жертвовать своим делом. Я не тяжело больная, чтоб сидеть рядом и держать за руку. Мне не будет легче, если ты будешь разрываться между мной и работой, потому что понимаю, что это для тебя значит. Договорились?

— Договорились, — кажется, Топольский вздохнул с облегчением, — самообладание ваше, госпожа Лишина, пугает и восхищает.

— Я пятнадцать минут назад в истерике была, где самообладание?

— Ты сейчас со мной совершенно спокойно разговариваешь и думаешь.

* * *

Сергей.

Я действительно не понимал, как она это делает. Если бы не заплаканные глаза и мелкая дрожь в руках, я бы решил, что мне все предвиделось.

Перепугался я страшно. Как-то так сложилось, что я всегда мог сгладить, успокоить, отвлечь, но не в этот раз. Слишком долго она себя держала в руках.

Я совру, если скажу, что страшно только за Сашу. За себя тоже страшно. Как-то так сложилось, что настоящих опасностей в моей жизни и не было. Максимум — остаться без гроша — не надо у мутных людей денег занимать потому что, ну или быть отпинанным за гаражами, но это еще моменты бурной молодости. Убивать меня никто никогда не собирался. Признаться честно, я вообще не верил, что будут собираться, пока Андрея не ранили. Алексей, все же, мог и сам в аварию попасть, а вот упасть на нож во дворе своего дома достаточно сложно.

Может, я и не прав и поступаю неправильно, но я действительно вздохнул с облегчением, после ее слов. Я не врал про сроки, да и в группе я не один, а альбом, это деньги, это новая программа для осеннего тура, эта мерч, в конце концов, а значит, снова деньги. При моей принципиальной позиции касательно совмещения проектов, прерывать и переносить процесс записи — свинство.

Саша встала, подошла ко мне и молча обняла, уперевшись лбом в плечо.

— Саш?

— Ммм? — она даже не пошевелилась.

— Все нормально?

— Угу.

— Саааш.

— Обними меня просто, что ты пристал с вопросами?

— Наглёж, — я улыбнулся, но обнял, поцеловал в висок.

— Не наглеж. Просто не хочу сегодня больше ни о чем плохом думать. Завтра опять что-то поменяется, опять надо начинать бояться.

— Я понял. Давай я тебе что-нибудь хорошее расскажу?

— Расскажи. Например, как все будет замечательно, когда этот маразм закончится.

— А у тебя есть сомнения, что будет? Будем вести скучный быт, ты обещала, как жена декабриста, со мной в тур съездить. Развлечение!

— Что ты так меня туром пугаешь?

— Поезда, гостиницы, чужие постели, недосып, косячные орги — ммм, действительно, чем тут пугать?

— Но ты все равно ездишь.

— Потому что мне есть что сказать и мне нужна отдача. А отдача на концертах это что-то феерическое. Ты же понимаешь, да?

— Понимаю. Сереж…

— Что, моя хорошая?

Она потянулась, коснулась моих губ своими, едва-едва, а я забыл, как дышать.

— Не хочу ни о чем думать, — очень тихо сказала Саша.

А я хочу? Или могу?

Медленный тягучий поцелуй, никаких пожаров и страстей, только безграничная нежность и желание передать то, что словами не получится.

Хотя кого я обманываю? Я так по ней соскучился за эту неделю, что поцелуй неизбежно перешел и в пожары, и в страсть, и в легкое сумасшествие. Зато думать действительно не получалось. Как думать, когда прямо в эту секунду ты живешь? Живешь, а все что было пару минут назад абсолютно нереально и как будто из другой жизни.

* * *

Колышется занавеска открытого балкона, приглушенный шум проспекта внизу.

Она лежит головой у меня на груди, и водит пальцем по линиям татуировки. Жизнь все еще кажется нереальной — в суматохе, страхах, этот кусочек спокойствия как украденный, но хуже он от этого не стал точно.

— Набью твой профиль на груди, будешь знать, — пригрозил я.

— Не надо. А кроме шуток — есть какая-то со значением?

— Птичка на плече, ага, вот эта. Самая первая, в ней какой-то смысл, наверное. Остальное потому что захотел.

— Я думала шрамы забить, но испугалась в последний момент.

— Чего испугалась?

— Что больно будет, — она улыбнулась, — плохо представляю, как в меня будут тыкать иголкой.

— Это не больно, на самом деле. Если передумаешь, познакомлю со своим мастером.

— А парные слабо?

— Саааша, — я не удержался и засмеялся, — если это не сердечки или пошлые обручальные кольца, то я подумаю.

— Кольца рановато.

— Думаешь?

— Серёж, — она приподнялась на локте и серьезно посмотрела на меня.

— Не пугайся. Я пока только о совместной жизни. Понимаешь, мне нравится возвращаться домой, где ты. Нравится варить по утрам две чашки кофе, нравится просыпаться с тобой. Жить с тобой нравится. В конце концов, нравится, что можно просто прийти в соседнюю комнату и тебя обнять, — эти слова давно крутились у меня на языке, но набрался храбрости я только сейчас.

— Мог просто сказать, что любишь, — она улыбнулась так тепло, что у меня даже сердце замерло.

— Люблю.

— Дальше ты меня всерьез замуж позовешь?

— Не исключено.

— Снова торопишься.

— У меня такое чувство, что опаздываю. Состарюсь совсем и ты за меня замуж не пойдешь.

— Дурной ты что ли?

— Дурной. Сашка, я так тебя люблю!

* * *

Александра.

Я проснулась отвратительно поздно и неприлично счастливой.

Залитая светом кухня, запах кофе и любимый мужчина. Я надолго это запомню и часто буду вспоминать потом.

— Ты принципиально кофеварку не покупаешь?

— Кофеварка — это без души, — Сергей снял турку с плиты, ровно в тот момент, когда пена добралась до краев, — а так — это творчество.

— Это время.

— Это несколько минут для себя. Подумать. Иногда это нужно.

— Как я люблю, когда ты такой…

Сергей вопросительно посмотрел на меня.

— Домашний, задумчивый. Заново влюбиться можно.

— Влюбляйтесь, госпожа Лишина, я только за.

— На студию поедешь?

— Да, к трем.

— Вот и хорошо.

Телефон зазвонил ровно через полчаса, как я проводила Сергея на студию. Дядя Игорь не обманул и обеду приехал в компании коренастого серьезного мужчины, который представился Василием, оказался немногословен и вообще произвел на меня впечатление серьезного человека, с которым не страшно отпустить Сергея.

Телефон зазвонил, и если бы не определившийся Надеждин номер, я бы вряд ли ответила.

— Саша, ты можешь приехать? — голос подруги в трубке дрожал,

— Надь, все хорошо?

— Нет, то есть, да. Саш, приезжай, пожалуйста!

— Куда? Надь, объясни по-человечески.

— Саш, пожалуйста!

Тут трубку забрали, и я услышала:

— Привет.

Дышать стало нечем. Этот голос я ни с кем не спутаю и меньше всего я бы хотела его услышать.

— Если Надюша тебе не дорога, можешь позвонить своему музыканту. Я как раз на него смотрю. Машинка хорошая у дядьки и студия в хорошем районе. Позвони, спроси, не холодно ему в рубашечке курить-то?

— Зачем тебе это? Нади мало? — приходилось контролировать каждое слово, чтоб он не понял, что мне страшно.

— Мало. Сразу говорю — позвонишь кому-то, хоть слово скажешь, можешь с обоими попрощаться. Телефон я твой слушаю.

— Я тебе не верю.

— Хочешь три последних номера скажу, на которые ты звонила? А вообще, я сейчас трубочку положу, а ты позвони, как его? Топольскому? Спроси, чем он занят, сразу и поверишь.

Звонок оборвался. Дрожащими руками я набрала номер Сергея.

— Соскучилась? — спросил он, едва сняв трубку.

— Спросить хотела, что ты делаешь, — я до боли впилась ногтями в ладонь, чтоб он ничего не понял, не услышал, как я боюсь услышать ответ.

— Олега жду, стою вот у студии, курю.

— Не холодно?

— Саш, что-то не так? — голос Топольского стал тревожным.