Прекрасные авантюристки (новеллы) - Елена Арсеньева

Он молился, чтобы все сошло благополучно, однако Марина ехать в Тушино наотрез отказалась и потребовала, чтобы карета повернула в Царево Займище, к Сапеге.

Пан Юрий кликнул к себе шляхтичей на совет. Посовещавшись какое-то время, порешили послать в Тушино к царику с известиями о неприятностях. Пусть приезжает и сам улаживает дела с Мариной. Бог их весть, этих женщин, может статься, новый Дмитрий понравится Марине Юрьевне пуще прежнего. Глядишь, все и обойдется.

Не обошлось…

Не доезжая двух верст до Тушина, стали табором.

От лагеря отделились несколько всадников. Пан Юрий смотрел на них с волнением. Среди них был Рожинский, потом какие-то москали, потом…

— Марианна! — рявкнул он что было мочи. — Вот муж твой Дмитрий! Да взгляни ж ты на него!

Обессиленная от слез молодая женщина выглянула из кареты, и Самозванец увидал ту, кого так страстно желал заполучить.

«Тоща, ох тоща! — подумал уныло. — Только и есть, что глаза. Ладно, с лица воды не пить, с тела щец не варить. Как-нибудь притерплюсь».

Таковы были мысли Дмитрия.

Что подумала Марина, неизвестно, зато известно, что произнесла она при взгляде на своего «воскресшего супруга».

— Нет, лучше умереть! — простонала молодая женщина, отшатываясь в глубь кареты, сползая на пол и делая попытку вновь укрыться под юбками Барбары Казановской — точь-в-точь как тогда, в Кремле, когда мятежники крушили все кругом, чая добраться до Маринки-безбожницы.

Несколько мгновений Дмитрий с преглупой улыбкой оставался у кареты, затем отъехал прочь. Пан Мнишек продолжал что-то бубнить, но Марина его не слушала.

Казалось, все дело провалено. И тут вдруг перед Мариной появился какой-то изможденный человек в коричневой ветхой рясе, очень напоминающей те, какие носили августинские монахи. На голове его была выбрита тонзурка, изможденное лицо имело вид постно-смиренный, однако взгляд светился потаенным лукавством.

— Дочь моя, — вкрадчиво прошептал он по-латыни, — дочь моя, выслушай меня!

Марина подняла измученные глаза. После встречи с этим так называемым Дмитрием ей все окружающее казалось каким-то наваждением.

— Отец мой, — недоверчиво пробормотала Марина, — кто вы?! Откуда?

Это был Никола де Мелло собственной персоной, и лишь только Марина узнала это, как ее приветливая улыбка превратилась в судорогу: она вспомнила, что отец именно со слов этого де Мелло уверял ее в подлинности Дмитрия. Монах участвовал в обмане!

Годы воспитания в безусловном уважении и покорности римско-католической вере не могли пройти для Марины бесследно: она не бросила в лицо монаху упрек, а просто отвела от него глаза.

— Дочь моя, — сказал де Мелло серьезно, — вы можете прогнать меня вон, но я все равно не уйду, так что не тратьте зря слов и не оскорбляйте своим негодованием божьего слугу. Да, милое мое дитя, вы высоко вознеслись в своей гордыне и успели позабыть о том, что все мы — всего лишь слуги нашего господа и должны неукоснительно исполнять свой долг по отношению к нему и к святой римско-католической вере. Господь извлек вас из безвестности и гнусного заточения в Московии вовсе не для того, чтобы вы провели свой век в праздности и духовной лени. Отец наш небесный предоставляет вам возможность исправить прошлые ошибки ваши и вашего покойного супруга, который не исполнил ни единого своего обещания по окатоличиванию России. В этом новом Дмитрии наша церковь обрела воистину покорного сына и слугу. Но разум его темен, поступки беспорядочны. С вашей помощью это стихийное существо может послужить святому престолу так, как ему никогда не удалось бы сделать сего, останься он один перед лицом ожидающих его свершений!

Марина закрыла глаза, ощущая, что под веками копятся слезы и вот-вот поползут на щеки. Как давно не слышала она усыпляющих, но при этом неодолимо убедительных речений католических священников! И как мучительно-сладостно сделалось вдруг у нее на сердце!

Последние два дня она страдала не столько от наглого обмана, жертвой коего стала, но и от безысходности своего теперешнего положения. Неужто возвращаться в Польшу ни с чем?! И вот теперь велеречивый августинец открыл ей новый путь… Да, конечно, ее ждет путь мученицы, однако вполне возможно, что она обретет на сем пути не только венец терновый, но и великую славу.

Чем черт не шутит, а вдруг новому Дмитрию удастся его безумная эскапада, как удалась она его предшественнику? Вдруг московские колокола вновь зазвонят в честь государыни Марины Юрьевны?!

— Я согласна ехать в Тушино, — выдохнула она, повернувшись к де Мелло и намеренно обходя взглядом отца. — Что мне предстоит там делать?

— Ну, вы… вы должны будете встретиться с Дмитрием на глазах большой толпы народа, — начал перечислять монах, несколько ошарашенный таким стремительным успехом. Чтобы не сбиться, он для верности загибал пальцы. — Конечно, все ждут, что это будет встреча любящих супругов, вы понимаете?

Марина только кивнула, однако де Мелло понял, что все будет сыграно так, как надо. Он продолжил:

— Далее. Поскольку, дочь моя, вам предстоит жить бок о бок с этим мужчиной, я полагаю, что накануне вашей торжественной встречи мне следует тайно обвенчать вас. Надеюсь, вы находите это разумным?

— О да, — свысока кивнула Марина. — Вполне.

— Ну а затем, дочь моя, вы прибудете в Тушино и станете разделять многотрудную и величавую жизнь вашего супруга.

— Я согласна исполнить все, что вы предпишете, отец мой, только у меня есть одно условие.

— Да? — насторожился, почуяв недоброе, де Мелло.

— Это касается моей супружеской жизни, — холодно уточнила Марина. — Обвенчаны мы или нет, считает ли себя этот человек истинным Дмитрием или нет, мне безразлично. Главное, что я не стану вести с ним супружескую жизнь до тех пор, пока он не возьмет Москву.

— Да ты окончательно сошла с ума! — взвился Мнишек, и даже многотерпеливый де Мелло озадаченно покрутил головой:

— Да, это серьезное условие. Боюсь, будет нелегко убедить Дмитрия в необходимости его исполнения.

— А это уж ваши трудности, падре де Мелло, — передернула плечами Марина. — Моему так называемому супругу придется потерпеть — либо поспешить с завоеванием столицы. А вашего возмущения, батюшка, я совершенно не понимаю, — тоном благонравной девочки обратилась она к Мнишеку. — Ведь именно такое условие — прежде завоевать Москву, а потом получить меня — вы выдвигали моему первому супругу. Чем же нынешний Дмитрий лучше своего предшественника?

Мнишек отвернулся, беззвучно, но выразительно шевеля губами, но де Мелло проворно выскочил из кареты и схватил воеводу сандомирского под руку: