Самоходка по прозвищу «Сука». Прямой наводкой по врагу! - Владимир Першанин

– Будем прорываться, – принял решение полковник из штаба корпуса. – Проверить маскировку колонны и ждать сигнала к общему наступлению. С флангов нанесем удар двумя группами танков и самоходных орудий. Они отвлекут на себя внимание, а затем начнем основное наступление.

Некоторые командиры с облегчением вздохнули. Полковник действовал разумно и, главное, не повторял обычную пагубную тактику больших начальников: обстрелять немецкие позиции и кинуть в атаку все имеющиеся силы.

Батарея Карелина должна была двигаться вместе с танковой ротой и пехотным десантом. Прикрывали их штурмовую группку три тяжелых самоходки СУ-122.

Примерно такая же группа должна была нанести удар с правого фланга. Там предстояло действовать батарее Захара Чурюмова. Попрощались, хлопнув друг друга по плечу. Настроение было смурное, но старались его друг другу не показывать. За полгода полк дважды обновлялся почти заново. Тяжелые бои, большие потери. Сегодня тоже не будет легче.

К своему удивлению, Павел увидел лейтенанта Бобича. Его пехотинцев пересадили с грузовиков на танки и самоходки. Основная часть уже занимала места на «тридцатьчетверках».

– Александр Сергеевич, – окрикнул его Карелин. – Может, ко мне по старой памяти сядешь. Даже в рубке место найду.

– Я бы с удовольствием. Но танки пойдут впереди, так что я с первым взводом двину. А тебе третий взвод достанется.

– Маловато людей, – оглядев десантников, сказал Карелин. – По пять-шесть человек на самоходку.

– Забыл, Паша, какой налет был? Вы-то за броней укрылись, а моим досталось.

Подойдя поближе, закурил вместе с Карелиным и негромко заметил:

– Не нравится мне. Опять такую массу бронетехники по частям растащили. Достанется нам на этих склонах и среди бугров.

– А лучше, если всех скопом двинут? У фрицев снарядов и мин хватит, устроят такую мясорубку, что некому наступать на Днепр будет.

– Мне от этого не легче. По частям нас тоже поколотят.

– Саня, ты что-то боязливым сделался?

– Скорее суеверным, – грустно усмехнулся ротный. – Всю Курскую битву прошел без единого ранения. А у нас в полку из девяти командиров рот только двое к концу остались. Остальные либо убиты, либо тяжело ранены. Не может все время везти.

– Брось, Александр Сергеевич!

– Еще эти чертовы «пантеры». Говорят, за два километра наши танки берут.

– А что «пантеры»? Здесь на холмах, им не очень-то развернуться. Во-первых, их немного. Дай бог, если две-три наберут. А во-вторых, кошки есть кошки. Боковая броня полета миллиметров или чуть больше, мы ее возьмем.

– Зато лобовая все сто.

– Только башня, а корпус всего восемьдесят.

– Чего ты эти цифирьки считаешь? – вдруг разозлился всегда спокойный Саша Бобич. – Тебе и «пантера» не понадобится. Сраная «полусотка» шарахнет из засады, и сгоришь, как свечка.

– Все, поговорили, – обрезал ротного Карелин. – Если страшно невмоготу, то молчи громче. Бойцов своих не путай.

– Зато ты сейчас герой. Командир батареи. Комбат. Даже медаль получил.

Видя, что у ротного нервы на взводе, его взял за плечи и повел прочь старшина.

– Сашка, держи себя в руках! Ты что, выпил перед атакой?

– Всего сто граммов.

– Ну и хватит. Больше не хлебай.

Как угодно можно называть этот фланговый обход. Хоть атакой, хоть ударом. Только не по себе было многим командирам машин, не говоря о рядовых бойцах, когда накручивали обходную дугу. Старались не влезать на открытые места, но почти два десятка бронированных машин не скроешь от наблюдателей.

Если готовятся дать залп, то ударят в борт, а такие попадания смертельны. И плестись медленно нельзя; того и гляди, авиация налетит. Колонна хоть и расползлась, но редкие деревья да овражки не спасут ее от «юнкерсов».

В одном месте путь перегородил высокий гребень. «Тридцатьчетверка», которая шла первой, начала сползать, одолев половину подъема. Не выдержал верхний слой почвы, как кусок одеяла отделился от известняковой плиты и потащил танк за собой вместе с десантом.

Второй поневоле взял в сторону, чтобы не столкнуться. Наклон получился слишком опасным. С брони падали и спрыгивали бойцы, да и сам танк держался на одной гусенице – вот-вот опрокинется. Где-то замкнет проводка, вспыхнет бензин, рванут снаряды – и внезапность потеряна.

– Какая там внезапность, – скрипел зубами от напряжения наводчик Никита Янков. – Вон головной танк как ревет! Что фрицы, двадцать машин прозевают?

– Видят они нас, – согласился Вася Сорокин. – Ждут подходящего момента, чтобы одним залпом сразу несколько машин подбить.

Остальные промолчали. Хорошо хоть «тридцатьчетверки» преодолели проклятый бугор, ну а рев моторов немцы, конечно, давно услышали.

Командир танкового батальона, который вел группу, не стал рисковать и взял еще левее, стараясь найти пологое место. Нашел. Обходя камни, некоторые величиной с хорошую глыбу, выбрасывая из-под гусениц щебенку.

– Ребята, осторожнее, – вдруг быстро заговорил Алесь Хижняк, самый молчаливый человек в экипаже и самый опытный. – Сейчас ударят.

Одновременно завертели головой наводчик и заряжающий, высматривая опасность. А Карелин уже передавал по рации остальным машинам своей батареи, невольно повторяя слова старого бойца Хижняка:

– Осторожнее, ребята. Полное внимание. Могут ударить.

Хижняк на ходу развернул самоходку и, увеличив ход, нырнул в низину. Мелковатая, рубка торчала наружу, но хоть какая-то защита, если фрицы действительно откроют огонь. Белорус не ошибся. Карелин услышал двойной лязгающий удар, свист еще одного снаряда. Увидел вспышку, а затем дробью прокатились четыре или пять выстрелов подряд – бронебойные и подкалиберные снаряды летели в 2–3 раза быстрее скорости звука.

По рации прокатилась команда командира танкового батальона:

– Разворот направо. Атака, огонь с ходу.

Яснее некуда. Самоходки Карелина уже развернулись, предупрежденные Хижняком. Неподалеку горел танк, второй дымил и отползал в поисках укрытия. Не успел. Огненный куст, как от удара молотом по раскаленному железу, вырос возле открытого люка механика-водителя, добивая поврежденную, сумевшую все же выстрелить в ответ машину.

Открылся башенный люк, показался один из танкистов. Густой дым и языки пламени сбросили его снова в башню. «Тридцатьчетверка» горела, как сухая поленница дров. Танки и самоходки шли на скорости, стреляя на ходу. Навстречу, совсем рядом, бил пулемет. С брони прыгали десантники, кто-то уже упал. Жутко провыл совсем рядом снаряд, все трое в рубке Карелина невольно пригнулись.

Их десант тоже спрыгнул, остался лишь один боец, смуглый, худой, вцепившийся пальцами в рубку. Хижняк описывал такие зигзаги, что десантник боялся прыгать, напряженно выискивал цель. Павел протянул руку смуглому бойцу:

– Лезь сюда. Быстрее.

Машину встряхнуло с такой силой, что бойца оторвало от брони и с маху швырнуло на каменистую землю. Вася Сорокин невольно оглянулся, тело парня продолжало катиться, затем он замер. Каска и автомат лежали отдельно.

– Разбился…

– Никита, видишь цель между тополями? Стреляй.

Дать команду для короткой остановки не рискнул. Закопанный до половины гусениц танк (скорее всего Т-4) сверкнул вспышкой, а ствол был нацелен в самоходку Карелина. Во всяком случае, так ему показалось.

Но ударило в танк, метрах в семидесяти, впереди. Опять сноп искр. На этот раз рикошет – «тридцатьчетверку» спасла толстая маска орудия. Но снаряд врезал крепко. Танк шел, теряя ход, пушка молчала. Командира и башнера либо оглушило, а может, лежат пробитые осколками хрупкой брони – беда наших танков.

Самоходки Карелина, как и положено, шли следом за танками. Но неровная местность, зигзаги, стремление быстрее достичь цели уже сравняли головные машины с «тридцатьчетверками».

Звонко ударило орудие, кувыркаясь, вылетела дымящаяся гильза. Сержант Сорокин протягивал Янкову очередной снаряд. Но звук выстрела показался Карелину необычно громким и протяжным. Оглянулся. Так и есть – позади застыла одна из его самоходок.

Отчетливо виднелось небольшое отверстие в лобовой броне, напротив места, где сидел механик. Из рубки вылезал экипаж, помогая раненому. Сейчас вспыхнет. Глазеть на погибавшую «сушку», которая через считаные секунды загорится, времени не оставалось.

Крутилась на оборванной гусенице еще одна «тридцатьчетверка», орудие выпускало снаряд за снарядом. Когда из открытых люков повалил дым, экипаж стал выскакивать.

Орудие самоходки Карелина гремело непрерывно. Впереди что-то горело, лейтенант ясно различил очередную вспышку длинноствольного Т-4. Раскаленная болванка врезалась в куст терновника, который мгновенно вспыхнул, разбросав облако сухих горящих листьев. Болванка отрикошетила от земли, и, подскочив на десяток метров, упала на траву. Все это происходило шагах в двадцати от Карелина.