Высшая степень обиды (СИ) - Шатохина Тамара

Укуталась в одеяло, согрелась, и почти сразу проваливаясь в сон, как в яму.

Глава 28

На следующий день я уехала в Питер. Чувствовала себя нормально. Утром, как всегда, стало легче и виделось все намного позитивнее. Как оказалось, в этой истории мне даже удалось «сохранить лицо». Правда, знала об этом я одна, но тут уже было без разницы. Сейчас я могла не думать о том, что там думают обо мне другие, и в этом тоже был свой плюс. Север был далеко и вспоминалось о нем почему-то только хорошее. Всплывало как-то вдруг и нечаянно... объявили по телевизору о надвигающейся магнитной буре, и тут я вспомнила, что в это время в зеленые и белые волны северного сияния обязательно вплетаются розовые ленты... Вспоминался стальной цвет воды в фиорде, школа, где несколько лет работала я и учились мальчики, яркие краски осенней тундры, праздничные представления и спектакли... даже бакланы в моей памяти орали уже не так противно, а скорее – призывно. И тут даже не нужно было искать причины – всегда знала, что когда-то полюбила Большой север один раз и навсегда.

На вокзале вдруг оказалось, что туда же – в Питер, едет Света. Само собой, мы сели рядом и разговорились. За всеми этими штуками, которые нужны ей для работы, она всегда ездила сама – так получалось дешевле. Брала где-то на складах и прямо «с колес», без лишних перепродаж и накруток. Времени хронически не хватало, а остановиться в городе ей было негде. Все-таки она как-то приноровилась и, хоть и бегом, но успевала сделать все за один день.

Я спросила про ее мальчика и оказалось, что Гришин отец не из Новой Рузы, а кто-то из курортников и даже не подозревает о существовании сына. Света показала фото – целую галерею из снимков. Малыши всегда смотрятся трогательно, а этот был еще и очень хорошеньким – светленьким, и постоянно улыбался. Хотя оно и не удивительно – Света и сама всегда была таким… позитивчиком.

– А с кем Гриша сейчас? Ходит в садик? Артем, кажется, говорил – ему четыре?

– Почти – три и восемь. Нет... сидит дома с мамой, – расстроенно вздохнула Света, – так дешевле. В ясельках он сразу стал болеть, и я не могла работать. Дома Гришка не болеет, мама справляется, но в садик, наверное, все-таки придется…

Я не стала выпытывать подробности. И так было понятно, что есть какие-то трудности и понятно, что Света и ее мама с ними справляются. На вокзале мы распрощались, и я поехала к папе – ожидать звонка от таинственного Агустина.

Прямо с порога почуяла запах еды, и он был восхитительно знакомым – папа приготовил ропа вьеху. Еще дед научил бабушку, и это блюдо часто готовили в нашей семье – нежнейшую тушеную говядину с овощами и любимым моим рисом басмати.

Папа встречал меня в брюках с отутюженными стрелочками и свежей рубашке, почти все время улыбался и говорил… говорил. Получалось вполне нормально, только эти гласные... Когда он узнал, из-за чего я приехала – задумался. Я уже вымыла руки, переоделась в домашнее и уселась за стол, позволив ему ухаживать за собой. А он не спеша накрывал на стол и думал… Потом сел напротив и поделился своими мыслями:

– Нужно осторожно, Зоя. В городе куча клубов и организаций по интересам – кубинским и вообще – латинос, есть рестораны, кафе и даже, кажется – трактир, – хмыкнул он, – и я не удивлюсь, если есть и специфические заведения – с гастарбайтерами женского пола. Насколько хорошо ты знаешь эту женщину?

– Совсем не знаю, – призналась я и уже сама призадумалась: – И, наверное, у нее есть веские причины не любить меня. И это еще мягко сказано…

Наверное, каждая идея должна отстояться и пустить сок, так сказать, чтобы начать воспринимать ее разумно – без дурного энтузиазма и восторга. Но эта умная мысль пришла в голову не мне, а папе.

– На встречу пойдем вместе, – решил он, – скажем, что я тоже немного причастен и хорошо говорю на испанском. Подозрительно уже то, что этот амиго испаноязычный... председательство и руководство в таких организациях осуществляют российские граждане. Есть представители диаспоры, конечно, но набирать штат они точно не могут. Предупреди его, что придешь со мной.

– Хорошо, папа, – расстроилась я, понимая, что он прав.

– Ничего… если не получится тут – работу для тебя найду я. Пока еще полно свободного времени. Вот и продолжаю… осваивать, – кивнул он на красиво сервированный стол между нами.

– Красиво как, – смотрела я на яркие краски – оранжевый и желтый сладкий перец, кусочки стеблей сельдерея, крохотные красные помидорки, перышки зеленого лука. Вдыхала бесподобные запахи – слегка обжаренных на сливочном масле овощей и пряного тушеного мяса, разобранного на крупные волокна. А еще – легкий ореховый отголосок в аромате басмати...

– Как здорово, что ты занялся именно готовкой. А почему?

– Самое доступное, – коротко объяснил он, – и вкусно поесть я люблю. В готовке нет ничего сложного, главное – не жалеть на нее времени. У меня оно было… Будешь вино? Есть неплохое.

– На донышко, – согласилась я, – а то, может, встречу назначат уже сегодня.

Я только успела подцепить на вилку кусочек мяса и сразу отложила ее – звонил телефон.

– Зоэ Усольцева? – быстро уточнил по-испански мужской голос, – у меня мало времени, извините… записывайте, – и он продиктовал мне адрес, который я тут же записала, пройдя в комнату.

– Завтра собрание... прием – годовщина Дня независимости. Вы сразу увидите, в чем будет заключаться ваша работа, и определитесь – справитесь ли? И еще я представлю вас людям, которые решат – подходите вы или нет? Начало в девятнадцать часов. На входе вас будут ждать два приглашения – для вас и вашего спутника. Предупредите его, что проносить с собой спорные предметы у нас не принято и возможен досмотр. Возьмите документы, подтверждающие личность. И еще – вы можете уже сейчас назвать его имя? Я должен внести его в списки и приглашение.

– Игорь Креспо, это мой отец, – послушно доложила я.

– О! Прекрасно! Буду рад знакомству. Прошу прощения – дальше я спешу. До встречи, – закончил он уже на русском и отключился.

– Я очень спешу, а не дальше я спешу, – вредным шепотом поправила его я вдогонку. Подумала немного, глядя на папу, который с ожиданием смотрел на меня...

– Все хорошо, кажется, все официально – без дураков. Я помню адрес – сама смотрела в интернете все эти… явки. Наливай вино – сегодня можно по бокалу.

Когда мы уже поели и обсудили все, что только возможно, осторожно обходя тему их с мамой и моих с Усольцевым отношений, я убрала со стола и стала мыть посуду. И тогда он сам все испортил, потому что спросил:

– Скажи, Зоя… что там с Виктором? Ты уже можешь говорить?

– А ты, папа? Ты можешь говорить? – резко прикрыла я дверку посудного шкафа и отошла к окну. Сдвинула штору и уставилась на улицу, где быстро темнело. По мокрым рукам потянуло холодком от окна.

– За-адавай вопросы, – протянул он.

– Мне нужно знать – очень нужно, – развернулась я к нему и отчаянно заглянула в глаза: – Извини… но скажи – может мужчина одуматься в самый последний момент? Ты понимаешь? Почему ты не одумался, ты же все отлично понимал?

– Не-е смог, – так же отчаянно смотрел он на меня, – ты говоришь – на-адо? Я не смог… два месяца не был с женщиной… с мамой, да и до-о этого… – отвернулся он.

Неловкий разговор, тяжелый разговор, опасный…

– Ты сегодня принимал лекарство? – виновато уточнила я.

– Все по-о графику, – напряженно улыбался он, – не-е беспокойся. Спрашивай еще.

– Больше не хочу, – покачала я головой, отворачиваясь: – Мама говорила, что никогда не отказывала в близости.

– Ни-икогда – да. Но-о я не зверь, Зоя – тре-ебовать, когда ей не нужно и д…аже больно. Я видел… Она не отка-азывала – я не просил.

– Все, папа, все – ладно… Я поняла. Прости, пожалуйста. Нет, еще… это было лучше, чем с мамой, стоило того?

– Тебе так важно – правду? Лучшее за по-оследние годы и – нет, не стоило!

– Спасибо, извини… – виновато прошептала я, опуская взгляд: – Как ты себя чувствуешь?