Отверженная невеста - Анатолий Ковалев

— Значит, в доме кто-то посторонний, — заключил Глеб. — Я схожу посмотрю…

Доктор удалился, а Каталина, морщась от боли, терзающей ее виски, выбралась из постели и позвонила служанке, чтобы та помогла ей одеться.

Ссора, звуки которой донеслись до молодых людей, происходила в передней. Дворецкий Венсенн отказывался пускать в дом незнакомца, а тот упорно настаивал на встрече с Сильваной Казарини. Дворецкий, уяснив, что перед ним некий представитель власти, вовсю сыпал такими словами, как «произвол» и «тирания», а также грозил обратиться во французское консульство, твердя, что его госпожа французская подданная и лично знакома с консулом. Незнакомец пытался поначалу объяснить дворецкому, что у него к госпоже Казарини срочное дело, не терпящее отлагательств, но потом вышел из себя и, схватив Венсенна за грудки, проорал ему в лицо по-русски, растеряв от ярости весь запас французских слов: «Да ты знаешь ли, с кем говоришь, хамское отродье?! Да я тебя, как клопа вонючего, раздавлю! Ты у меня через двадцать четыре часа вылетишь вон из страны и больше никогда не ступишь на эту землю!»

Как раз к концу этой пламенной тирады и появился Глеб.

— С кем имею честь? — попытался он перекричать незваного гостя и, как ни странно, был услышан. Незнакомец с силой отпихнул от себя дворецкого так, что тот, поскользнувшись на паркете, влетел в открытую дверь гостиной и свалился к ногам слуг, сбежавшихся на крики.

— Статский советник Дмитрий Антонович Савельев, — слегка задыхаясь, представился незнакомец Глебу, — чиновник Третьего отделения Его Императорского Величества канцелярии. Мне необходимо видеть госпожу Казарини, чтобы задать ей несколько важных вопросов.

— Прошу вас, пройдемте в гостиную, — пригласил его молодой человек, делая приветственный жест.

Слуги тем временем разбежались, опасаясь навлечь на себя гнев Венсенна. Дворецкий же, вскочив на ноги, ошеломленно поправлял взлохмаченную шевелюру, съехавший набок галстук и силился обрести прежний, высокомерный вид.

— Что за самоуправство, Венсенн? — произнес Глеб. — Вы обязаны были доложить мадемуазель о приходе визитера, а не отказывать ему в приеме по своему усмотрению.

— Но… — начал было дворецкий.

— Избавьте меня от ваших вечных «но»! — оборвал его доктор. — Ступайте вон и постарайтесь не показываться мне на глаза!

Венсенн, бросив на хозяина взгляд, полный змеиной ненависти и презрения, вынужденно поклонился и удалился своей скользящей походкой пресмыкающегося, плавной и бесшумной.

— Этот молодчик возмутительно дерзок для слуги, — высказался статский советник.

— Вы совершенно правы, — согласился Глеб, приглашая гостя присесть. — Наглый малый не только распоряжается всеми слугами, но и пытается управлять господами. Однако я забыл представиться. Филипп Роше, брат мадемуазель Казарини.

— О! Так значит, прима Неаполитанской оперы и в самом деле француженка? То-то ваш милый дворецкий меня консулом пугал!

— Сестра сегодня неважно чувствует себя, — сообщил молодой человек. — Знаете ли, нервы сдают перед спектаклем. Может быть, я смогу отчасти ее заменить, отвечая на ваши вопросы?

— У вас довольно странная манера говорить, признаюсь, — заметил Савельев. — Вы не смотрите в глаза собеседнику. Сейчас, например, у меня создается полное впечатление, что вы общаетесь вон с той прекрасной китайской вазой в углу!

— Дурная привычка с детства, — усмехнулся Глеб, посмотрев наконец в глаза гостю. Однако юноша не смог выдержать пристального взгляда Савельева и отвернулся.

— Еще мне показалось, — продолжал гость, — что вы отлично понимаете по-русски, хотя и предпочитаете в разговоре со мной пользоваться французским языком. Когда я выговаривал этому хаму, вашему дворецкому, вы, очевидно, все поняли.

— Разумеется, понял, — ответил молодой человек по-русски, — ведь мы с сестрой родились в Одессе. Позвольте вас чем-нибудь угостить! — Он позвонил в колокольчик. Тотчас явилась немолодая служанка-француженка с деревянным лицом ханжи-богомолки. — Здесь недурной погреб, насколько я успел заметить. Чего стоит одна коллекция старых коньяков…

— Вы распоряжаетесь коллекцией коньяков графа Обольянинова? — с тонкой улыбкой поинтересовался статский советник. — С его любезного дозволения, вероятно? Потому что в ином случае принять ваше угощение я не осмелюсь…

Эти ядовитые многозначительные вопросы привели доктора в замешательство. На миг ему показалось, что гостю известно абсолютно все и про него, и про Каталину, и про графа.

— О, не стоит беспокоиться! — выговорил он наконец нервно улыбаясь. — Граф очень щедрый человек, и просил нас с сестрой на правах хозяев пользоваться всем, что находится в доме.

— Невероятная щедрость! — прищурив один глаз, заметил статский советник.

— Вы, очевидно, упустили из виду, что моя сестра — известная певица и обладает волшебным голосом. Граф без ума от ее пения…

— Это все объясняет, разумеется, — ухмыльнулся Дмитрий Антонович, даже не собираясь изображать, что верит словам Филиппа Роше. — Однако, насколько мне известно, раньше граф не был ни заядлым театралом, ни ценителем волшебных голосов.

— Люди с годами меняются, — заметил молодой человек.

— Очень на это надеюсь, — двусмысленно произнес Савельев.

— И все-таки, чем я могу вас угостить?

— С удовольствием выпью чашку горячего шоколада.

— Марселина, — обратился Глеб к служанке, прислушивавшейся к их русской речи с видимым недовольством, — принесите горячий шоколад для гостя, а для меня — холодный чай с лимоном…

— А мне крепкий кофе без сливок, — вдруг послышался звучный женский голос, и в гостиную вошла улыбающаяся Каталина, одетая в домашнее платье из розовой индийской кисеи.

Мужчины тотчас поднялись ей навстречу.

— Знакомься, сестра, это господин Савельев, статский советник, чиновник Третьего отделения… — представил гостя Глеб.

— Ах, да! — припомнила она, протягивая Савельеву холеную округлую руку, обнаженную до локтя. — Я получала вашу записку и, помнится, просила отсрочить визит. Надеюсь, вы не обиделись, ведь я никого не принимаю перед спектаклем. Я отказала бы и папе римскому!

— Прошу покорнейше меня извинить, но причина моей настойчивости кроется отнюдь не в любви к театру. И мною, увы, двигало не восхищение вашим талантом, о котором столько говорят нынче в столице, — любезно ответил Савельев, целуя ей руку и выпрямляясь. — Нам с вами предстоит обсудить дело государственной важности.

— Дело государственной важности? Что вы имеете в виду? — Перестав улыбаться, Каталина уселась в кресло и жестом пригласила мужчин последовать ее примеру.