Алые росы - Владислав Ляхницкий

Просто живут в этом доме!

— У вас все по-старому. Как будто и не было революции. Только вы, Вера Кондратьевна, какая-то новая стали, строже, официальнее, что ли…

— Папе нужен определенный порядок в книгах. Он много работает, — тихо ответила Вера, обходя вопрос о своей перемене. — Вам налить еще чаю?

— Пожалуйста. Здесь, как и прежде, собирается безусая молодежь?

— Многие, уже «поусели», как шутит мой папа.

Валерий мешал ложечкой чай в стакане. Вера пила из чашки с красным ободком и китайскими мандаринами на боках. Пять лет назад она так же вот сидела против него и так же пила чай из чашки с китайскими мандаринами.

— На этом диване вы, обычно в коричневом форменном платье и белом переднике, читали книгу. Выразительно очень. Знаете, я приходил сюда раньше, чтоб застать вас и читать с вами вместе.

Вера чуть зарумянилась.

— Я догадывалась об этом.

— А я был уверен, что это моя великая тайна.

Вера весело рассмеялась.

— Тайна полишинеля.

Пять лет назад, ожидая Валерия, Вера прислушивалась к звуку шагов под окном, к скрипу ступенек крыльца. «Неужели сегодня он не придет? Он такой умный, честный, ласковый, красивый». Уйдя на берег реки, где никто не мог ее слышать, как гимн, как молитву, вслух повторяла: «Ва-ле-рий»… Повторяла и слушала эхо.

Приходили другие ученики отца, приходили рабочие из депо, спорили о политике, о науке. Вера слушала их с увлечением, спорила с ними на равных, но появлялся Валерий и она умолкала.

«Скажи он тогда хоть единое слово, и я бы пошла за ним, не спросив, куда и зачем».

От этой мысли стало холодновато.

Сегодня он уже офицер. Красивей, чем прежде…

Старое сразу не выкинешь. Вера кусала тоненький ломтик черного хлеба, как мышка, хрустела корочкой и при каждом удобном случае смотрела в глаза Валерию. Смотрела на руки его, на плечи, на волосы. Это был тот и не тот Валерий. «Я стала другой?» — думала Вера. Его мягкая улыбка сегодня казалась… недостаточно умной. «Все не то», — решила Вера и все же продолжала любоваться красивым, открытым лицом Валерия. С удовольствием слушала его мягкий голос. А Валерий все говорил, говорил.

— Помните, вы как-то читали описание Колыванского озера на Алтае и показали мне снимок скалы. Настоящая сова. Огромные глазищи и неожиданно тонкая шея. Вы тогда прикрыли страницу рукой и, подняв лицо, сказали серьезно, как клятву: «У этой скалы я непременно буду». Забыли, наверно?

— И вы сказали тогда: «Я тоже там буду».

Вера встала из-за стола и, как делал отец, почти не глядя, достала с полки альбом. Раскрыла его и протянула Валерию.

— Вот любительский снимок. Та же, «Сова» и возле нее люди. Не узнаете?

— Крайняя — вы?

— Я клятву сдержала.

Валерию стало не по себе.

«Какая же она целенаправленная… И уютная… Вот же дурак, сколько лет ходил в этот дом, часами разговаривал с ней и… только, пожалуй, сейчас оценил. Она просто очаровательна и, пожалуй, это именно тот человек, с которым можно поговорить — обо всем».

Вера, встав у Валерия за спиной, продолжала показывать фотографии.

— Вот «Каменный слон» — это там же. Совсем настоящий хобот, ноги. И возле ног — ваша покорная слуга. Вот «Дорога гигантов». Разрушенные ворота из циклопических камней, такая же мостовая и, конечно, опять же я. Красота там, знаете, просто неописуемая. Синее-синее озеро. Берега из чудесной гранитной дресвы, а вокруг фантастические, скалы. Они поднимаются прямо над сплошными полянами дикой клубники.

Валерий завистливо рассмеялся.

— Вы просто волшебница! Мне показалось, что я сейчас проглотил горсть душистой клубники! Простите, Вера Кондратьевна, но я должен вам открыть одну тайну. Я… был в вас немного влюблен.

Он ожидал удивленного возгласа, улыбки смущения и вопроса: «А сейчас?»

— Это тоже тайна полишинеля, — спокойно ответила Вера. — Мы, неискушенные девушки с косами, сразу же узнаем своих рыцарей.

Вера давно догадалась, что сегодня Валерии неспроста так пристально изучает ее лицо, неспроста так охотно и вместе с тем с сожалением вспоминает их юность. Это льстило и волновало. Хотелось вновь пережить свою полузабытую девичью влюбленность, полную тревожных томлений. Но вместе с тем все более ощущалось какое-то отчуждение. С каждой фразой Валерий как бы уменьшался в размерах. Удалялся куда-то. Тускнел.

«Как все изменилось», — подумала Вера и встала из-за стола.

— Простите, мне надо уходить.

— Если позволите, я вас провожу.

— Буду признательна..

— И если позволите, зайду вечерком. Мне надо вам много-много сказать.

Вышли на тихую, зеленую улицу. Мальчишки, бегавшие на лужайке, остановились, глядя на щеголеватого офицера со звенящими шпорами на ярко начищенных сапогах.

Вера шла впереди. В белой строгой кофточке, заправленной в серую клетчатую юбку с высоким корсажем, она казалась выше, стройнее. Валерий удивился своей неожиданной робости: «Был в квартире один На один. Упустил такой случай. Тюфяк!»

С досады сломил ветку черемухи в палисаднике, мимо которого проходили, зло хлопнул себя по голенищу сапога и, прищурясь, взглянул на Веру. Обычно, встретив молодую женщину, Валерий оглядывал ее, оценивал, ощупывал взглядом. Ничего себе бедра, талия подходящая… и мысленно сдернет с нее одежду, представит себе ее обнаженной и залюбуется. И женщины понимали, что их раздевают. Иные краснели, пряча стыдливо лицо, сутулились, будто и впрямь прикрывали свою наготу. Иные гневались и гордо вскидывали голову.

Вера не раздевалась.

Валерий даже содрогнулся при мысли, что может увидеть ее обнаженной, и тотчас в мыслях закутал ее в какой-то салоп и отвернулся краснея. Вернулась давно позабытая робость, когда простой взгляд на девушку казался непростительной дерзостью.

Свершалось великое таинство рождения «единственной» женщины. Валерий хотел вечно смотреть на Верину розоватую шею, чуть прикрытую прядкой золотистых волос, на прозрачное ушко. Все так совершенно и удивительно. Она хорошела с каждой минутой.

Валерий с радостью снова почувствовал себя юным и чистым. Внутри него что-то запело чуть слышно, будто ветер коснулся струн арфы.

«Сейчас прямо в родительский дом. Мама, отец, вот невеста моя… — покачал головой. — Маман сразу в обморок: дочь простого учителя? Ужас! Но я настою».

— Валерий Аркадьевич… Вас занимают великие думы? Взялись провожать и молчите, как гимназист. А меня очень интересует, кем стал мой старый товарищ. Вы раньше так горячо говорили о правах человека, свободе… Погоны вас не испортили?

— Наоборот, они приподняли меня над миром и показали его с новых сторон. Я сильнее, чем прежде, ненавижу малейшую неправду. — Ох, как хотелось сейчас быть выше, стройнее, иметь на погонах еще одну звездочку, и говорить как можно весомей, остроумней. И он начал с жаром рассказывать о сегодняшней встрече с батальоном женщин-ударниц, о саркастическом выкрике по адресу героинь.

— Вера Кондратьевна, я ударил мерзавца… Я взял его за шиворот и популярнейше объяснил… Это Жанны д’Арк… — очень понравилось это сравнение, и Валерий опять повторил — Святые Жанны д’Арк. Они приносят в жертву отчизне все самое лучшее, самое дорогое: женственность, доброе сердце. Как нужно ожесточить его, чтоб оно повелело взять в руки винтовку и идти убивать варваров, что разбомбили в Реймсе собор.

Вера повернула лицо к Валерию. «Она, конечно, приятно поражена яркостью моей речи. Больше не надо слов, а то ненароком испортишь ту общность мыслей и чувств, что, кажется, уже возникли».

— Вера Кондратьевна, — закончил Валерий, — как видите, я не стал хуже.

— Простите, но я, пожалуй, согласна с тем, кто выкрикнул грубость. Валерий Аркадьевич, отчизну надо защищать без истерики и… не там, где ее пытается защищать ваш кумир Керенский.

— Здравствуй, Вера, — раздался чистый, певучий голос.

— Здравствуй, Евгения. Ты с чемоданом? На поезд?

— Как всегда, по заданию комитета, в степь, в Камышовку, в общем — в латифундию дома Ваницких, — говоря так, Евгения с любопытством рассматривала красивого офицера почти так же, как он осматривал хорошеньких девушек. Рыжая, стройная Грюн была очень эффектна и, видимо, очень смела…

Она чуть приметно подмигнула Вере.

— Я удивлена — ты и вдруг с офицером?

— Тогда познакомься: Валерий Аркадьевич, сын Ваницкого.

— Сын того самого?

— Да.

— Ох, монашка, монашка. Что ж, пожелаю успеха, — сказала с затаенным ехидством, но Валерий ответил чистосердечно: «Спасибо». Хотелось сказать, что новая знакомая очень эффектная девушка, но показалось бестактным хвалить другую в присутствии Веры. Но надо прервать молчание, оно становится неприличным.

— Такая молодая и разъезжает одна. И зачем-то по местам, где расположены конторы отца?