Ледяной лес - Чиын Ха

Я посмотрел на госпожу Капир. Ее полные слез глаза напомнили мне тот далекий день, когда она потеряла любимого супруга. Тогда в воздухе, пропитанном смертью, звучала музыка.

Я вернулся за фортепиано. Люди в салоне были ошеломлены, раздражены, напуганы. Вероятно, меня поднимут на смех или освистают, вероятно, назовут сумасшедшим, ну и пусть. Только так я мог подарить Баэлю свое утешение. Только так.

Зазвучала музыка, и гости один за другим стали оборачиваться. Я закрыл глаза и снова погрузился в свой темный мир, где не существовало никого и ничего, кроме меня и фортепиано. Я посвящал свою игру маэстро, которого глубоко уважал, другу, которого так сильно любил. Я играл ради него.

Перешептывания стихли, и зал наполнила медленная траурная мелодия.

Мы, музыканты, выражаем свои чувства с помощью музыки. В тот вечер я говорил с Баэлем, гармония должна была подарить ему утешение, а кульминация – поднять на ноги. Только бы он услышал, только бы разобрал хоть слово в извлекаемых мною звуках.

Когда от мелодии остался лишь тихий гул, застывший в воздухе, я открыл глаза. Никто не хлопал, но все смотрели на меня. Некоторые одобрительно кивали. Я нашел глазами Баэля. Он по-прежнему неподвижно сидел подле дверей, отвернувшись от сцены. Тристан что-то шептал ему.

Сердце замерло и, казалось, вот-вот остановится насовсем, но я был рад уже тому, что Баэль прекратил плакать.

– Прошу всех собраться в центре комнаты, – раздался зычный голос Крейзера. Похоже, он ждал, пока я закончу играть.

Капитан гвардейцев вышел вперед и поднял вверх нотный лист так, чтобы всем было видно. Тот самый, который сжимала в руке бедная Лиан.

– Чернила еще не успели высохнуть, – объявил Крузе, демонстрируя черные пятна на пальцах. – Это значит, что убийца писал послание здесь, в салоне. Кто-нибудь видел человека, заполнявшего нотный лист?

Гости с подозрением смотрели друг на друга, но никто не признавался. Крейзер, обведя глазами комнату, сказал:

– Кажется, никто. Но хочу заметить, что писать ноты в таком людном месте очень тяжело.

Я присмотрелся к листу. По периметру расползались кляксы, как будто человек писал в спешке, спрятавшись в укромном уголке.

– А также крайне сложно подделать почерк, – добавил капитан.

Я и другие музыканты согласно кивнули. Изменить почерк крайне тяжело, если, конечно, ты не профессионал.

Крейзер ненадолго задумался, а затем сказал, обращаясь к музыкантам:

– Мои гвардейцы наведаются к каждому из вас домой и возьмут заполненные нотные листы для сравнительной экспертизы. Прошу, воздержитесь от возмущений. Вы все подозреваемые.

Что ж, делать нечего. Никто не осмелился воспротивиться приказу, боясь навлечь на себя еще большее подозрение.

Матушка наверняка удивится, когда гвардейцы снова вломятся в наш дом.

Солдаты отправились выполнять приказ капитана, а Крейзер тем временем обыскал гостей, никого не пропустив. Я спокойно подчинился, но, когда Крузе достал из моего кармана письмо и перо, о которых я напрочь забыл, мне стало не по себе.

– Господин Морфе, что это? – с подозрением спросил капитан.

Я не смог внятно ответить, и он прищурился.

– Вы всегда носите с собой перо? И нотный лист?

Взгляды всех присутствующих обратились ко мне. Некоторые поспешили отойти подальше. На лице Тристана было написано удивление. К сожалению, реакцию Баэля я увидеть не смог.

Опустив голову, я произнес, заикаясь:

– Это не н-нотный лист.

– А что?

Крейзер, злобно ухмыляясь, начал разворачивать бумагу. Внутри у меня будто что-то взорвалось, и я попытался вырвать листок из его рук. Но стоявший рядом с Крейзером гвардеец среагировал быстрее, и уже через секунду я лежал, уткнувшись лицом в пол.

– Не читайте! Это…

Завещание, которое я написал несколько дней назад и с тех пор носил с собой.

Пробежав глазами по строчкам, Крейзер присел возле меня. Стиснув зубы, я с вызовом посмотрел на него. Крайне удивленный, он сложил листок пополам.

– Я конфискую это. У меня есть некоторые идеи, почему вы решились написать такое, а затем взять с собой.

– Верните мне его немедленно, иначе я убью вас! – прошипел я, не сразу осознав, что говорю и какую ошибку совершаю. Угрожать человеку смертью на месте преступления не очень хорошая идея.

Воздух вокруг словно сгустился. Люди отошли от меня еще дальше.

– Убьете меня? – усмехнулся Крейзер. – И каким же образом?

Что-то внутри меня щелкнуло, и я ощутил жгучую, ослепляющую ярость. Я был готов убить его только ради того, чтобы он наконец замолчал.

Все затаили дыхание, но вдруг кто-то бесшумно подошел к капитану и незаметно вынул у него из ладони мое завещание.

Баэль. Отступив на шаг, он начал читать. Крейзер, погруженный в свои мысли, только через несколько минут заметил пропажу и, жутко разозлившись, бросился к Баэлю. На пути капитана тут же вырос Тристан, закрывая собой Антонио. Пока Крузе раздумывал, как поступить, к нему подошли госпожа Капир и Ренар Канон.

– Оставьте. – В мягком тоне владельца Канон-холла звучала угроза.

Капитан поднял руку, словно собираясь отдать приказ гвардейцу, но тут же медленно опустил. Поджав губы, он ждал, пока Баэль прочтет завещание.

Вскоре Антонио поднял голову. В следующую секунду черты его лица страшно исказились. Он разорвал лист на мелкие кусочки и, наклонившись, бросил мне их в лицо.

– Ты так мечтаешь умереть? Ну, давай, вперед.

В голосе Баэля слышалась издевка, с языка готовы были слететь бранные слова, но Тристан остановил его. Заглянув в серьезное лицо друга, Антонио стер усмешку с губ и холодно сказал:

– Просто удавись. Не волнуйся, скорбеть по тебе никто не будет.

Затем он резко развернулся и отошел. Тристан печально посмотрел на меня, покачал головой и последовал за Баэлем.

Гвардеец, прижимающий меня к полу, заметил взгляд Крейзера и наконец-то разжал руки. Ренар Канон помог мне встать. Капитан внимательно осмотрел перо и даже провел им по ладони, но, к счастью, кончик был абсолютно чист. Хмыкнув себе под нос, Крейзер принялся обыскивать другого человека.

Вскоре прибыл графологический эксперт. Вслед за ним вернулись гвардейцы с образцами нотных листов. Мне было интересно, что станет делать Крейзер, если никто из присутствующих музыкантов не окажется преступником.

Однако результаты экспертизы не заставили себя долго ждать.

– Может быть, это ошибка? – с надеждой спросил я у Крейзера.

Капитан решительно покачал головой:

– Это неоспоримое доказательство.

– Нельзя обвинять человека, основываясь лишь на схожести почерка. Вы правда считаете, что кому-то по силам сотворить такое с телом человека?

– Это мы узнаем во время допроса.

Что-то в моей душе изо всех сил противилось происходящему. Результаты экспертизы были неоспоримы, но я не считал, что они могут служить единственным доказательством.

– Отойдите, господин Морфе. Будете защищать его – заработаете еще больше проблем на свою голову, – отрезал Крейзер, показывая, что разговор окончен.

За спиной послышался истерический смех. Смеялся Аллен Хюберт.

– Вы думаете, я убил Лиан? – В его голосе смешались гнев, беспросветная печаль и пустота. – А до этого – своего лучшего друга и его невесту?

Невозможно было поверить в его вину, и не потому, что он мне нравился как человек, а потому, что я видел, каким ударом для него стала смерть Лиан.

Крейзер, пристально разглядывая Хюберта, внезапно схватил его за ладонь и потянул на себя. Бывший жених Лиан пытался вырвать руку из стальной хватки капитана, но Крейзер оказался сильнее. На пальцах пианиста-пасграно темнели чернильные пятна.

Крузе прищурился.

– Ваши оправдания я с удовольствием послушаю в штабе.

Хюберта схватили.

А что насчет мотивов? Хотя таким людям, как Крейзер, они были не нужны. Скорее всего, он уже придумал прекрасную историю, подтверждающую его теорию. Какой-нибудь бред про брошенного жениха, который задумал отомстить своей возлюбленной, уподобившись королю Анакса.