Повесть о Монахе и Безбожнике - Владимир Перемолотов

«Монах, — подумал егерь. — Его работа!»

Он невольно оглянулся, нет ли кого рядом.

За тушей кабана-жульде егерь увидел просвет в стене кустарника и побежал туда отыскивая по сторонам следы беглецов. Бежать становилось ощутимо труднее. Лес редел, приближаясь к горам, а между деревьями разрастались колючие кусты и лошадиная трава. Туман в небе расползся на клочья, показывая невидимые до этой поры горы. Выскочив из леса, Кузнецов огляделся.

Пусто. Ни монаха, ни Шумона. Ветер размотал туман, и видно было вообще-то неплохо, хотя отдельные клочья его еще лежали у подошвы холма и дальше на равнине. Рыцарь посмотрел на часы. С того мгновения, как он проснулся, прошло 26 минут.

Сергей задумался: сколько же он спал в одиночестве и самое главное — чей же крик он слышал? Подумав над этим, он пришел к выводу, что с уверенностью ответить ни на тот, ни на другой вопрос он не может. Осознав это, Сергей решил больше не бегать, а действовать как человек разумный. То есть сесть на аэроцикл попытаться обнаружить беглецов с воздуха.

Он спрыгнул с валуна, и уже не спеша, двинулся вперед, отыскивая группу деревьев, под которыми была спрятана машина.

Аэроцикл стоял там, где ему было положенное. Раздвинув окутавшие дерево лианы, Сергей выкатил аппарат на поляну. Он поднял ногу, собираясь сесть в седло, но в этот момент ощутил сильнейший удар в плечо, который отбросил его за аэроцикл.

Сергей сел и только тогда почувствовал боль — из плеча, пробив его насквозь, торчала стрела.

Подняв голову, он увидел, что из кустов к нему бегут люди. Он даже не успел испугаться.

Сработал автоматизм. Натренированное умение встречать любую неожиданность активным действием.

Когда он учился в Кейптаунской школе егерей, ему довелось услышать массу историй о человеческом любопытстве и цене, которую приходилось за него платить. Еще в те времена он вывел для себя правило. «Сначала, если можешь, останови процесс, а уж потом разбирайся». До этого случая правило не подводило его, и Сергей поступил так, как подсказывал ему опыт.

Вынув левой рукой разрядник, он направил его на бегущих.

Люди попадали, словно наткнулись на бегу на натянутую у земли проволоку. Несколько секунд он смотрел на них, борясь с дурнотой — не поднимется ли кто, но те лежали как статуи. Обезопасив себя, Сергей сломал стрелу, вытащил древко из раны. Едва он это сделал, как ощутил, что у него в плече появились сообщающиеся сосуды, которые начали попеременно наполняться болью. Разорвав куртку, залил рану вирусофагом и заклеил пластырем. И только после этого подошел к лежащим.

В телах, казалось не осталось ни капли жизни, но впечатление это было обманчиво. Сергей знал, что через полчаса они придут в себя и, как ни в чем не бывало, примутся за то дело, сделать которое он им помешал. Иначе говоря, они возьмутся за него самого. Поэтому не мешкая он снял с разбойников перевязи с ножами и зашвырнул их за камни, отобрав для коллекции Шефа два никогда не виданных им еще экземпляра — из ручки каждого выходило два лезвия одно вниз другое вверх. Сломав оба лука, он забрался на аэроцикл и поднялся в воздух.

Если б он оглянулся, то наверняка бы заметил Шумона и брата Таку. Оба они были настолько поражены увиденным, что им даже в голову не пришло спрятаться за камнями.

На их глазах аэроцикл с оседлавшей его персоной благородного рыцаря Коррула-у-нанна двинулся вперед, в сторону набухавших близким дождем облаков над Замскими болотами и медленно распухая, превратился в обычное белое облако.

Шумон пришел в себя первым.

— Ты знаешь, что меня беспокоит больше всего? — спросил он своего спутника. Монах не ответил, продолжая следить за уносившимся вперед облаком. Ноги его дергались в судорожной пляске, словно он не решил еще, что следует плясать — «Избавительную» или «Благодарственную». Поняв, что ответа он дождется еще не скоро, если вообще дождется, безбожник ответил себе сам:

— То, что и нам нужно в ту же сторону.

Дождь все-таки разразился.

Сначала безобидно мелкий, сыпавшийся из сизых облаков над их головами потом все более и более крепчавший и, в конце концов, превратившийся в сильнейший ливень, заставивший монаха и безбожника остановиться в одной из кстати подвернувшихся пещер.

Сутки он пережидали непогоду, коротая время, кто размышлением, кто молитвой.

То, что случилось, не могло пройти бесследно ни для одного, ни для другого.

Произошедшее на их глазах было потрясением для каждого из них. Значение увиденного ощущали оба, но каждый по-своему.

Для одного это было чудо, еще одно из неисчислимых свидетельств силы БОГА, а для другого— реальное воплощение того к чему он стремился последние годы.

Для одного потрясение было в самом факте его овеществленной мечты, а для другого в том, что Карха дал ему возможность увидеть чудо своими грешными глазами.

Они не обсуждали события прошлого дня между собой, без разговоров понимая, что обсуждение принесет спор и разрушит то ощущение радостного праздника, которое каждый хранил в своей душе. Каждый был занят своими мыслями и не обращал внимание на соседа поэтому Шумон не сразу заметил изменения происходящие с братом Такой. Монах стал кроток и благостен. Молитва его осталась истовой, но потеряла прежнюю ожесточенность, а обращение с Шумоном стало более мягкое, словно безбожник стал сам для него ближе по духу. Про дьявола, невесть как оказавшегося в его мешке он не вспоминал.

Рано утром открыв глаза, Шумон увидел не лес в проеме пещеры, а лицо Младшего Брата.

— Надо возвращаться.

В его голосе не было ни радости, ни сожаления.

— Еще чего!

Шумон сбросил с себя сон.

— С Богом спорить нельзя…

— Убьет? — хмыкнул безбожник.

— Расплющит, — серьезно ответил монах. — Не смейся. Надо возвращаться. Не зря же Божий помощник нас хотел отвести в город…

Шумон смотрел на него, на руки, которыми монах легко мог скрутить троих таких как он, на пещеру, что не давала возможность убежать и на мешок, в котором уже не было заветного камня. Тут же как-то само собой всплыло в памяти лицо Старшего Брата Атари, на фоне замшелой стены каземата. Он замотал головой, прогоняя видение. Ах, ожерелье, ожерелье!

Возвращаться в Эмиргергер совсем не хотелось.

— Что башкой веришь? Сомневаешься?

— Да вот Старшего Брата Атари вспомнил.

— Хороший человек! — с готовностью поддержал разговор Брат Така.

— Не сомневаюсь, — сказал Шумон с таким выражением лица, что любому стало бы ясно, что на самом-то деле кое-какие сомнения в этом у него все же есть.