Последний дракон - Лине Кобербёль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты снова прав. — Ивайн повернулся к кучке оставшихся Лакланов. — В путь! Скачите как можно быстрее! Во весь опор. Сообщите Астору Скайа, что Дракан в пути. Дорога отнимет у него несколько дней, особенно если ему придется тащить это драконье чудище с собой. Но Дракан явится.
Двое из клана вскочили в седла, сорвались с места и припустили так, словно сам Дракан гнался за ними по пятам. Да ведь так оно и было. Мы, остальные, последовали за ними чуть более медленно, но все же достаточно быстро для моего бедного тела.
— А что с нами? — спросил я. — Куда отправимся теперь мы?
— Само собой, в Скайарк, — ответил Ивайн. — Думаешь, я упущу всю эту шутку?
То была жесткая, суровая скачка даже для сильных, отдохнувших, здоровых людей. Для меня оставалось лишь одно, делавшее эту скачку возможной. То была маленькая фляжка Дракана. Без нее я не мог бы усидеть на лошади.
— Чем это здесь пахнет? — спросил один из Лакланов, скакавший поблизости от меня. — Это от тебя, Обайн? Ты что, вывалялся в козьем дерьме?..
Обайн ответил соленой шуткой, заставившей остальных громко расхохотаться. Но я-то знал, что Обайн тут ни при чем. Этот запах шел от меня. Все мое тело пропахло — вонь исходила от драконьей крови.
Это было не так, как в первый раз. Я хорошо помнил его, то безумное ощущение свободы и всемогущества. Теперь этого не было и в помине. Теперь я мог держаться в седле, если выпивал маленький глоток драконьей крови каждые два или три часа. Боль успокаивалась. Шум в голове стихал. И это всё. Может, ощущения сменились из-за того, что я старался пить как можно меньше, или из-за того, что я пил драконью кровь не первый раз.
Мы скакали всю ночь напролет. На рассвете мы сделали небольшой привал, но не дольше того времени, которое потребовалось, чтобы напоить и задать корм животным. А потом оставалось лишь вскочить на лошадей вновь.
— Справишься, малец? — спросил Ивайн, заметивший, сколь трудно было мне взбираться на пегую лошадку.
— Да! — только и ответил я. Что я и сделал. После еще одного глотка из фляжки.
— Что это у тебя там? — с любопытством спросил Обайн. — Ты ведь сосешь из этой фляжки, как ягненок из бутылки с соской. Может, дашь попробовать?
— Тебе по вкусу не придется, — ответил я. — Это снадобье я получил от своей матери.
Я быстро сунул фляжку под рубаху. Быть может, он счел меня неблагодарной скотиной, раз однажды отдал мне свои носки. Однако же Обайн больше не произнес ни слова и оставил мою фляжку в покое.
Ближе к полудню повалил снег. Крупные легкие хлопья, хрупкие от мороза… Стоило запрокинуть голову и взглянуть в серое небо, как начиналось страшное головокружение при виде того, как оно стремительно несется к земле. Мне пришлось вцепиться в гриву пегашки, чтобы не упасть, и тут самая глубокая из моих ран раскрылась в сто седьмой раз. У меня появилась горечь во рту, виной которой была не только драконья кровь. То был вкус лихорадки. Рана дала себя знать. Я был теперь уверен, что у меня началось воспаление руки.
Мы проехали мимо дороги, ведущей в Баур-Кенси, но не свернули на нее.
— А нам не надо предупредить их? — спросил я Ивайна. — Если Дракан в скором времени появится на этой дороге.
Мама и Мелли. Мауди и другие…
— Они уже знают! — ответил он. — Мауди Кенси поднялась в горы со всем кланом, там и слабые, и сильные! Она знает, что Баур-Кенси не в силах защититься от драконьей рати.
Коснулось ли это и моей матери? Да, коснулось, в этом я был уверен. Теперь она так сроднилась с кланом Кенси, как будто ее прадеды вышли из этих мест и сторожили овец вместе с прадедами Мауди Кенси.
Теперь мы были на пути в горы. Тропа все поднималась и поднималась ввысь, а снег валил все гуще и гуще. Теперь Скайарк был кругом занесен снегом — сугробами снега. На самых высоких вершинах он не исчезал даже летом. И даже если Скайлер-Ущелье нельзя назвать вершиной, расположено оно было высоко — узкий проход меж двумя могучими горами: Орлиным Пиком на северной и Серой Вдовицей на южной стороне.
Горы круто вздымались по сторонам троны. А впереди возникали зубчатые стены Скайарка и флаги — синие да черные, с позолоченным изображением орла, — заметные даже сквозь пургу. Орлы, которых в этих местах было немало, не показывались, они пережидали снежную бурю.
В крепостных укреплениях Скайарка было нечто необычайно грозное. Я бывал здесь прежде и отчетливо помню то чувство, которое ощутил впервые: будто я был орешком меж челюстями щипцов. Коли Скайарк сомкнулся вокруг тебя, невредимым оттуда ты не выберешься. Я сам помнил: мы были на той же стороне в этой войне, и надеялся, что Астор Скайа был того же мнения.
— Кто идет? — крикнул караульный у ворот.
— Люди из Лаклана! — кричал в ответ Ивайн. — Мир клану Скайа! Отвори нам ворота во имя мира кланов!
— Да, да! — раздалось сверху чуть неприветливо в ответ. — Вы ведь давно в пути! Двое твоих Беги-Спеши парней побывали здесь.
Ворота отворились, и мы въехали в Скайарк. Хотел бы я знать, сколько потребуется времени Дракану и его рати, чтобы встать у этих ворот?
Множество людей. Это мы увидели прежде всего, проезжая верхом меж стенами Скайарка. Здесь теснилось куда больше народа, чем раньше, когда я бывал здесь прежде. И не только мужей с оружием, хотя их было немало. И множество женщин, детей и старцев. И скарб, горы скарба. Ящики, сундуки, мешки, столы, стулья, шкафы.
Кое-где высились горы имущества, укрытые слоем парусины.
Ивайн рассматривал все это, и лицо его выражало глубокое неодобрение.
— Какое-то дерьмо! — пробормотал он. — Одна пущенная сюда стрела с огнем — и все загорится. Астору Скайа нужно быть с ними построже!
Маленький мальчик — самое большее трех-четырех лет от роду — промчался наискосок по двору, визжа от хохота. За ним по пятам бежала девочка постарше.
— Гулли! Гулли, иди сюда!
Она чуть не наткнулась на мою лошадь, и пегашка испуганно затрясла головой. Мне пришлось снова схватиться за гриву лошади, чтобы не выпасть из седла, и я знал, что даже вместе с фляжкой драконьей крови от меня в этом случае не много останется.
— Слишком длинная веревка, — вздохнул Ивайн.
— Эй! Что нам делать с лошадьми?
В тот же миг передо мной мелькнула пара светлых косичек, которые, мне казалось, я узнал.
— Роза?
То была она. Она круто остановилась и повернулась кругом, так что белье, лежавшее сверху, едва не вывалилось из корзинки, которую она несла.
— Давин!
Семь шагов, и она уже стоит рядом с пегашкой.
— У тебя вид голодной собаки! — сказала она. — Что будет, если мы спустим тебя вниз с этой несчастной твари?
— Ничего особенного не будет, — вставил я. — Я не уверен, что смогу идти сам. Но… Каллан. Он… он в порядке?
— Пока еще не совсем, — ответила она, — но ему лучше. Думаю, он поправится. Идем, Давин! Дай мне помочь тебе, прежде чем ты свалишься, коли хочешь спешиться сам.
Она отставила корзинку в сторону и взяла меня за руку. Я соскользнул с пегой лошадки и постарался приземлиться на здоровую ногу.
Роза, нырнув мне под руку, поддержала меня.
— Фу! — фыркнула она. — Тебе не худо бы сходить в баню!
— Не помню, когда я мылся в последний раз. Хорошо, если б я нуждался только в этом. Баня помогла бы удалить лишь часть вони.
Я поставил больную ногу на брусчатку и забыл на время обо всем остальном.
— Давин! Что с тобой?
Я не мог ответить. Мне стоило всех моих сил не завизжать от боли.
— С его ногой дело дрянь! — пояснил Ивайн. — Да и с рукой тоже неладно. Мальцу не больно-то хорошо!
— А куда вы смотрели? — в сердцах спросила Роза. — Он ведь едва держится на ногах.
— Пусть радуется, что его не скормили дракону, — сказал Ивайн. — А у нас не было времени останавливаться да разбираться, что к чему. Обайн, дай руку девочке, помоги ей!
Обайн спрыгнул с лошади и поддержал меня с другой стороны, и так они потащили меня по крепостному двору к флигелю, который Роза назвала флигелем для хворых.
— Флигель для хворых! Означает ли это…
— Твоя мама тоже здесь, — сказала Роза. — Идем, Давин! Еще несколько шагов.
Больше всего мне хотелось сделать эти несколько шагов в другую сторону. Или несколько сотен шагов. Мама! Здесь! Теперь! Мне полегчало оттого, что она в безопасности, насколько можно быть в безопасности, когда драконья рать в двух днях пути. Но мысль о том, что предстоит очутиться лицом к лицу с ней…
— Послушай-ка, малец! — сказал Обайн. — Ты что, отвык переставлять ноги?
По сравнению с уличной толкотней и сутолокой за дверью в лазарете было по-настоящему тихо и пустынно. Там были расставлены ряды кроватей, но хворых и раненых было еще не так уж много, чтобы их заполнить. В конце одного ряда лежал Каллан. А возле него сидела мама и держала его руку в своей.