Хроники мертвых - Гленн Купер

Когда Мария родила, все ахнули, увидев огненно-рыжие волосы малыша, молочную кожу и лишенное мимики личико. Аббат вместе с Паулином после долгих разговоров решили, что Мария — божественный сосуд, и поэтому заслуживает заботы, как и ее ребенок. Естественно, и речи быть не могло о непорочном зачатии! Но имя матери — Мария, да и родившийся мальчик был особенным…

Через неделю после рождения к Марии пришла Магдалина. Девушка лежала на кровати, уставившись в потолок. Ребенок плакал в колыбели на полу.

— Ты придумала ему имя? — спросила настоятельница.

— Нет, сестра.

— Ты вообще собираешься называть ребенка?!

— Не знаю, — безжизненным голосом проговорила Мария.

— У каждого дитяти должно быть имя. Если не хочешь ты, его назову я. Пусть будет Примием — первым сыном Октавия.

Примию уже шел четвертый год. Он бродил по странноприимному дому, гулял один во дворе, не уходя, впрочем, далеко, не интересовался ни игрушками, ни людьми. Как Октавий, мальчик был бледен и молчалив, его маленькие зеленые глазки безучастно взирали на окружающий мир. Паулин часто навещал ребенка, брал за руку и приводил в скрипторий, в келью отца, а потом часами наблюдал за ними, будто за небесными телами, ждал знака. Однако отец с сыном были совершенно равнодушны друг к другу. Октавий продолжал писать, а мальчик задумчиво ходил по комнате, глядя вокруг невидящим взглядом. И как ему удавалось не натыкаться на стулья и стены?! Он не проявлял интереса ни к листам бумаги, ни к перу и чернилам, ни к буквам, которые выводил Октавий.

— У мальчика нет дара, — часто говорил Паулин Иосифу. Старые монахи разочарованно вздыхали и отправлялись на молитву.

Наступила осень, даже днем подмораживало. Солнце, желтое как лепестки календулы, постепенно затухало. Погруженный в раздумья, Иосиф медленно обходил монастырь, шепотом моля Бога о любви и спасении. Хотя все-таки больше о спасении. Иосиф заметил, что на прошлой неделе его моча стала коричневой, а сегодня кроваво-красной. Аппетит совсем пропал. Кожа одрябла и потемнела. Помутнели белки глаз. Когда Иосиф поднимался с колен после молитвы, его качало, словно лодку на волнах, — нужно было схватиться за что-нибудь, чтобы устоять на ногах. И не требовалось советоваться с Паулином или другими братьями; Иосиф сам знал, что умирает.

Освин не увидел целиком перестроенный монастырь; видимо, не увидит и Иосиф… Слава Богу, успели закончить церковь, скрипторий и здание капитула. Работа велась уже в дормиториях, но больше всего Иосифа волновала библиотека Октавия. Кто позаботится о ней? Иосиф не знал, для чего хранит записи, но чувствовал, что так нужно. Манускрипты Октавия священны. Однажды Господь раскроет их предназначение, а пока необходимо сохранять и приумножать библиотеку.

Иосиф видел, как кровь, а с ней и жизнь, медленно вытекает из его тела. Он боялся за библиотеку. Кто возьмется защищать ее, когда его не станет?

Вдалеке показался Примий. Мальчик сидел на пыльной тропинке в саду у странноприимного дома, как всегда один, без материнского присмотра. Иосиф давно не заходил к ним и решил понаблюдать за ребенком со стороны.

Мальчику было примерно столько же, сколько Октавию, когда Иосиф взял его в монастырь, и выглядел он точной копией отца: те же рыжие волосы, бледная кожа, ножки как у цыпленка.

На полпути Иосиф от удивления застыл будто вкопанный. Сердце у него зашлось, голова закружилась; если бы он не опирался о палку, точно бы упал. Мальчик держал в руках ветку и что-то сосредоточенно чертил на земле. Иосиф не верил собственным глазам. Чудо! Примий начал писать!

Иосиф с трудом добрался до церкви, где как раз начинали читать часы, а когда братья и сестры начали расходиться после службы, отозвал трех из них в конец нефа. Кроме Паулина и Магдалины, в узкий круг посвященных включили Хосе — молодой монах первым прибежал на крики Марии. Иосиф нисколько не жалел об этом решении: Хосе был спокойным, мудрым и умел хранить тайны. Аббат, настоятельница и астроном — люди преклонного возраста — восхищались силой и энергичностью Хосе.

— Он начал писать, — тихо проговорил Иосиф. Его шепот эхом прокатился по нефу. Все перекрестились. — Хосе, отведи Примия в келью Октавия.

Мальчика посадили на пол рядом с отцом, который даже не взглянул ни на сына, ни на людей, нарушивших его уединение. Магдалина побаивалась Октавия после надругательства над Марией и даже спустя годы дрожала в его присутствии. Она строго-настрого запретила девушкам приближаться к скрипторию. Теперь еду в келью приносили только молодые послушники. Магдалина всегда держалась в стороне от письменного стола, словно боялась, что Октавий может накинуться на нее и изнасиловать, как Марию.

Хосе положил перед Примием большой лист пергамента, а по краям поставил свечи.

— Дай ему перо, — поторапливал Паулин.

Обмакнув в чернила, Хосе занес перо над бумагой на уровне глаз Примия, будто приманивал котенка. Скатившаяся капля растеклась по листу уродливой кляксой. Мальчик вдруг схватил перо правой ручонкой, опустил кончик на бумагу и со скрипом начал выводить круги.

Буквы получались большие и неровные, но вполне разборчивые.

В-А-С-К-О

— Васко, — прочитал Паулин.

С-У-А-Р-И-Ш

— Васко Суариш… Португальское имя, — сказал Хосе.

Цифры тоже получились корявыми.

8 6 800 Mors

— Восьмое июня 800 года, — произнес вслух Паулин.

— Хосе, посмотри, пожалуйста, что сейчас пишет Октавий. Какой год? — попросил Иосиф.

Молодой монах заглянул через плечо Октавия.

— Последняя запись — седьмое июня 800 года!

— Господи Иисусе! — воскликнул Иосиф. — Отец и сын связаны между собой.

Все четверо переглянулись. На лицах плясали тени, отбрасываемые свечами на полу.

— Я знаю, о чем вы все думаете, — первой нарушила молчание Магдалина. — Но я никогда не соглашусь!

— Откуда тебе знать, Магдалина, если я сам не знаю, что думать! — ответил Иосиф.

— Прислушайся к своему разуму, Иосиф, — скептически заметила настоятельница. — Уверена, ты уже слышишь его голос.

Паулин возмущенно всплеснул руками.

— Хватит говорить загадками! Может быть, и нас посвятите? О чем разговор?!

Иосиф медленно поднялся, чтобы не закружилась голова.

— Давайте оставим мальчика наедине с Октавием. Ненадолго. Ничего страшного не произойдет. Я хочу, чтобы мы поднялись наверх, помолились и все спокойно обсудили.

В скриптории было теплее и уютнее, чем в сырой келье. Иосиф попросил всех сесть за письменный стол. Сам он устроился напротив Магдалины, а Паулин — напротив Хосе.

Аббат вспоминал о ночи, в которую родился Октавий, и о каждом значимом событии в жизни мальчика, чтобы удостовериться, что все присутствующие в курсе мельчайших подробностей. Затем он перешел к описанию биографии Примия вплоть до последних дней.

— Кто-нибудь из вас усомнился в том, что нам Богом предопределено сохранить священные манускрипты? Не ведаем мы их истинного предназначения, но Бог вверил нам, слугам своим из Вектисского монастыря, чудесные писания. Он наделил юношу Октавия, рожденного при странных обстоятельствах, даром — нет, обязанностью — записывать в хронологическом порядке, когда приходят на землю человеческие души и когда возвращаются к Создателю. Судьба человека — словно раскрытая книга. Манускрипты — доказательство могущества и всеведения Бога, и мы должны радоваться любви и заботе, которой он одаривает детей своих! — Слеза скатилась по щеке Иосифа. — Октавий — особенный, но все же смертный человек. Мы все думали: как и кем продолжится его работа? Теперь ответ известен… — Он замолчал, все кивнули в подтверждение его слов. — Я умираю.

— Нет, что вы! — воскликнул Хосе с волнением, будто сын, услышав о смерти отца.

— Да. Вы и сами понимаете… Стоит лишь взглянуть на меня. Я уже одной ногой в могиле, — продолжал Иосиф. Паулин положил ладонь на запястье друга. Магдалина в отчаянии заломила руки. — Паулин, ответь мне, разве ты не видел на одном из пергаментов запись об Иосифе с острова Вектис?..

— Видел, — еле слышно прошептал Паулин запекшимися губами.

— Ты, конечно же, знаешь дату моей смерти.

— Знаю.

— Скоро?

— Да.

— Надеюсь, не завтра? — пошутил Иосиф.

— Нет.

— Ну вот и хорошо. Я обязан позаботиться о будущем не только монастыря, но и Октавия, и библиотеки тоже. Хочу, чтобы вы знали: сегодня вечером я отправлю гонца к епископу с мольбами, чтобы после моей смерти он назначил сестру Магдалину аббатисой Вектисского монастыря, а брата Хосе — настоятелем. А тебя, брат Паулин, прошу служить им так же преданно, как мне! — Магдалина низко склонила голову, чтобы никто не увидел ее улыбки. Паулин и Хосе молчали, убитые горем. — Я должен сказать вам еще кое-что. Сегодня вечером мы создадим новый орден внутри Вектисского монастыря. Тайный орден, чтобы защитить и сохранить библиотеку. Мы четверо станем его основателями. Он войдет в историю как орден имен. Помолимся, дети мои!