Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе - Роберт Рождественский

Огромное небо

Об этом, товарищ,не вспомнить нельзя.В одной эскадрильеслужили друзья.И было на службеи в сердце у нихогромное небо —одно      на двоих.

Летали, дружилив небесной дали.Рукою до звезддотянуться могли.Беда подступила,как слезы к глазам, —однажды в полетемотор отказал.

И надо бы прыгать —не вышел полет.Но рухнет на городпустой самолет.Пройдет,не оставив живого следа.И тысячи жизнейпрервутся тогда.

Мелькают кварталы,и прыгать нельзя!«Дотянем до леса, —решили друзья, —

подальше от городасмерть унесем.Пускай мы погибнем,но город спасем».

Стрела         самолета                     рванулась                                  с небес.И вздрогнул от взрываберезовый лес!..Не скоро полянытравой зарастут…А город подумал:«Ученья идут…»

В могиле лежатпосреди тишиныотличные парниотличной страны.Светло и торжественносмотрит на нихогромное небо —одно      на двоих.

Полночь

Будь распят                на кресте распахнувшихся рук!Забывай.Забывайся.Терзайся и падай.Сердце         вырвалось.Бьется в тебе и вокруг.Жди оценки.Дрожи, будто школьник за партой…В сотый раз опрокинется мир молодой.Вновь покажутся молнией                                   черные ветки.Снова полночьзнакомо положит ладоньна горячие,на просветленные веки…Будет тихо.Потом —             ни с того ни с сего —ночь вздохнет                   тополиной                                  дурманящей ширью…

Кто —         до нас?Никого!После нас?Никого!Мир возник на секунду,                               чтоб мы в нем жили.

«– Отдать тебе любовь?..»

– Отдать тебе любовь?– Отдай…– Она в грязи…– Отдай в грязи.– Я погадать хочу…– Гадай.– Еще хочу спросить…– Спроси.– Допустим, постучусь…– Впущу.– Допустим, позову…– Пойду.– А если там беда?– В беду.– А если обману?– Прощу.– «Спой!» – прикажу тебе…– Спою.– Запри для друга дверь…– Запру.– Скажу тебе: убей!– Убью.– Скажу тебе: умри!– Умру.– А если захлебнусь?– Спасу.– А если будет боль?– Стерплю.– А если вдруг стена?– Снесу.

– А если узел?– Разрублю!– А если сто узлов?– И сто.– Любовь тебе отдать?– Любовь.– Не будет этого!– За что?!– За то, что не люблю рабов.

«Кому принадлежу?..»

Кому принадлежу?Принадлежутому, что преходяще                            и бесценно.И цифрам вычислительного центра,и весело орущему стрижу.Принадлежузакату и заре.Березе,ниспадающей в Онегу.Принадлежумедлительному снегу,рожденномув полночном фонаре.Дорожным разговорам по душам.Гостиницам величественно душным.Богам        поверженным.Богам        грядущим.Редакторским цветным карандашам.То званый,то ненужный, как нагар,принадлежу                удачам и уронам.Аэродромами пустым перронам.Друзьями в меру вежливым                         врагам.Живу.        Умею.                Знаю.                        И могу.

Терплю.           Вникаю.                      Верю и не верю.И все-такипринадлежу мгновенью,когда мне дочка говорит:                                 «Агу…»Принадлежупредчувствию вины.Ветрам          над непокрытой головою.Окопам,           захлебнувшимся травою.И обелискамзавтрашней войны.Еще принадлежу                       воде в горсти.Дню,рыжему от солнечных проталин,который так талантлив,так бездарени так высок,                что мне                          не дорасти…

В квадратик телевизора гляжу.Принадлежу                 и твистам, и присядкам.Принадлежу                 законам и присягам.А значит, и себепринадлежу.

«Мы живем в предвоенное время…»

Мы живем в предвоенное время.Предразлучное.Предпоходное…Не желаю,              чтоб подобреликомандиры наши пехотные.Танки,        тяжкие, как терпение,переваливаются на марше.И скрипят              ремни портупейные.

И ладонь —                в оружейном масле.Радиолы зовут напрасно.Полдень длится.И полночь длится.И Россия            глядит пристрастнов похудевшие наши лица.И отцы звенят орденаминад мерцаниемрюмок незвонких.Обо всем,             что случится с нами,вы прочтете в письмах.И сводках…У истории              неистошныйголос.Крики потонут в бездне…Над землею дальневосточнойходят тучи,               как в старой песне…Будет трудно?А что поделать?Будет смертно?А как иначе?..У шлагбаумов запотелыхтормоза визжат                    по-щенячьи.Тонет сумрак в дожде мгновенном.Козыряют нам часовые…

Не впервые               за послевоенным —предвоенное.Не впервые.

Старьевщик

Я помню,             как по Омску,годами убелен,толкал старик повозку:«Э-эй,        старье берем!!»

И становилось шумнои тесно от узлов.В пыли          валялись                      шубыи куклы без голов.Линялые рубахи,гнилые сапоги,заржавленные банки,без ручек утюги…Старик шутил умеючи,он был         навеселе.Позванивая мелочью,копался в барахле.Хватал         руками цепкими,всесильный,как закон,осматривал,                оценивали цокал языком.И над людьми                   галдящими,над латаным бельемнеслось егопротяжное:«Э-эй,        старье берем!!.»

А мне казалось:этовзывают времена.И существует где-тоособая страна.Страна,          где очень ценитсяненужное старье.Там церкви               в небо целятся,задумавшисвое.Там люди спят подолгу.Там каждый дом как склеп.Там продается толькозаплесневелыйхлеб.

Там плачут               и печалятся.Там учат,но покаучебники             кончаются,где Средние века.Там сполохи дрожащие.Там пыли —не трудись.Заместо красок —                        ржавчина.И моль —              заместо птиц.Там самолет                не видели.Там торжествует                      тьма.Там старые правители,сошедшие с ума.И, от приказа ежась,за месяц до войныво двор          пришел старьевщикшпиономтой страны.

«На Земле безжалостно маленькой…»

На Земле            безжалостно маленькойжил да был               человек маленький.У него была служба                          маленькая.И маленький очень портфель.Получал он зарплату                            маленькую…И однажды —прекрасным утром —постучалась к нему в окошконебольшая,казалось,война…Автомат ему выдали                           маленький.

Сапоги ему выдали                          маленькие.Каску выдалималенькуюи маленькую —по размерам —шинель.…А когда он упал —                           некрасиво,                                         неправильно,в атакующем крикевывернув рот,то на всей земле                      не хватило                                    мрамора,чтобы вырубить парняв полный рост!

Никто никому не грубит

В музее тепло и пустынно.Директор шагает со мной.«Вот эта большая картинанаписана            перед войной.И что нам особенно важно —показан          типичнейший быт…Названье еестранновато:«Никто          никому                    не грубит».

На лавке,как будто на троне,который всему                   научил,сидят,        неподкупные,троеспокойных и сильных мужчин.Надежда рыбацкой элиты,защита от всяких обид…Ставрида,винои маслины.Никто         никому                   не грубит.

И женщина сбоку.Непрочноее полушалок цветет.Чуть-чуть она даже                          порочна.Но это ей, в общем, идет!Над нею            мужская когортавершитсправедливейший суд.Сейчас они встанут                          и гордорешение произнесут.Мужские права обозначат.Поднимут бокалы вина.Они еще пьют                    и не знают,что все переменитвойна…Один,        орденами бряцая,вернется лишь в сорок шестом.Подастся другой в полицаи.Его расстреляют                       потом.А третий —                большой и довольный —под Харьковомбудет убит…И женщина               станет вдовою…

Никто        никому                 не грубит.

«Не стоит от себя бежать…»