Исчезнувшая - Гиллиан Флинн

— Я пришлю к вам домой своих юристов, — уверенно заявил Ранд, — и они докажут прямо противоположное: место преступления настоящее. Истина — штука гибкая, главное, выбрать правильного эксперта.

Но Ранд не знал о многом другом — о кредитной карточке, о страховке, о разлитой крови, о заявлениях «лучшей подруги мой жены» Ноэль Хоторн насчет моего характера: корыстолюбие, жадность, потенциальная угроза. Сегодня ее пригласили на вечернее «Шоу Эллен Эббот» — эти две стервочки обсудят свое отвращение ко мне перед зрительской аудиторией.

Но не все горожане шарахались от меня. На прошлой неделе дела нашего «Бара» резко пошли в гору. Сотни клиентов приходили выпить кружку пива и пожевать попкорна в забегаловке, принадлежащей Лэнсу Николасу Данну, потенциальному убийце. Пришлось Го нанять четырех помощников, чтобы управляться в баре, а однажды она сказала, что не может там находиться: нет никаких сил терпеть проклятых бездельников, этих вампиров, пьющих наше пиво и сплетничающих обо мне. Однако, рассуждала Го, деньги лишними не бывают.

Вот только Эми нет уже шесть дней.

К парку мы подъезжали в тишине, лишь Мэрибет барабанила пальцами по автомобильному стеклу.

— Почти что двойное свидание, — писклявым голосом, намекающим на истерику, сказал Ранд и хихикнул.

Ранд Эллиот, гениальный психолог, искушенный в чаяниях читателей автор, всеобщий друг, откровенно давал слабину. Практичная Мэрибет прибегла к самолечению — через строго отмеренные промежутки времени выпивала стопочку чего-нибудь крепкого. Это снимало стресс, но голова оставалась ясной.

Ранд же свою голову в буквальном смысле слова терял. Того и гляди, она подпрыгнет на плечах, как чертик из табакерки, — куку-у-у! Разговорчивость тестя достигла немыслимых пределов. Он до одури общался с каждым встречным, лез обниматься к копам, репортерам и волонтерам. Особенно доставалось нашему «связному» из гостиницы «Дэйз» — нескладному робкому парнишке по имени Донни. Ранду нравилось его поддразнивать и после признаваться в этом. «Донни, я над тобой просто подшучиваю», — говорил Ранд Эллиот, и лицо парня расплывалось в радостной улыбке.

«Может этот ребенок самоутверждаться где-нибудь в другом месте?» — ворчливо пожаловался я вчера Го.

Она ответила, что я просто ревную, — человек, ставший мне вместо отца, полюбил кого-то вместо меня.

Ну да, конечно.

Когда мы шагали к парку, Мэрибет похлопала Ранда по спине, а мне так сильно захотелось ощутить чье-либо дружеское прикосновение, что невольно вырвался полувздох-полустон, похожий на всхлип. Да, мне кто-то был нужен, но Энди или Эми, я понять не мог.

— Ник? — проговорила Го и протянула руку к моему плечу, но я отдернулся.

— Прости. Ерунда… Прости, — ответил я. — Минутная слабость. Даннам не к лицу.

— Ну ладно, без проблем, — кивнула Го и посмотрела вперед. — Даннам теперь многое не к лицу.

С того дня, как сестра узнала о моей «ситуации» — так она стала называть супружескую измену, — она держалась довольно холодно, взгляд был устремлен вдаль, с лица не сходила задумчивость. Я изо всех сил старался не обижаться.

В парке то здесь, то там я замечал корреспондентов с камерами. Не только с местных, но и с общенациональных каналов. Данны и Эллиоты обходили толпу по периметру. Ранд улыбался и кивал с видом важной шишки. Появились Бони и Джилпин, увязались за нами, как дружелюбные пойнтеры, быстро становясь привычными, точно старая мебель. Видно, так и было задумано. Ронда была в черной строгой юбке и серой полосатой блузке, — похоже, в этой одежде она являлась на все официальные мероприятия. Жидкие волосы она с двух сторон собрала при помощи заколок-пряжек.

«У меня была девушка — Бони Морони…»

Ночь выдалась жаркая и влажная, подмышки сыщицы превратились в темные смайлики пота. Бони радостно скалилась, будто вчерашних обвинений — а ведь копы обвиняли меня — вовсе не было.

Вместе с Эллиотами я поднялся по лесенке на шаткую временную сцену. Обернулся к сестре, та кивнула и изобразила глубокий вздох: не забывай дышать. Сотни пар глаз взирали на меня, щелкали фотоаппараты, слепили вспышки. «Не улыбайся, — сказал я себе. — Главное, не улыбайся».

С десятков футболок «Найдем Эми» мне улыбалась жена.

Го убедила меня выступить с небольшой речью: «Тебе нужно стать человечнее, и быстро!» Быть посему. Я направился к микрофону, который установили слишком низко, на уровне моего пупка. Несколько секунд я боролся со штуковиной, сумев поднять лишь на дюйм, — обычно такие заминки приводили меня в бешенство. Переведя дыхание, я наклонился и принялся читать с бумажки, которую подготовила Го.

— Моя жена Эми Данн пропала почти неделю назад. Я не в силах описать ту боль, которую испытывает наша семья, ту глубокую брешь, которую оставило в нашей жизни исчезновение Эми. Любовь всей моей жизни, сердце нашей семьи! Тем, кто еще не знаком с Эми, скажу, что она веселая, очаровательная, добрая. Она мудрая и теплая. Она моя верная подруга и надежная помощница во всем. — Пробежавшись взглядом по толпе, я как по волшебству обнаружил Энди и прочел на ее лице такое отвращение, что моментально уткнулся в бумажку. — Эми — женщина, рядом с которой я хотел бы состариться. И я знаю, что так оно и будет.

ПАУЗА. ВДОХ-ВЫДОХ. НИКАКИХ УЛЫБОК.

Го и в самом деле написала эти слова в шпаргалке.

«Так оно и будет, будет, будет…» Мой голос вырывается из динамиков и раскатывается эхом, и звуки стихают над рекой. Я старательно отводил глаза от места, где стояла Энди. В парке засиял сонм огоньков. Предполагалось совместить этот момент с минутой молчания, но детвора громко плакала, а один пошатывающийся бродяга вопрошал:

— Это чё тут, а? В честь чего?

Кто-нибудь шептал ему имя Эми, а тот лишь переспрашивал:

— Это чё?! В честь чего?

Ноэль Хоторн начала проталкиваться из середины толпы к сцене. Со всей тройней, разумеется. Один на руках, а остальные цепляются за юбку. Чада выглядели до нелепого крошечными для того, кто имел столь же крошечный опыт общения с детьми. Толпа расступалась, Ноэль с выводком направлялась прямиком к лесенке, глядя на меня снизу вверх. Я впился в нее недобрым взглядом — эта женщина оклеветала меня — и вдруг заметил увеличившийся в размерах живот. Опять беременна! У меня на секунду отвисла челюсть. Четверо детей! Господи!

Позже этот мой взгляд будут обсуждать, и большинство увидит в нем злость и страх.

— Привет, Ник! — Ее голос достиг низкого микрофона и раскатился над толпой.

Я схватил микрофон и попытался найти выключатель. Куда там!

— Я только хотела посмотреть тебе в глаза, — сказала Ноэль и расплакалась. Влажный всхлип пронесся над толпой, привлекая внимание. — Где она? Что ты сделал с Эми? Что ты сделал со своей женой?

«Женой, женой…» — эхом разлетался ее голос. Двое из тройни испугались и заныли.

Целую секунду Ноэль, пытаясь справиться с рыданиями, не могла говорить, а потом в ярости схватила стойку с микрофоном и сдернула со сцены. Я хотел было отнять, но спохватился — нельзя прилюдно вступить в борьбу с женщиной в платье для беременных, вдобавок окруженной тремя детьми. В поисках Майка Хоторна я забегал взглядом по толпе, но он куда-то запропастился. Ноэль развернулась, чтобы обратиться к собравшимся:

— Я лучшая подруга Эми!

«Подруга… друга… друга…»

Ее слова, смешиваясь с хныканьем детей, летели над парком.

— Несмотря на все мои усилия, полиция отказывается воспринимать меня всерьез! Поэтому я выскажу свои доводы нашему городу. Городу, который Эми любила, городу, который любил ее. Этот мужчина, Ник Данн, должен ответить на наши вопросы! Этот мужчина должен сказать всем нам, что он сделал со своей женой!

Бони проталкивалась вдоль сцены к Ноэль. Когда та повернула голову, их глаза встретились. Детектив выразительно чиркнула ладонью себе по горлу: прекращай болтать!

— Со своей беременной женой!

Бешеные вспышки фотоаппаратов затмили неяркие огоньки свечей. Стоявший рядом со мной Ранд издал странный не то визг, не то скрип — как будто с усилием провел пальцем по воздушному шарику. В толпе у моих ног Бони прижала пальцы ко лбу, как при острой мигрени. Окружающий мир представлялся мне стробоскопической сменой кадров, частота которых совпадала с моим пульсом.

Вот я высмотрел красное, искаженное, залитое слезами лицо Энди, не сводящей с меня глаз, и она выразительно шевельнула губами: «Засранец!» Повернулась и скрылась в толпе.

— Надо уходить, — шептала на ухо Го, внезапно оказавшаяся рядом, и дергала меня за рукав.

Вспышки слепили меня. Я стоял подобно монстру Франкенштейна, запуганному, загнанному оравой крестьян с факелами. Вспышки, вспышки…

Мы разделились на две группы. Я и Го рванули к автомобилю моей сестры, а Эллиоты с разинутыми ртами остались на сцене — спасайтесь сами. Репортеры не унимались, задавая один и тот же вопрос: