Мое открытие Москвы: Новеллы - Евгений Иванович Осетров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Творение Аввакума - венец московской литературы, наиболее полное художественное выражение бурного столетия, начавшегося царем Борисом - Смутой и закончившегося явлением Петра, прорубившего «окно в Европу».
Творения нарышкинских зодчих - венец московской архитектуры. Именно к сооружению в Филях летописец применил словесную формулу, которая считалась обязательной в исключительных случаях, когда речь шла о том, что почиталось из ряда вон выходящим: «Бя же та церковь вельми чудна высотою, красотою и свет-лостию, аки не бывало прежде сего на Руси».
Когда метровский поезд выскакивает из туннеля и глаз радует дневной свет, за окнами возникает силуэт неописуемой торжественной красоты, царящей над современным пригородным пейзажем. Ярусную постройку из четверика и восьмериков, полукруглые пристройки с главами и открытыми галереями, с пологими лестницами-сходами, с белоснежными каменными кружевами на красном не смогли сделать незаметными даже современные здания и все урбанистическое окружение. Церковь царит над местностью - единственная, изысканная, неповторимая. Мы можем только догадываться, каким видели этот венец века современники Полтавской битвы, когда цветами благоухали луга и дубравы за Москвой-рекой, когда звон колокола, помещенного в верхнем восьмерике, сливался с трелью бесчисленных жаворонков, когда белокаменное сооружение поднималось над просторами поймы, как бы подпирая небесную голубизну.
Люди хорошо знали о земных делах - трагических и кровавых, связанных с рождением красавицы церкви, что стоит неподалеку от речки Фильки. Теперь нам даже трудно представить, что снежные, выделяющиеся на фоне кирпича, карнизы, наличники и полуколонны - эхо начальных эпизодов петровского царствования. Именно об этой поре было сказано Пушкиным: «Начало славных дней Петра мрачили мятежи и казни». Достаточно вспомнить Хованщину (так иногда называют стрелецкое восстание 1682 года - по имени главы Стрелецкого приказа И. А. Хованского), когда Москва оказалась во власти стрельцов. Или припомним действия стрельцов в 1698 году, желавших возвести на престол Софью, находившуюся в заточении в Новодевичьем монастыре, попытку, конец которой так выразительно изобразил Суриков на своем полотне «Утро стрелецкой казни». В честь торжества Петра его дядя Лев Кириллович Нарышкин и возвел ликующий памятник в Филях, который, что и говорить, удался на славу.
Выдающийся знаток искусства Михаил Владимирович Алпатов сопоставил храм в Филях с другими сооружениями, в частности с храмом в Коломенском, возведенным еще в шестнадцатом столетии. «Храм XVI века пронизан могучим взлетом, порывистым движением, захватывающим дух величием, - пишет Алпатов. - Впечатление от церкви в Филях больше похоже на неторопливое восхождение, причем каждая отмеченная горизонтальным карнизом ступень подчеркивает остановки на этом пути кверху… Строитель церкви в Филях был чуток к тому пониманию эпической красоты и величия, которое в высокой степени было свойственно народному творчеству». Сравнивая церковь в Филях с барочными западноевропейскими сооружениями, исследователь отмечает, что зданию у берегов Москвы-реки чужды мучительное напряжение, усилия, экзальтация, которыми исполнены творения иноземных зодчих. И далее делается такое заключение: «В церкви в Филях наглядно выявилось народное представление о стройности, красоте и порядке. Ни в чем не чувствуется ни патетических преувеличений, ни вычурности, - все очень просто, разумно, естественно. Все это делает церковь в Филях шедевром русской архитектуры».
Поныне радует взор видимое далеко окрест старое сооружение, выделяющееся стройной красотой, сиянием белого на красном.
Мы, как нередко бывает, не знаем, кто возвел чудный храм, история умалчивает имя зодчего. Но нет сомнения, что он принадлежит к школе Якова Бухвостова, с именем которого и связано торжество «нарышкинского» стиля. В самом деле, если мы бросим беглый взгляд на надвратную церковь Солотчинского монастыря близ Рязани, то увидим, что почерк мастера из Филей поразительно родственно схож. Бухвостов любил покрывать кирпичные стены белокаменным убранством.
ЦЕРКОВЬ ПОКРОВА В ФИЛЯХ. XVII ВЕК.
Клио, муза истории, удержала в памяти, кроме имени царицына брата Льва Кирилловича Нарышкина, еще и подробности, связанные с участием в строительстве Петра. В благодарность за спасение во время стрелецкого мятежа он пожертвовал четыреста червонцев (огромная сумма!), употребленные строителями на золочение глав. О Филях вспоминал Петр и в воинском походе - он привез для московской красавицы сияющие витражи, и их поместили в оконных проемах здания.
Цветные стекла не уцелели - храм многое претерпел за три столетия. Но нельзя не быть благодарными Хроносу, которого изображали в виде старца с косою в руках: острие времени пощадило золоченую деревянную резьбу, которой был украшен храм внутри.
Ничто так близко не связано со сказкой, как деревянная резьба, издавна - с языческих времен. - процветавшая на Руси. К петровской поре магическое значение узоров и легендарных образов было почти забыто - мастера наслаждались игрой фантазии, приобретавшей под их резцом достоверность и убедительность. Деревянное узорочье придавало красоту жилью, особенно когда оно сочеталось с нарисованными на дверях яркими цветами, с печными изразцами, с кружевами и вышивками, - все было изготовлено собственными руками, дешево и удобно в быту. Резьбой любили украшать лодки и речные суда, - они напоминали сказочных водоплавающих птиц. В дни Петра мастера старательно выводили узоры на ботах, шлюпках и яхтах, которые любил - и сам принимал участие в их строительстве - молодой царь. Некоторое представление об этих лаконичных и выразительных линиях и масках дает сохранившийся до наших дней ботик Петра - знаменитый «дедушка русского флота».
Нарышкины возводили храм в Филях как своего рода парадное помещение, предназначенное для торжественных церемоний. Пришедший сюда должен был ощущать себя в райских кущах, где на золоченых ветках висят золотые яблоки… Был воздвигнут огромный - около двадцати метров - резной и золоченый иконостас, заполнивший собой храм, его внутреннее пространство. Затейливая виноградная лоза - привычная для такого рода сооружений - спускалась с верха, где в подкупольном воздухе она сливалась с настенной живописью. Изысканно легки и сделанные на южный манер ложи, рамы, перила из фигурных столбиков, точеных и покрытых позолотой… Не надо думать, что это орнаментальное великолепие было чистейшей воды украшательством. Нет, это не так. Лоза символизировала живую духовную связь тех, кто пришел в храм и стал частью целого, единого тела. Средневековый человек, даже если он не умел читать, прекрасно разбирался в символах и аллегориях, которые тогда любили.
Глядя
