Парадокс пениса. Уроки жизни из мира животных - Эмили Уиллингем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Клитор есть клитор
Представление о том, что клитор — это в своем роде женский половой член, — широко распространенное заблуждение, ловушка, в которую я попадала сама. Оно заманчиво, потому что и пенис, и клитор формируются из одних и тех же тканей генитального бугорка. Но эмбриональные ткани, из которых формируются руки и ноги человека, тоже одинаковы. Никто ведь не утверждает, что руки — это «ногоподобные придатки».
Однако ученые, кажется, ничего не могут с собой поделать. Возьмите любое описание женского клитора: орган, который «находится ниже передней спайки больших половых губ и представляет собой мясистую маленькую шишечку, напоминающую половой член». Вздох.
Чей клитор действительно похож на член, так это клитор гиены. Он очень крупный, и самки рожают именно через него. Родовой канал у гиен чрезвычайно длинный и имеет V-образную форму, а клитор часто рвется при родах, но, должно быть, все не так плохо, как звучит, потому что гиены продолжают с успехом размножаться.
Однако ученые чаще называют клитор гиены не «огромным клитором», а «большим псевдопенисом». Да, разумеется, ученые-мужчины. А теперь представьте, что наукой сотни лет заправляют женщины. Думаю, мы бы называли маленькие члены «короткими псевдоклиторами» или что-то в этом роде.
То же самое и с другими видами. Например, у самок некоторых кротов необычно большие и выступающие наружные половые органы, и за ними прочно закрепилось определение «пениформных»{109}. Дело в том, что в представлении таксономистов прошлого нормативным представителем вида был, как правило, именно самец. Именно самец рассматривался как носитель признаков, отличающих один вид от другого (хотя есть исключения, например, в случае с жуками и общественными насекомыми). Самка воспринималась как допустимый вариант нормы, и все особенности ее строения всегда рассматривались в контексте, заданном самцом. Биологи до сих пор так думают. И не только биологи.
Все, что связано с самцами, всегда оказывается на переднем плане. Даже если мы изучаем самок, мы смотрим на них через «самцовую» призму. Именно поэтому самки, их гениталии и репродуктивное поведение во многом остаются для нас, как выразилась Патриция Бреннан, загадкой.
«Женский пенис»
В 1984 г. Колин Остин (Банни) во введении к своей книге о гениталиях писал: «<В нашей работе> больше внимания уделялось мужским, а не женским особям потому, что самцы животных близкородственных видов демонстрируют более существенные и явные различия, нежели самки».
Странно не найти различий между вещами, которые даже не были исследованы.
Книга Остина вышла за год до фундаментальной работы Уильяма Эберхарда о половом отборе и роли в нем самок{110}. Даже такой новатор, как Эберхард (в 1985 г. тратить время на изучение самок и их полового поведения было новаторством), проводил четкую грань между животными, у которых есть интромиттум, и животными, у которых его нет. «Половые органы самок некоторых животных кажутся необычайно „агрессивными“ и походят на половые органы самцов, — писал он, — но в чем функциональный смысл этого сходства, нам пока неизвестно».
Эберхард признавал, что у самок некоторых животных — ладно, у самок четырех видов клещей — есть «копулятивные трубки». Но тем не менее для описания этих органов он по-прежнему использовал «самцовые» термины (он назвал их «внешними семяпротоками» по аналогии с семявыносящими протоками).
В 1985 г. мы еще не знали некоторых вещей. Вот почему Эберхард спокойно писал, что «интромиттумы могут быть только у самцов» и по крайней мере некоторые самки имели бы интромиттум, если бы животные разного пола спаривались с одной и той же целью и ожидали от оплодотворения одного и того же результата[190]. Он спрашивал: «Почему у самок не бывает интромиттирующих копулятивных органов?» и «Почему самки всегда получают и никогда не отдают гаметы?»
Согласно последним данным, ни то ни другое не соответствует действительности. Перед вами парад животных, которые слишком многочисленны и разнообразны, чтобы быть просто исключениями, подтверждающими правило.
Морские коньки
Сам Эберхард говорит о морских коньках как об исключении, которое подтверждает правило. Обложку первого издания его книги украшают именно они: влюбленная пара морских коньков, прижавшихся друг к другу и тесно сплетшихся хвостами. Эти необычные рыбки известны даже младшим школьникам тем, что потомство у них вынашивают самцы.
У самки морского конька есть специальная трубка, которую она использует для откладывания икры в кожистый карман на брюшке самца. Эта трубка называется яйцекладом. Самка, однако, не вставляет яйцеклад ни в какие гениталии, и технически карман самца не является внутренней структурой, потому что он периодически открывается на короткое время для забора морской воды. Гаметы самца попадают в этот карман из протока, расположенного выше, и должны сделать это как можно быстрее (на самом деле у них есть на это шесть секунд, или ничего не получится).
Исследователи пришли к выводу, что этот процесс не может считаться внутренним оплодотворением{111}. Это «внешнее оплодотворение, которое происходит во внутренней с точки зрения физиологии среде»{112}. Высвобождение сперматозоидов и отложение яйцеклеток происходят одновременно, что делает невозможной конкуренцию сперматозоидов. Шесть секунд, и готово.
Так что морские коньки не являются исключением из правил: они размножаются с помощью внешнего оплодотворения, и их гениталии не вставляются ни в какие другие гениталии. Что на самом деле демонстрирует наличие у самки морского конька яйцеклада, так это то, что использование трубки и принимающей полости помогает ограничить тех, кто еще может участвовать в олимпийских играх по бросанию своих гамет.
Рог изобилия
У некоторых клещей есть «копулятивные трубки», оснащенные специальными приспособлениями, которые помогают удерживать особей вместе во время спаривания. Вроде бы ничего необычного для членистоногих (у них совершенно другие представления о сексе). Но не все так просто.
Клещи, у которых есть эти приспособления, — ископаемые. Они залиты янтарем и входят в ныне полностью вымершее семейство, жившее в верхнем эоцене (примерно 37,2–33,9 млн лет назад). Это «исключительно хорошо
