Северное сияние - Филип Пулман

— Но кто же их послал?

— А ты не догадываешься? Для этого даже веритометр спрашивать не надо.

— Миссис Кольтер! — ахнула Лира.

— Конечно. Она ведь не только Севером занимается. В южных-то землях тоже полно всякой дряни творится. Я этих тварей в Марокко видел в последний раз. Пока злой дух у них внутри сидит, они несут смерть. Он не дает им остановиться, а выпустишь его наружу, так в нем такая злоба и сила разрушительная, что ничто живое перед ним не устоит. Убьет сразу.

— Но зачем они сюда прилетели?

— Ясно зачем, шпионили. Старый я дурак, как же это я тебя на палубу-то выпустил? Ты же все прочитала по веритометру, а я, болван, тебя сбил вопросами своими.

— Я поняла! — Голос Лиры звенел от возбуждения. — «Ящерица» означала воздух! Я увидела это, но значение не открывалось. Тогда я начала специально об этом думать и совсем сбилась.

— Вот оно что, — протянул Фардер Корам. — Теперь и мне понятно. Это, Лирушка, не ящерица, а хамелеон. Он, говорят, не пьет, не ест, одним воздухом живет, вот и означает «воздух».

— А слон? — недоуменно подняла брови девочка.

— Слон — это «Африка».

Лира и старец молча посмотрели друг на друга. Веритометр, этот всеведущий прибор, внушал им благоговейный ужас.

— Он нам все правильно подсказывает, — прошептала Лира, — а мы не слушаем. И что нам теперь с этим делать, а? — Девочка указала глазами на банку. — Его же, наверное, не убьешь никак.

— Не знаю, детка, не знаю. Попробуем поместить его в плотно закрытую банку и никогда не выпускать. Меня другое страшит. Их же двое было. Один-то ведь ушел. Значит, миссис Кольтер скоро узнает, что он тебя видел на палубе. И все я, дурень старый, виноват.

Он пошарил на полках и достал откуда-то жестянку из-под табака, небольшую круглую коробочку, сантиметров пятнадцать в диаметре, с плотно навинчивающейся крышкой. Вытряхнув из нее на стол шурупы и винтики, он тщательно обтер жестянку ветошкой и осторожно приступил к пересаживанию врага в новую темницу.

В какой-то момент отвратительная тварь сумела выпростать одну ногу и с невиданной силой попыталась приподнять и сбросить жестяную крышку, но Фардер Корам был начеку и скоро плотно закрытая коробочка стояла на столе.

— Как будем на корабле, я края-то запаяю, для прочности, — сказал старик, вытирая пот со лба.

— А разве у него завод не кончится?

— Был бы обычный механизм, то, ясное дело, кончился бы. Но я же тебе сказал, пружину сжимает злой дух, заводит ее. Дух этот вроде пленника, все время вырваться хочет. И чем больше бьется, тем сильнее на пружину давит. Ну все, давай-ка мы его уберем куда подальше, а то шуму от него…

Он поплотнее обмотал жестянку тряпками, чтобы хоть немного приглушить беспрестанное злое жужжание, и сунул сверток в рундук у себя под койкой.

Уже совсем стемнело. Лира видела в иллюминаторе приближающиеся огни Колби. Ночной воздух, казалось, разбух от влаги. К тому времени, как они пришвартовались у причала возле Коптильного рынка, очертания всех предметов вокруг стали размытыми и какими-то текучими. Ночь набросила свое переливчатое жемчужно-серое покрывало на подъемные краны и портовые склады, на деревянные ларьки и бесчисленные кирпичные трубы, усеявшие крышу гранитного здания, которому Коптильный рынок был обязан своим названием. Здесь действительно денно и нощно в духовитой дымке от дубовых углей томились и покрывались смугло-золотистой корочкой рыбины. Казалось, самые булыжники мостовой источали аппетитный запах копченой сельди, скумбрии или трески, а густой влажный воздух можно было резать ножом и есть.

Сейчас по этой мостовой шла закутанная в клеенчатый дождевик Лира. Приметные пшеничные косички были упрятаны под сползающий на нос капюшон. Слева от девочки хромал Фардер Корам, справа — рулевой. Все три альма были начеку, ведь враги могли появиться отовсюду: вынырнуть из-за угла, напасть сзади, подкрасться неслышными шагами.

Однако, кроме них, на улицах не было ни души. Все добропорядочные жители Колби в такой поздний час сидели по домам возле раскаленных докрасна печек и грелись можжевеловой водкой.

Первым человеком, которого они встретили на подходе к порту, был Тони Коста, охранявший ворота.

— Ну, слава тебе господи, хоть вы добрались, — лихорадочно шептал он, пропуская Лиру и ее спутников. — Слыхали, Джека Верхувена подстрелили, лодку его потопили. Мы же про вас не знали ничего, беспокоились. Джон Фаа уже на борту, минуты до отплытия считает.

Корабль показался Лире огромным, как дом. Сколько там всякого разного: и рубка, и капитанский мостик, и кубрик на баке, и массивная лебедка, нависшая над затянутым парусиной люком… Желтый свет иллюминаторов, белые огни на верхушках мачт, какие-то люди, снующие по палубе…

Забыв про Фардера Корама, Лира взлетела вверх по деревянным сходням. Как тут интересно! Пантелеймон, обернувшись макаком, лихо полез вверх на лебедку, но девочка мигом призвала его к порядку. Фардер Корам уже ждал их в кают-компании.

Узкая лестница в несколько ступенек привела их в небольшой салон, где Джон Фаа о чем-то негромко толковал с Николасом Рокеби, тем самым цаганом, в ведении которого находился корабль. Цаганский король все делал обстоятельно, так что Лире пришлось попереминаться с ноги на ногу и подождать, пока старшие все выяснят про высоту прилива и про фарватер. Закончив разговор, Джон Фаа повернулся к девочке и Фардеру Кораму.

— Ну, наконец-то, — сказал он. — Вы, наверное, уже слышали о наших невеселых делах. Джек Верхувен убит. Тех, кто был с ним, схватили.

— Нам тоже похвастаться нечем, — грустно покачал головой Фардер Корам.

Выслушав его рассказ о столкновении с летучими тварями, Джон Фаа сокрушенно вздохнул, но ни единым словом не упрекнул старика и девочку.

— Где эта мерзость? — спросил он.

Фардер Корам осторожно положил жестянку из-под табака на стол. Бешеное жужжание буквально разрывало стенки коробочки, не давало ей спокойно стоять на месте.

— Слышал я об этих дьяволах заводных, — сказал Джон Фаа, — а вот видеть не приходилось. Ни приручить, ни использовать его не получится. Может, гирьку свинцовую привязать да за борт? Тоже нельзя. В один прекрасный день жестянка эта проржавеет, тварь наружу вырвется и найдет свою добычу, из-под земли достанет. Нет уж, видно, придется нам зубы сцепить, да глаз с него не спускать.

Поскольку Лира оказалась на борту единственной особой женского пола (Джон Фаа, по зрелому размышлению, решил женщин не брать), ей полагалась отдельная каюта. Ну, может, «каюта» — это громко звучит: всего лишь узкая комнатка в одно окошко (ведь не скажешь же «в один иллюминатор», даром что корабль!), где место было только для койки. Девочка мигом сунула свои пожитки в рундук и помчалась на верхнюю палубу, чтобы сказать Англии последнее прости. Правда, когда она туда прибежала, сказать «прости» удалось в основном английскому туману, берега просто не было видно.